Под его командой меньше сорока человек, этого едва хватает для управления кораблем и слишком мало для боя. Если они снова встретятся, Канюк сможет отправить на палубу «Золотого куста» сто человек. Чтобы иметь возможность защищаться, тем более предлагать свою службу Пресвитеру, надо найти матросов.
Внимательно изучая карты, он видел очень мало портов, где мог бы нанять опытных моряков. Большинство этих портов контролировали португальцы или голландцы, там не станут приветствовать английский фрегат, особенно если его капитан собирается переманивать моряков.
Англичане пока не заходили сколько-нибудь крупными силами так далеко. В Индии у нескольких купцов есть фактории, но они во власти Великого Могола, к тому же, чтобы добраться до них, нужно на несколько тысяч миль отклониться от намеченного курса.
Хэл знал, что на юго-восточном берегу длинного острова Святого Лаврентия, известного также как Мадагаскар, у французских рыцарей Ордена Священного Грааля есть безопасная пристань, которую они называют Форт-Дофин. Если он приплывет туда как рыцарь английского Ордена, его ждет радушный прием, но и только; разве что по редкому стечению обстоятельств какой-нибудь корабль потерпит крушение и его экипаж окажется в порту без работы. Однако, решил он, придется рискнуть и сначала направиться в Форт-Дофин, и поэтому проложил курс на остров.
Корабль шел на север, и Африка все время оставалась с левого борта. Иногда земля была лишь дымкой на горизонте, в других случаях она оказывалась так близко, что ощущались ее запахи. Пахло перцем и плодородной почвой, словно только что прожаренным сухарем.
Часто Джири, Матеси и Киматти стояли у поручня, показывая друг другу на зеленые холмы и кружевную полоску прибоя, и негромко разговаривали на языке лесов. В тихие часы Аболи поднимался на мачту и смотрел на землю. Спускался он с выражением печали и одиночества.
День за днем не было ни следа других людей. Ни городов или портов на берегу, ни паруса на море, не было даже каноэ или дау у берега. И только менее чем в ста милях к югу от мыса Святой Марии, самой южной точки острова, они увидели другой парус. Хэл повернул корабль на четверть румба и приказал зарядить кулеврины и зажечь фитили, потому что здесь, за Линией, он не доверял ни одному кораблю.
Когда они были почти в пределах слышимости от незнакомого корабля, тот вывесил флаги. Хэл с радостью увидел английский флаг и вымпел с крестом Ордена на верхушке мачты. Он ответил теми же флагами, и оба корабля оказались в границах слышимости.
– Какой корабль? – спросил Хэл и услышал ответ:
– «Роза Дурхема». Капитан Уэллс.
Это был торговый корабль, каравелла с двенадцатью пушками с каждого борта.
Хэл спустил шлюпку и отправился на каравеллу. У трапа его встретил поджарый невысокий капитан средних лет.
– In Arcadia habito.
– Flumen sacrum bene cognosco, – ответил Хэл, и они обменялись условным пожатием, принятым у рыцарей Храма. Капитан Уэллс пригласил Хэла в свою каюту, они выпили кувшин сидра и обменялись новостями. Четыре недели назад Уэллс отплыл с грузом тканей от английской фактории близ Мадраса на восточном берегу Индии. Он собирался обменять эти ткани на рабов на Гамбийском берегу Западной Африки, а потом через Атлантический океан плыть в Карибское море, поменять рабов на сахар и вернуться в Англию.
Хэл расспросил, можно ли нанять моряков на Карнатике – участке индийского побережья от Восточных Гат до Коромандельского берега, но Уэллс покачал головой.
– Вам стоит далеко обогнуть этот берег. Когда я отплывал, во всех деревнях и факториях свирепствовала холера. Любой, кого вы возьмете на борт, может принести с собой смертельную болезнь.
Хэл похолодел при мысли о том, какой ущерб способна нанести болезнь его и так малочисленному экипажу, проникнув на борт «Золотого куста». Он не может рисковать, посещая порты, где она свирепствует.
За второй кружкой сидра Уэллс сообщил Хэлу первые надежные сведения о конфликте на Великом Африканском Роге.
– Младший брат Великого Могола Садик Хан Джахан прибыл на побережье Рога с огромным флотом. К нему присоединились войска Ахмеда Эль-Гранга, который называет себя Леворуким, короля оманских арабов, владеющего островами, граничащими с империей Пресвитера. Эти двое провозгласили джихад – священную войну – и, как буря, обрушились на христиан. Они взяли штурмом и разграбили порты и города на побережье, сжигая церкви и оскверняя монастыри, убивая монахов и праведников.
– Я намерен предложить свои услуги Пресвитеру, чтобы помочь ему сражаться с язычниками, – сказал Хэл.
– Это новый крестовый поход, и ваше намерение благородно, – похвалил Уэллс. – Святые отцы в эфиопском городе Аксуме и в укрытых в горах монастырях хранят много священных реликвий христианства. Если они попадут в руки язычников, для христианства настанет поистине печальный день.
– Если вы сами не можете принять участие в этом святом деле, не уступите ли мне десяток своих людей? Мне очень не хватает добрых моряков, – спросил Хэл.
Уэллс отвел взгляд.
– Меня ждет долгое плавание. Экипаж может понести тяжелые потери на малярийных берегах Гамбии и при переходе через Атлантику, – ответил он.
– Подумайте о своих обетах, – настаивал Хэл.
Уэллс заколебался, потом пожал плечами.
– Я соберу экипаж, и вы можете обратиться к нему и призвать добровольцев присоединиться к вашему делу.
Хэл поблагодарил его, понимая, что Уэллс ничем не рискует. Мало кто из матросов после двухлетнего плавания откажется от своей доли прибыли и перспективы скорого возвращения домой ради военной помощи иноземному правителю, даже христианину. Всего два человека откликнулись на призыв Хэла, и Уэллс был доволен тем, что избавляется от них. Хэл догадывался, что эти люди – источник неприятностей, но привередничать не приходилось.
Прежде чем они расстались, Хэл протянул Уэллсу два письма, зашитых в парусину, с отчетливо написанными адресами. Первое было адресовано виконту Уинтертону: Хэл подробно излагал обстоятельства убийства капитана Левеллина и объяснил, как завладел «Золотым кустом». Он давал обязательство командовать кораблем в соответствии с первоначально заключенным договором.
Второе письмо он направил своему дяде Томасу Кортни в Хай-Уэлд, сообщая о смерти отца и о том, что он, Хэл, унаследовал титул. Он просил дядю управлять имением от его имени.
Когда он наконец попрощался с Уэллсом, двое моряков вместе с ним отправились на «Золотой куст». С полуюта Хэл следил, как паруса «Розы Дурхема» исчезают за южным горизонтом, а через несколько дней на севере перед ним поднялись холмы Мадагаскара.
В тот вечер Хэл, что уже вошло у него в привычку, к концу второй полувахты прошел на нос, чтобы отметить положение на путевой доске и поговорить с рулевым. У основания грот-мачты его ждали три темные фигуры.
– Джири и остальные хотят поговорить с тобой, Гандвейн, – сказал Аболи.
Он остановился у наветренного борта, и негры окружили его. Первым заговорил Джири, на языке леса.
– Я был мужчиной, когда работорговцы забрали меня из дома, – негромко сказал он Хэлу. – Я был уже достаточно взрослым, чтобы лучше остальных запомнить землю своего рождения.
Он показал на Аболи, Киматти и Матеси, и все трое согласно кивнули.
– Мы были детьми, – сказал Аболи.
– В последние дни, – продолжал Джири, – когда я почувствовал запах земли и снова увидел зеленые холмы, старые, давно забытые воспоминания вернулись. Теперь я уверен, что смогу найти дорогу к большой реке, на берегах которой жило мое племя, когда я был ребенком.
Хэл некоторое время молчал, потом спросил:
– Зачем ты говоришь мне это, Джири? Ты хочешь вернуться к своему народу?
Джири колебался.
– Это было очень давно. Мои отец и мать мертвы, их убили работорговцы. Мои братья и друзья детства также ушли, их в цепях увели в рабство. – Он опять помолчал, потом продолжил: – Нет, капитан, я не могу вернуться. Теперь ты мой вождь, как был твой отец, а это мои братья.
