В своё время, сев в поезд Красноводск — Ашхабад, я ужаснулся. Вагонов такой степени изношенности я в своей жизни не видел ни до того, ни после. Даже сегодня на самостийной Украине нет ничего подобного.

Чем это всё объяснялось? А ничем. Проблему хорошо обрисовал один русский, который в советские времена занимал высокую должность в руководстве Узбекистана. В московском министерстве, куда он поехал в качестве официального «толкача» от своей республики «выбивать» деньги и фонды, он задал вопрос: «Чем объяснить, что на душу населения Узбекистану на социальные нужды выделяется в пять раз меньше средств, чем Эстонии?» Реакция министерских чиновников: «они захихикали».

Согласно лукавым методикам советских экономистов, Средняя Азия, а также некоторые другие регионы потребляли больше, чем производили. Это им ставилось в упрёк.

Можно ли было говорить об убыточности Туркмении роэтому, что разработка недр искусственно сдерживалась в связи с тем, что её легкодоступные нефтегазовые ресурсы рассматривались в качестве государственного резерва, а осваивались труднодоступные месторождения Западной Сибири? Был ли убыточен благодатный субтропический регион Ленкорани (юг Азербайджана) из-за того, что его туристическую индустрию было решено не развивать из-за близости к иранской границе? Зачем нужно было делать из Эстонии аномально богатую «потёмкинскую деревню» — для показухи перед финскими туристами? Почему Москва, чиновничий заповедник советского времени, получал так много всего на душу населения?

Моя мать объясняла мне, почему брюки, произведённые в Бухаре, продаются в Одессе втрое дешевле таковых местного производства: «Нормы пошива, конечно, едины для всей страны. Но на одесской фабрике сидит хитрый главный экономист и он умеет «химичить» с доплатой на всякие дополнительные швы и складочки, искусственно завышая цену. А в Бухаре люди простые, они работают строго по расценкам».

До какой-то степени перекос в выделении государственных средств перекрывался другим перекосом. Фантастическая и причудливая советская система централизованного определения цены не распространялась на некоторые товары, производимые в южных республиках, например, фрукты и ковры. В условиях, когда денежная масса на руках населения была больше, чем суммарная стоимость товаров, производимых по централизованным ценам, цены на «свободном рынке» выходили за все разумные пределы. Например, молодой одесский инженер зарабатывал за один рабочий день столько, сколько стоили на рынке 500 граммов клубники. Эта дикая финансовая политика порождала и соответствующий социальный перекос.

В южных республиках процветали те, кому удавалось продать продукцию своего приусадебного участка, хотя они могли работать только на нескольких сотках земли. Во многих и без того перенаселённых селах и кишлаках строили всё новые и новые добротные дома: «Мы живём хорошо».

В восьмидесятые годы меня занесло в очень глухой туркменский аул в пустынных предгорьях Копетдага. Микроскопические огороды, орошаемые весной стекающей с гор водой. Скудные пастбища в пустыне, ничтожное поголовье скота. Тотальная безработица среди мужчин. Не было даже артезианской скважины, и воду привозили из райцентра грузовиками. Главным отличием от аналогичных населённых пунктов в индийском штате Раджастан, где я был недавно, была школа и медицинское обслуживание. Но хотя от этого аула веяло глубоким средневековьем, его жители отнюдь не считали себя бедными. Все женщины ткали ковры на примитивных кустарных станках. Этим же занимались и девочки школьного возраста, вместо того чтобы делать домашние задания. Потребкооперация скупала ковры и сбывала их в городах по свободным, то есть астрономическим высоким ценам.

Ситуация. Талантливый подросток из индийского кишлака сумел после школы уехать в США и получить там высшее образование в аэрокосмической отрасли. Став руководителем среднего звена на авиазаводе Боинга, через четверть века он решил навестить родину, своих родственников и друзей детства.

«Я богат. Если бы я захотел, то смог бы скупить всё, без исключения, добро, которое есть у вас в кишлаке, весь ваш скот, все пожитки, все самовары, всю утварь. Но я хочу, чтобы мои соотечественники не прозябали в этой жуткой нищете, перебиваясь производством ковров, а могли, как и я, получить первоклассное образование. Я за свои деньги построю вам школу и оснащу её не хуже, чем в элитных колледжах Дели».

Та же ситуация во времёна СССР.

«Наш идиот вернулся. Зачем ты поехал учиться в Москву, зачем там остался? За три месяца зарабатываешь на своей инженерной должности столько, сколько мы получаем за один сданный ковёр. С женой, русской, развёлся, квартиру пришлось разменять, дети у неё остались, какой позор! Если бы остался в нашем ауле, ты целый день пил бы чай в чайхане и в нарды играл, а жена и дочери ткали бы ковры. Денег было бы много, дом бы себе отгрохал».

Немного утрирую ситуацию, но такие представления действительно имели место.

И вот свободный рынок, который так энергично нахваливали реформаторы, якобы наступил. В соответствии с их теориями, каждый человек, каждый аул, каждый район, каждый город, каждая область и каждая республика должны жить в соответствии с тем, что там было произведено и реализовано.

Всё изменилось сегодня — и люди, и социальная структура, и образ мыслей. Но уровень жизни в бывших республиках СССР по-прежнему определяется всё тем же «табелем о рангах», что и во времена СССР. За исключением разбогатевшего на нефтепродуктах Туркменистана и сильно обедневших Молдавии и Грузии, соотношения того, «где лучше жить», остались приблизительно прежними. Эстония по-прежнему самая богатая из пятнадцати республик, а Таджикистан — самая бедная.

Рассмотрим поближе сегодняшние чудеса.

В Узбекистане не был заброшен ни один гектар обрабатываемых земель. Работают все заводы, пусть не всегда на полную мощность, иностранные капиталовложения идут в производство, а не спекуляцию, республика не имеет долгов. На Украине же остановилось почти всё. Но почему на строительство «престижного жилья» на Украине приезжают строители — узбеки, а не наоборот?

Приднестровье. Французский корреспондент, у которого я являюсь переводчиком, вновь и вновь упорно задаёт руководителю пресс-службы этой республики один и тот же вопрос: «У вас в Приднестровье есть предприятия, которые полностью остановились? Окончательно закрытые? Только замок на воротах и сторож?».

Пресс-атташе смущённо колеблется, опасаясь дать иностранному гостю неточный ответ: «Некоторые гиганты советской индустрии работают на малую часть своей полной мощности. О полностью закрытых предприятиях я не знаю, не слышал. Но, думаю, если хорошо поискать, то где-то можно найти и такое».

Так почему же в Одессе, где остановилось почти всё производство, сегодня устроиться на работу зачастую проще, чем в Тирасполе, а заработки не ниже, а, пожалуй, даже и повыше?

Почему зарплаты и пенсии в Белоруссии, где предприятия работают в три смены и не успевают справляться с заказами, в долларовом исчислении лишь ненамного превосходят таковые на Восточной и Южной Украине?

О бывших республиках СССР. За последние два десятилетия менялась как степень пророссийских настроений властей, так и отношение их к проживающим там русским, причём эти факторы иногда могли быть диаметрально противоположны. Но, в целом, усредняя всё и за все годы, их можно разделить на следующие группы.

Открыто прорусские и пророссийские территории, официально объявлявшие о готовности присоединиться к России на любых условиях и отстоявшие это право в кровавой войне — Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия и Таджикистан.

Умеренно пророссийские и прорусские. Узбекистан, Киргизия и Белоруссия (до Лукашенко она пророссийской не являлась).

Нейтральные — Туркмения и Казахстан. Сюда я бы отнёс и Азербайджан, который, несмотря на напряжённые отношения с Россией, не допускал ущемления культурных прав проживающих там русских.