Герцог Глинд был рад снова оказаться дома, несмотря на то, что его поездка в Лондон оказалась бессмысленной и разочаровывающей. Майлс Сомервилль все еще был жив, и это раздражало герцога, который уважал принцип «Око за око». Даже если при этом он и не стал убийцей, защищая свою честь, и даже если он спокойно мог продолжать жить в своем любимом Глиндевароне и всегда просить помощи у длинной руки королевского правосудия на континенте.

Глинд по своей натуре не был жестоким человеком. И хотя он не раз проявлял мужество и храбрость в сражениях на Пиренейском полуострове, он предпочитал, чтобы о нем помнили как о командире, который в первую очередь заботился о безопасности и благополучии своих солдат.

Только после смерти отца Гарри понял, что одно дело заботиться о солдатах в военное время и совсем другое – быть ответственным за собственного брата Уильяма, этого молодого человека, чья опрометчивая любовь к жизни могла свести с ума даже самого храброго из мужчин.

Мысль о непредсказуемости Уильяма, который мог бы опорочить фамильное имя, оставшись без присмотра, если бы герцог погиб на дуэли, удержала Гарри от того, чтобы в полном одиночестве искать встречи с Майлсом Сомервиллем в Лондоне. В конце концов, он взял Уильяма с собой, Уильяма и его порочного друга Эндрю, чтобы держать мальчиков под рукой, в случае если произойдет что-то непредвиденное. Гарри рассудил, что так семейным поверенным не придется разыскивать по всей стране и вытаскивать Уильяма из какой-нибудь тюрьмы, чтобы сообщить ему, что он стал двенадцатым герцогом.

Только сейчас он осознал, что он никогда не рассматривал вероятность того, что Уильям, охваченный горем, мог бы немедленно бросить вызов Сомервиллю и вызвать его на второй поединок, чтобы отомстить и за отца, и за брата. Гарри не мог представить себе Уильяма, с каменным лицом направляющего дуло пистолета на противника.

Нет, Уильям никогда не пошел бы на это. Мальчик искал бы мести, Гарри был убежден в этом, потому что Уильям действительно любил его, но это была бы необычная месть. Уильям никогда не сделал бы это, как другие, подчиняясь шаблону, он разработал бы изощренный план.

Сейчас, расхаживая по своему кабинету, Гарри должен был признать, что в течение всей недели, которую они провели в Лондоне, Уильям вел себя должным образом и, что удивительно, без возражений вернулся в Глиндеварон. В Лондоне он не был замешан ни в одной сомнительной истории.

Гарри нахмурился и подошел к окну, остановился, разглядывая лужайку. Почему хорошее поведение Уильяма терзало его? Объяснение пришло очень скоро: Гарри беспокоился, потому что это было ненормально. Быть хорошим было неестественно для Уильяма, от него это и не ожидалось.

Что же происходило в действительности? Это очень волновало герцога. Все было совершенно непохоже на Уильяма, он не вытворял никаких проделок, не создавал проблем и избежал неприятностей. Иметь под боком спокойного Уильяма было равносильно небольшой бомбе замедленного действия в кармане: не очень удобно и очень рискованно.

Гарри постоял какое-то время у окна, заложив руки за спину. Лучи полуденного солнца играли на его темных волосах и очерчивали его ясный, точеный профиль. Он продолжал хмуриться, вспоминая и неудавшуюся месть, и казавшееся ангельским поведение брата. Оба воспоминания кололи его, как маленькие иголочки, мешая наслаждаться приятной сценой за окном.

«Возможно, – думал он, пожимая плечами, – я переутомился от восьми долгих часов, проведенных в дороге, возвращаясь из Лондона в Глиндеварон». Эта поездка последовала сразу же за почти бессонной неделей, проведенной в бесплодной охоте на Сомервилля. Все это могло объяснить неприятное чувство, что что-то было не так.

– Да, это может все объяснить, – размышлял он дальше, вызывая в воображении еще одну картину, как его брат с удрученным лицом поднимается по ступенькам в Глиндевароне не далее чем полчаса назад. Но Гарри очень сильно сомневался, что его опасения вызваны только усталостью.

– А, вот ты где, Гарри! Мы искали тебя.

Глинд медленно повернулся на каблуках и посмотрел на Уильяма и Эндрю, нерешительно входящих в кабинет.

– Уильям… Эндрю, – начал он устало, наклонив голову. – Что-то я не вижу ваших обычно счастливых, улыбающихся лиц. Могу ли я предположить, что вы не очень рады нашему возвращению в Глиндеварон? – спросил он.

Что-то настораживало его, как будто Гарри чувствовал, что бомба в его кармане очень скоро сорвется с предохранителя.

– Возможно, вам не удалось добраться до каждого злачного места в Лондоне, но, уверяю вас, они будут все еще там, ожидая, когда вы вернетесь в город в апреле.

– О, прекрати, Гарри! – запротестовал Вилли, бросаясь в кресло. – Ты знаешь так же хорошо, как и я, что мы с Энди немного посмотрели бокс и пару риз играли в кости, когда были в городе. Это было посыла скучно, фактически убили на это почти полую неделю.

– Почти? – переспросил Гарри, заметив напряженный взгляд Энди; его инстинкт подсказывал, что нужно копать глубже. – Тогда я могу расслабиться, Уильям, зная, что ты нашел себе занятие, которое отвлекло тебя от мысли, что твой любимый брат мог в любой момент уйти из дома, чтобы убить или быть убитым?

Вилли небрежно взмахнул рукой.

– Ах, это, – с видимым облегчением произнес он. – Никогда не было никаких опасений, что ты умрешь, Гарри. Весь мир знает, какой ты меткий стрелок и как ловко ты управляешься со шпагой. Мы никогда и не думали, что ты проиграешь в поединке с Сомервиллем, ты бы убил его на «раз».

– Ну что ж, благодарю, – с сожалением ответил Глинд, задаваясь вопросом, как он мог когда-либо подумать, что Уильяма волнует его безопасность.

Эндрщ разумно занял оборонительную позицию позади Уильяма. Его длинные пальцы впились в кожаную спинку кресла, когда он заговорил:

– Мы заволновались только, когда вы обнаружили, что Сомервилль сбежал. Тогда бедный преданный Вилли забеспокоился. – Энди наклонился вперед и посмотрел вниз на Уильяма, одновременно тыкая в шею своего друга своим длинным пальцем. – Разве я неправ, Вилли?

Вилли, ударив Энди по пальцу, быстро ответил:

– Все верно, Энди. Совершенно верно. Я так сильно беспокоился, было невыносимо видеть своего брата, которому помешали свершить месть.

– Не месть, Уильям, – по крайней мере, я так считаю. Правосудие, вот как я назвал бы это, – вставил Гарри. От него не ускользнула попытка Энди привлечь внимание друга и поспешный вызывающий ответ Уильяма. – Майлс Сомервилль обманул нашего доверчивого отца, завладел половиной его состояния. И это оскорбление ускорило смерть нашего отца. Независимо от того, что я сумел возместить наши потери и даже больше, принципы все равно остаются принципами.

– Гм, точно, – согласился Вилли, кивая. – Я сам ярый приверженец принципов, кстати говоря. Так ведь, Энди? – спросил он, откинув голову, чтобы посмотреть на друга. – Я действительно могу взорваться, если думать о принципах.

– У Вилли горячая голова, – немедленно согласился Энди, глядя на Глинда. – Именно поэтому я не смог остановить его, когда он решил взять дело в собственные руки.

– Что! – Вилли выпрыгнул из кресла, чтобы повернуться и одарить гневным взглядом этого предателя.

Неизвестная и туманная ситуация все больше представлялась Гарри как сорвавшаяся с предохранителя бомба. Вилли сделал два шага вперед, а Энди три шага назад.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что я решил взять дело в свои руки? Не ты ли без конца твердил о средневековых рыцарях и кровной мести? Не ты ли убеждал, что это будет так же, как плюнуть в лужу? Кто говорил, что Гарри будет смеяться до колик, когда придется выполнять грязное дело? Не ты ли?..

– Об одном! Я говорил только об одном, – прервал его Энди, вытянув вперед указательный палец и указывая им в лицо Вилли. – Я сказал, что это сработает. О чем-то другом я никогда и не говорил. Подумай об этом. Это единственное, о чем я упоминал. Я думал, что мы можем рассчитывать на твоего брата. Но я никогда не называл его кровожадным жеребцом.