– Ну куда ты, крошка? – говорю я и становлюсь на четвереньки: уж очень он мне нравится, этот краб!

Крошка краб ждет, когда я подползу поближе, и опять отбегает. Он просто издевается надо мной! И я вновь и вновь устремляюсь к нему, бойко перебирая по песку руками и ногами, оставляя на песке такие следы, которые повергли бы в недоумение любого зоолога. Наконец краб, замешкавшийся в этот момент у дохлой рыбки, попал целиком в кадр, и я нажимаю на спусковую кнопку.

Теперь – лес. Прыгая с камня на камень, я быстро добираюсь до плотной стены деревьев и кустарников. Кокосовые пальмы стоят так плотно друг к другу, что я с трудом втискиваюсь в заросли и останавливаюсь в нерешительности перед колючим, в пламени громадных красных и фиолетовых цветов кустом. Над цветами порхают большие, в две ладони величиной, желтые бабочки, а за кустом тихо переговариваются мартышки и вскрикивает какая-то птица.

«Вперед!» – говорю я себе и поднимаю ногу. Поднимаю и боюсь опустить – под кустом ползет оранжевая, в продольную полосочку змейка. Я поспешно отступаю к берегу.

У камней меня дожидается Виктор.

– Чего это ты на четвереньках бегал? Парторг судна, солидный, бородатый мужчина – и на четвереньках! Я вот расскажу коммунистам. Ну ладно, пойдем-ка. Тут я небольшую бухточку нашел, поныряем...

Бухта. От океанских волн ее защищают несколько больших обломков скал, торчащих из воды, как блестящие зеленые спины каких-то морских чудовищ. С высокого берега вся бухта как на ладони. Сквозь прозрачную воду видны покрытые водорослями камни, между ними – небольшие участки песка, разрисованные дрожащими солнечными бликами.

Неуклюже ступая ластами по осклизлым валунам, мы входим в воду. Местные любители подводного спорта редко заглядывают в эту бухту: она для них, наверно, давно пройденный этап. Здесь нет ни роскошных кустов кораллов, ни гигантских скатов-хвостоколов, ни большущих окуней и крупных моллюсков с красивыми раковинами. Для нас же любой обитатель бухточки – приятный незнакомец, познакомиться с которым поближе – наша цель. Все дальше и дальше мы уходим от берега. Вода, наконец, достигает груди, подбородка. Мы ныряем, и необыкновенный мир открывается нашим глазам. Чуть шевеля ластами, мы как будто летим над неглубоким дном. Иллюзию полета подчеркивает и совершенно прозрачная вода, позволяющая отчетливо видеть все, что происходит на дне и кругом нас. Как живые, колеблются невысокие водоросли, сине-зелеными лесами поднявшиеся над обломками скал. Среди них, вспыхивая серебряными зеркальцами, мелькает стайка мелких рыбешек, а невдалеке от них, встав торчком, сама очень похожая на водоросль, притаилась рыба-свистулька. У нее длинная, в одну треть всего тела, голова с маленьким ртом на конце и большие, внимательные глаза. Свистулька будет долго ждать, пока какая-нибудь рыбешка не подплывет поближе, и тогда... А стайка рыб покрупнее проплывает у самой поверхности воды. Их светлые брюшки совершенно сливаются с водой, и рыбы кажутся прозрачными. Обхватив лучами-руками упругий кустик водорослей, трудится над своей добычей офиура – «голова Горгоны». Ее руки, отходящие от дисковидной пластинки в центре тела, раздваиваются, а каждый из раздвоившихся отростков разделяется еще на три луча, внешним видом напоминающих щупальца. Те, в свою очередь, многократно дробятся, превращаясь в сложную систему тонких гибких рук-щупалец. Раскинувшись по водорослям, эти руки подстерегают мелкую рыбешку, некрупных крабов, рачков. На этот раз в сложное сплетение щупалец попалась рыбка. Из клубка упругих, гибких рук торчит лишь одна ее голова с разинутым ртом и выпученными глазами. По песку, оставляя следы-точечки, спешит куда-то морской еж. Он передвигается, как на ходулях, на своих твердых иглах. Тело у ежа шарообразное, покрытое твердым панцирем, на котором находятся бугорки. К бугоркам подвижно прикреплены направленные в разные стороны иголки. Снизу у животного – рот с пятью белыми острыми зубами. Ими еж захватывает и перегрызает водоросли и некрупных малоподвижных донных животных.

Около мелких кораллов, каменистыми кустиками выросших на обломках скал, плавают несколько мелких спинорогов и рыбка-хирург. Спинороги ярко раскрашены в зеленый, синий и желтый цвета; они совершенно сливаются с таким же ярким фоном. Светло-шоколадный «хирург» никого не боится – он подплывает к нам и посматривает на нас своими янтарными, с черным зрачком глазами. На хвостовом стебле у «хирурга» виднеется ярко-желтое пятно. Оно как предостерегающий знак – трогать нельзя! Там у рыбки – два кинжальчика, упрятанных в углубления, как в ножны. Эти кинжалы очень острые. Они наносят глубокие, болезненные раны каждому, кто осмелится напасть на рыбу.

Тут же на отмели, сверкая в лучах солнца, как драгоценные камни, резвятся мальки. Вдруг они прыскают в разные стороны. В чем дело? Виктор толкает меня в плечо. Я поворачиваю голову вправо – и замираю: к нам... летит крупная рыба. Да, такое впечатление – не плывет, а именно летит, очень медленно, неторопливо, но летит! У рыбы почти черная спина, большие треугольные плавники-крылья и длинный тонкий хвост. Своими величественными, неторопливыми движениями рыба напоминает летящего орла. Это скат-орляк, над которым так потешались наши матросы, назвав его «тетей Полей». Скат «пролетел» мимо и скрылся где-то у скал.

Мы ныряем до полного изнеможения, до шума в ушах, до красных кругов в глазах. Наконец покидаем бухту, долго лежим на песке и смотрим в синее небо, где широкими кругами летает гриф.

...Вечером к нам на теплоход приходит высокий, широкоплечий мужчина в белой форме с черными погончиками, на которых изображен трезубец и три буквы «П», «Р» и «Л». У него под мышкой – папка с фотографиями, на плече – фотоаппарат. Вместе с ним на палубу судна поднимается худощавый парень со светлыми скандинавскими глазами и рыжеватой бородкой на смуглом лице. Одет парень весьма странно: на угловатых плечах – пестрая рваная рубашка, короткие брюки, подпоясанные широким ремнем, на ногах – самодельные, на деревянной подметке сандалии. Рукой он придерживает подвешенную к поясу большую литровую бутыль, оплетенную веревками.

Мужчина в белом берет под козырек и улыбается мне – это Анджей Драпелла, первый штурман польского теплохода «Свидница». Мы познакомились с ним вчера в городе; там Анджей снимал кинокамерой уличный суд: судья, пожилой, с сединой в волосах, весь морщинистый, как печеное яблоко, старик в присутствии жителей улицы судил уличную тетку-склочницу.

Мы проходим в каюту. Анджей отлично говорит по-русски; он несколько раз был в Ленинграде, совершил туристскую поездку по Советскому Союзу. В море? Да, он уже шесть лет плавает по всем морям и океанам земного шара. И всюду его сопровождают кинокамера и мотоцикл «Ява», хранящийся на пароходах в трюме. А в портах, отстояв вахту, он садится на мотоцикл и мчится с кинокамерой в джунгли, в рыбацкие деревушки, снимает природу, людей. Да вот, смотрите! Анджей открывает папку – в ней сотни фотографий: отличные, интересные снимки. Африканская саванна, и на переднем плане – стадо жираф. Грифы на трупе зебры. Крокодилы. Двое лежат, как бревна, а третий приподнялся и смотрит в объектив.

А вот снимки, сделанные в Италии: демонстрация рабочих с плакатами: полиция поливает демонстрантов из специального бронированного автомобиля сильными струями воды. А это что? На камнях мостовой лежит девушка, руки раскинуты в стороны, красивое лицо, черные густые волосы... В стороне валяется портфель.

– Это? Это я снимал на острове Сицилия... Учительница, она чем-то не понравилась бандитам из мафии, и они убили ее.

Еще снимок: на улице в тени спят на спинах «звездой» – ноги в разные стороны, голова к голове – пятеро. Лиц не видно. Лица покрыты красочным плакатом: красивая женская головка, и под ней надпись через весь плакат: «Греция – преуспевающая страна!»

– Безработные, – поясняет Анджей, – бывшие рабочие небольшого тукового завода. Капиталисты закрыли завод, рабочих выбросили на улицу.

Вскоре наши новые знакомцы уходят. Уже поздно.