— А я-то всегда считал, будто писатели ведут образ жизни Райли.[19] В любом случае я рад, что сумел вас застать.

«Вот оно, начинается».

— Я не видел вас с воскресенья. Как вам понравился Чичеринг?

«Нет, еще не началось».

— На редкость искренний и серьезный проповедник.

— Да, ха-ха! Очень одухотворенный человек. Немного напоминает моего отца. — Уолферт неодобрительно усмехнулся. — Хотя папа был фундаменталистом. Он частенько пугал Дидриха и меня до дрожи в коленках. Но я что-то заболтался, как будто у нас других дел нет. — Уолферт понизил голос, склонив на сторону свой взбитый на голове кок, и торопливо произнес: — Вы не желаете с нами позавтракать, мистер Квин? Вы ведь не обедали с нами прошлым вечером, и я подумал…

— И сегодня утром у вас какое-то особенное меню, мистер Ван Хорн? — засмеялся Эллери.

К его ужасу, Уолферт подмигнул:

— Совершенно особенное.

— Яйца с бенедиктином?

Уолферт застонал от удовольствия и похлопал себя по карманам.

— Как вы хорошо сказали! Нет, нечто иное и гораздо, гораздо лучшее.

— Тогда я обязательно приду.

— Лучше я вам сначала намекну. Мой брат — занятный простачок. Он терпеть не может формальности. Чтобы заставить его выступить с речью, надо иметь не меньше оснований, чем для вызова наряда полиции штата. Ну как, догадались?

— Нет.

— Тогда переодевайтесь поскорее и присоединяйтесь к нам, Квин. Это будет настоящий цирк!

Эллери совершенно не разделял его восторга.

За завтраком Уолферт Ван Хорн холил и лелеял свою тайну. Он хихикал и обменивался с братом туманными замечаниями, словом, вел себя столь несвойственно его злобной натуре, что даже Говард, увязший в болоте собственных проблем, обратил на это внимание и удивленно поинтересовался:

— Что это с ним случилось?

— Ну, сынок, — сухо откликнулся Дидрих. — Дареному коню в зубы не смотрят.

Все рассмеялись, а Уолферт громче других.

— Не скрытничайте, Уолферт, — с улыбкой проговорила Салли. — Откройте свой секрет.

— Что я должен открыть? — с невинным видом переспросил Уолферт. — Ха-ха.

— Не подгоняй его, дорогая, — посоветовал ее муж. — Уолф так редко позволяет себе смеяться.

— Ладно, вы меня убедили, — сдался Уолферт и снова подмигнул Эллери. — Я утолю твою печаль, Дидрих.

— Мою? Но я же пошутил.

— А теперь прошу внимания.

— Все тебя ждут.

Его слушала Салли. И Говард. За столом воцарилось молчание. Бег на месте, когда некого преследовать.

— Как по-твоему, Дидрих, куда ты пойдешь вечером?

— Пойду? Разумеется, домой, черт возьми.

— Неверно. Салли, — обратился к ней Уолферт, взмахнув чашкой, — налейте мне еще кофе.

Салли налила ему, как всегда, чуть дрожащей рукой.

— Ну, прекрати, — пробурчал Говард. — К чему эти тайны и церемонии?

— Что же, Говард, ты тоже к ним причастен. Ха-ха-ха!

— Все в порядке, сынок, — успокоительно произнес Дидрих. — Хорошо, хорошо, Уолф. И куда же я пойду сегодня вечером?

Его брат оперся костлявыми руками о стол, отпил глоток кофе, отставил чашку и робко поднял указательный палец.

— Я не собирался вам сегодня говорить… до поры до времени.

— Тогда не говори. — Дидрих поспешно отодвинул стул.

— Но уж больно хороша новость. Грех ее скрывать, — столь же поспешно добавил Уолферт. — Да ты и так ее узнаешь сегодня утром в офисе. Они направят делегацию, чтобы тебя пригласить.

— Пригласить меня? Куда, Уолф? Для чего? Какую делегацию?

— Там будут все старушки из комитета музея искусств — Клэрис Мартин, Герми Райт, миссис Дональд Маккензи, Эми Дюпре и прочие из этого выводка.

— Но почему? И куда они хотят меня пригласить?

— Сегодня у нас вечеринка.

— Что за вечеринка? — не без тревоги осведомился Дидрих.

— Брат, — ликующе заявил Уолферт, — ты говорил мне о своих надеждах на комитет. И считал, что они не станут поднимать шум из-за твоих пожертвований. Что же, сэр, сегодня вечером вы будете почетным гостем на грандиозном банкете в центральном бальном зале «Холлиса». На торжественном обеде в честь покровителя всех искусств, благодетеля культуры или чего там еще, человека, который сделал возможным создание музея искусств, — Дидриха Ван Хорна. Гип-гип-ура.

— Торжественный обед, — негромко повторил Дидрих.

— Да, сэр. Сур и рыба, тосты и труды. Сегодня вечером Ван Хорны станут достоянием общественности. Великий человек — посередине, его красавица жена — справа, а его талантливый сын — слева. И все разоблачены! — Уолферт опять рассмеялся, и его смех был похож на рычание. — Хотя и пытаются сохранить форму. Кстати, раскрою тебе секрет. — Он снова принялся подмигивать. — Это я уговорил их устроить обед…

К счастью, Дидрих отреагировал в полном соответствии со своим характером, подумал Эллери. Его уныние и радость Уолферта усилили внутреннюю борьбу Салли, в ее глазах улавливался страх загнанного зверя, а Говард сидел выдвинув челюсть и никак не мог закрыть рот.

Эллери тоже ощутил некоторую слабость.

Дидрих уже не переспрашивал меланхолическим тоном, а рвал и метал — да будь он проклят, если на это согласится, — и они его не трогали. Однако Уолферт выдвигал свои аргументы — устройство банкета, заказанный обед, торжественное приглашение. Тем временем Салли и Говард сумели оправиться от растерянности.

Итак, все завершилось. Дидрих поднял руки и повернулся к Салли:

— Как я понимаю, нас победили, дорогая. Впрочем, здесь есть одно преимущество, и оно позволит тебе показаться во всей красе. Надень свое бриллиантовое ожерелье, Салли. То, что я тебе подарил.

Салли нашла в себе силы улыбнуться и ответила:

— Хорошо, дорогой, — подставив ему лицо для поцелуя, словно перспектива надеть ожерелье, лежащее сейчас в сейфе у Дж. П. Симпсона, восхитила ее, как ничто в мире.

Дидрих и Уолферт уехали, а трое конспираторов остались в столовой. Пришла Лаура и начала убирать посуду со стола. Салли покачала головой, и Лаура удалилась, хлопнув дверью.

— По-моему, — наконец предложил Эллери, — нам лучше куда-нибудь пойти.

— Ко мне в студию. — Говард неловко поднялся.

Наверху Салли не выдержала и дала волю чувствам. Ее тело тряслось в судорогах. Мужчины не проронили ни слова. Говард стоял, широко расставив ноги, в нем почти ничего не осталось от прежнего Говарда. Эллери расхаживал взад-вперед вокруг маленькой статуи Юпитера.

— Простите. — Салли высморкалась. — Кажется, у меня особый талант — совершать одну ошибку за другой. Говард, как же нам теперь поступить?

— Хотел бы я знать.

— Как будто нас хотят наказать. — Салли вцепилась в подлокотники кресла и устало проговорила: — Не успеешь выбраться из одной ловушки, как попадаешь в другую. Комическая ситуация. Я бы и сама посмеялась, случись это с кем-нибудь еще. Мы — просто пара жуков, пытающихся вылезти из спичечного коробка. Ну, как я смогу объяснить, куда девалось мое ожерелье?

Эллери не стал говорить, что ей следовало бы задать себе такой вопрос, когда она решила заложить драгоценности в ломбард.

— Я думала, у меня хватит времени. — Она вздохнула. — Думала, что в будущем сумею его выкупить. И вот как все повернулось. Слишком быстро…

«Да, — мелькнуло в голове у Эллери, — в этой ситуации ощутимо какое-то давление. Давление событий, стремительно сменяющих друг друга. Они словно взгромоздились на узком клочке пространства, неспособном их вместить. И нужно что-то сделать. Необычный характер давления. Необычный характер. — Он мысленно твердил эту фразу, пока его сознание не зафиксировало настойчивые повторы. — Необычный…»

Говард тоже что-то бубнил себе под нос. Отнюдь не воодушевляющее.

— О чем ты, Говард?

— Не имеет значения, — отозвалась Салли. — Говард полагает, что, может быть, мне стоит сказать, будто бриллиантовое ожерелье лежало в японской шкатулке и его украли в июне вместе с другими драгоценностями.