Она не заметила, что машина назвала ту женщину Натальей, как бы разыгрывала вариант Наташиной судьбы: Кот что будет с тобой, если ты по расчету выйдешь замуж за сына сегодняшнего владельца этого кабинета с глобусом, усядешься на его плечо. Пожалуй, эта Наталья не была точной копией ни живой Наташи, ни экранной жены Геннадия. Машина расщепила образ, как Стивенсон расщепил своего героя на доктора Джекилла — доброе начало и Хайда — скрытое в душе его зло.

Так и тут была расщеплена Наташа: одна — беззаветно любящая, другая — взвешивающая, прислушивающаяся к разумным советам мамы, старшей сестры и Сергея.

Наталья удалилась, а на экране появилась Наташа — сухонькая, почти совсем седая, с грустными глазами и опущенными плечами, уже не натянутая как струна — согнувшаяся.

Сергей вышел из-за стола, пожал ее руку двумя руками, усадил в глубокое кресло:

— Тысячу лет не видал тебя, Наташенька. Садись, рассказывай, как жизнь сложилась.

— Я вдова, — сказала Наташа сразу. — Больше года уже вдова. Третий инфаркт, нельзя сказать — неожиданный, к тому дело шло. Живу с дочкой и ее дочкой, типичная женская семья. Все радости от внучки, забавная девчушка. А своя биография кончена. Ты спросишь, конечно, что же успел Гена…

Сергей слушал, сочувственно кивая. Не притворялся, не торжествовал и не злорадствовал. Геннадий был для него не только соперником, но и другом, даже уважаемым другом, эталоном, высотой, с которой хотелось поравняться. Хотелось — не удавалось. И Сергей еще в студенческие времена доказал себе, что высота нестоящая. — Генка был талантом, — сказал он, дослушав Наташу. — Нетерпение его сгубило, хотел перепрыгнуть через все ступени разом. Первейшую и величайшую ошибку он совершил, уйдя с третьего курса. Автор статей с «незаконченным высшим» не котируется по определению, к такому не относятся всерьез. В редакциях первым долгом спрашивают: «Кто вы по образованию? Ах, недоучившийся студент! Тогда извините, у нас научный журнал. Знаете ли, когда я был студентом, я не пробовал читать лекции профессорам».

Наташа порылась в выгоревшей сумке, извлекла оттуда растрепанные папки, связанные простой веревочкой.

— Гена все материалы собирал, собирал и собирал, фактов казалось недостаточно.

После первого инфаркта спохватился, почувствовал, что не так много времени отведено. Начал сортировать, составлять тезисы… но не успел. Посмотри, пожалуйста, нельзя ли опубликовать хотя бы часть.

— Обязательно посмотрю, — обещал Сергей. — Только не торопи меня, дай срок…

Экран погас.

— Это верно, на Сережку можно положиться, — сказала Наташа-зрительница. — Он надежный. Если обещал — выполнит.

— Какой срок дадим ему? — спросил я.

— Месяц… ну, два… три, чтобы сомнений не было.

Я распорядился, чтобы машина показала Сергея через три месяца.

Она выдала тот же кабинет, ту же сцену, на сцене Сергей с женой.

— Ну и что? Все стараешься для той женщины? — говорила Наталья брезгливо. — Охота тебе возиться со всякими чайниками, непризнанными гениями. Времени не жалко?

Сергей поднял очки на лоб:

— Я и сам так думал сначала. Но вчитался и чувствую: что-то прорезывается в тумане. Сыро, неточно, неряшливо… но если сократить, изложить строгим научным языком, пожалуй, получится статья для сборника… даже брошюра… даже и книжечка небольшая. Но нужно приличное название прежде всего. Ошибковедение?

Ни в коем случае! Комично звучит, фельетонно. Солидность придают только античные корни — греческие или латинские. «Эрраре» («Ошибаюсь»)! Наука об ошибках — эррология. Задача ее — поиски безошибочных решений. Безошибочность — вот предназначение, вот в чем ее ценность, так и надо определять. Ведь и в медицине нет науки о боли, нет специалистов-болевиков, есть обезболеватели — анестезиологи. А тут будут обезошибователи, анэррологи. «Анэррология» — звучит?

— Но это совсем другая наука, — возразила Наталья. — Нечто противоположное домыслам этого дилетанта. Твоя наука — не его.

— Да, до некоторой степени противоположное, но инициатива все же принадлежит Геннадию. Безусловно, во введении надо будет рассказать о его работе. Надо… хотя и неудобно отчасти, некорректно по отношению к коллегам прославлять человека, постороннего для науки. Впрочем, истина должна торжествовать: каждому по заслугам. К тому же в предисловии полагается исторический обзор,

Геннадий будет обязательно упомянут — как самый первый, как пионер… если он был самым первым, конечно. Это еще придется проверить. Вспоминается, что ошибки делали еще вавилонские клинописцы. А теория… не забыть бы, был еще Фрэнсис Бэкон. Он так живописно называл типы научных заблуждений: «Призрак пещеры… призрак рынка… призрак театра…»

Я понял, что в голове Сергея уже началось подсознательное вытеснение друга-соперника. Сергей — человек порядочный, он добросовестно взялся за редактирование, вкладывает труд, а свой труд свойственно человеку переоценивать. В свои усилия он вкладывает пот и время, а чужие получает готовенькими: написано на бумаге — долго ли прочесть? Кажется, что и написать было не так трудно.

Я заказал машине составить очередную статью Сергея. Она называлась «Введение в анэррологик». В предисловии говорилось о генетических ошибках, о вавилонских клинописцах, Аристотеле, Платоне, Ньютоне и Бэконе с его призраками пещеры и театра. О Геннадии — ни слова. Наверное, неудобно было вставлять его в такой славный труд.

— Машина не советует Вас выходить за этого незадачливого гения, — сказал я, подводя итоги. — Эхо было бы серьезной жизненной ошибкой.

Наташа сидела подавленная, с опущенными плечами, как пятидесятилетняя вдова на экране — ее продолжение. Потом по-детски шмыгнула носом, смахнула слезу, подняла головку.

— Но вы сказали, что можно сопротивляться прогнозу, — вспомнила она.

— Сопротивление учитывалось, — сказал я. — Я дал машине поправку на сопротивление. Вы же видели, какую выдержку проявлял ваш двойник на экране, какой груз она тянула безропотно. Любящая жена помогала как могла, но ее помощи не хватило.

Наташа не сдавалась:

— Но вы сказали, что машина тоже ошибается. Вот и Гена твердит: «Ошибки вездесущи, ошибки повсеместны».

— Да, машины ошибаются иногда. Я говорил вам, что все на свете машины охватить не могут. Они изучают ваш характер и экстраполируют, продолжение высчитывают… землетрясений и пожаров не учитывают. Ну, если хотите, давайте введем поправку на внешние перемены.

Нарушил я правила прогноза, отошел от объективности. Но как-то вызывала у меня сочувствие эта девушка, отстаивающая любовь.

И я продиктовал машине:

— Внимание, ЭВМ, вношу поправку на научный прогресс. Год спустя после свадьбы Наташи и Геннадия публикуется постановление:

— И заключил: — Прошу дать итоги тридцать лет спустя.

Мы увидели Наташу в первых рядах кресел в большом зале, не молоденькую девушку, но не иссохшую и не морщинистую. Перед нами была миловидная румяная женщина с гладким лицом. Геннадий же стоял на трибуне и, краснея, мял в руках большущий букет.

Сосед Наташи, совершенно новый персонаж, высокий, с седой пышной гривой, наклонился к ней:

— Слов нет, герой, действительно заслужил. Этакую махину своротил, целую науку создал. Теперь все мы под ним ходим. Ни один проект без визы ошибковедов. Но ведь экономия!..