– Предположим, я могла оказаться начинающей спортсменкой, которую никто не знает, и она никого не знает.
– Предположим. Но, в-третьих, женщины не прыгают с шестом.
– Что вы говорите! Какая жалость!
– Мне тоже очень жалко. Это было бы потрясающее зрелище! А вот вы поверили, что я инженер из Новой Гуты, у которого больная печень и который любит вырезать фигурки из разноцветной бумаги.
– С чего вы взяли!
– А я вам не верю.
– Придется поверить. Ведь зал оформляла я.
– Гм… Да! Мы, кажется, хотели выпить на брудершафт!
Она протянула руку. Отхлебнула порядочный глоток и вернула мне фляжку. Я наклонился, чтобы ее поцеловать. Она подставила щеку, но я поцеловал ее в губы. Сначала робко, а потом все крепче и крепче. Она тихо мурлыкнула, что означало и одобрение и протест. Потом легонько оттолкнула меня и соскочила с козла. Мы стояли и смотрели друг на друга. Я хотел снова поцеловать ее. Я знал, она ждет этого и теперь уже не оттолкнет меня. Вдруг меня осенило.
– Значит, это ты украсила зал?
Мой вопрос ее удивил. Опершись о козла, она поправила прическу.
– Да, я. Ты не веришь?
– Нет, верю. Так ты художница?
– Твоя способность сопоставлять факты восхищает меня.
– Ты кончила Краковскую академию?
– Я учусь на последнем курсе. А ты что, всегда интересуешься анкетными данными каждой девушки, с которой целовался?
Она старалась не показать, что обиделась.
– Ты была на последнем маскараде?
– Нет.
– А может, ты знаешь девушку, которая пришла на маскарад в костюме турчанки?
– Откуда я могу знать, кто во что был одет? Меня это не интересует. А в чем дело? Погоди… Погоди… Знаю.
– Ну? – Я ждал с нетерпением.
– Мика. Этой идиотке всегда приходит в голову какая-нибудь глупость. Я знаю, потому что…
– Нет. Это не Мика. Не о ней разговор. А может, ты знаешь Йовиту?
Агнешка запрокинула голову и засмеялась.
– Йовиту? Конечно, знаю. Но Йовита не учится в академии, и она не художница.
Я сообразил, что веду себя глупо, расспрашивая Агнешку о другой девушке.
– Знаешь, – сказал я уже гораздо спокойнее, делая вид, что меня это не очень интересует. – Произошла загадочная история. Как в фильме Хичкока.
Агнешка рассмеялась еще громче.
– Дай-ка глотнуть еще, – попросила она.
Я протянул флягу.
Она отпила глоток, но бутылку не вернула.
– Я все поняла. В этой истории нет ничего загадочного. Сейчас я тебе все объясню.
Но меня больше не интересовала Йовита. И вообще все, кроме Агнешки, меня перестало волновать.
– Потом объяснишь, – сказал я и хотел ее обнять, но она со злостью оттолкнула меня.
– Не будь агрессивным самцом, – сказала она. – Ты мне напоминаешь Курда Юргенса из фильма «Дьявол в шелках». Пошли отсюда.
Она протянула мне фляжку, поправила волосы. Мы вышли в коридор. Там нас ждал Цыпрысяк, который уже начал проявлять беспокойство. Он с облегчением вздохнул, когда я вернул ему ключ.
– Итак, Йовита, – начала Агнешка, – моя близкая подруга…
– Она меня не интересует.
– А разве я утверждаю, что она тебя интересует? Тебя заинтересовала загадка. Это действительно забавно. Сейчас я тебе все объясню. Так вот, Мика…
Мы вошли в зал. В дверях стоял Леон Козак.
– О! – воскликнула Агнешка. – Куда же вы запропастились?
Леон удивился, он считал, что это она куда-то исчезла. Он ничего не сказал, только поклонился, загадочно улыбнувшись.
– Нехорошо оставлять девушку одну. – (По-моему, Агнешка зашла слишком далеко). – На мое счастье, меня опекал благородный Курд Юргенс. Я мечтаю о бокале отличного напитка, которым вы собирались меня угостить. Вы выпьете со мной?
Она взяла его под руку и, удаляясь, бросила мне через плечо:
– Ты ведь еще не уходишь, дорогой? Увидимся позже.
Леон поклонился мне. Я ответил полным достоинства поклоном. Простодушный Леон! Если бы он знал, как мало занимали меня в данную минуту эти наивные штучки. У него было такое выражение лица, словно он забросил мяч в сетку. Ему по-прежнему казалось, что главное для меня – он, а не эта девушка.
В моей голове все перепуталось. Я уж и сам не знал, что меня больше занимает: Йовита, которую я наконец мог разыскать, или Агнешка. Одно было ясно, я хочу быть в обществе Агнешки. А я оттолкнул ее от себя. Кретин, целовать девушку и расспрашивать ее о другой? Агнешка стояла у буфетной стойки и, держа бокал, делала вид, что пьет. Леон ей что-то рассказывал. Она прикидывалась, что ей смешно. Все остроты Леона я знал наизусть. Они не могли развеселить Агнешку. Оркестр заиграл рок-н-ролл. Леон поставил бокал и склонился перед Агнешкой. Он прекрасно танцевал. Гораздо лучше меня. Я должен был это признать.
Я снова отправился в туалетную комбату. Моя фляга почти опустела. Здесь уже никого не было. Допив остатки, я возвратился в танцевальный зал. Леон неистовствовал. Агнешка тоже танцевала прекрасно. Леон проделывал с ней невероятные па. Я боялся, как бы он не забросил ее в баскетбольную сетку. Я не ревновал к Леону. И не был зол на Агнешку. Просто я почувствовал себя страшно одиноким. Именно здесь в эту минуту мне стало совершенно ясно, что я потерпел полное поражение.
Ко мне подошла Дорота. Она держала под руку представителя Центрального комитета по делам физкультуры и спорта.
– Что это ты такой мрачный? – спросила она. – Вы знакомы?
– Что за вопрос! – с энтузиазмом воскликнул представитель комитета. – Кто не знает гордости нашей легкоатлетики!
Вообще-то я был падок на комплименты. Но на этот раз комплимент разозлил меня еще больше. Меня подмывало предложить представителю комитета пойти со мной хлебнуть в туалетную комнату. Я хотел его шокировать, заставив усомниться в воспитательном значении спорта. Но мне жаль было огорчать Дороту. А кроме того, моя фляга уже пуста. Поэтому я только улыбнулся с притворной скромностью.
– Леон-то, как танцует, а? – сказала Дорота.
Я поморщился.
– Да, недурно. Но я ни в чем не люблю крайности.
– Что это за кадр он подцепил?
– Дорота, боже мой, где ты набралась таких словечек?
– От вас и набралась, а что особенного?
Представитель комитета несколько смущенно улыбнулся.
– Пойдемте с нами в буфет, – предложил он, – «чего-нибудь выпьем.
– Благодарю. Но я уже обещал Ксенжакам посидеть с ними за столиком.
– Знаю, знаю. – Дорота погрозила мне пальцем. – Ты хочешь закадрить Хелену. Не удивительно. Она самая стоящая бабенка в этом зале!
Последнюю фразу она ввернула с умыслом, чтобы слегка порисоваться. Дороте казалось, что это импонирует ее спутнику. Тот действительно взирал на нее с восхищением. Не знаю уж благодаря ее словам или же вопреки им.
Я направился к столику Ксенжаков. Я действительно решил потанцевать с Хеленой. Но на полпути отказался от этой мысли. Мне не хотелось появляться на паркете рядом с Леоном.
Агнешка с Леоном танцевали все танцы подряд. В перерывах пили вино у буфетной стойки. Она делала вид, что пьет. И ни разу не взглянула на меня. Она не искала меня взглядом, чтобы выяснить, что со мной, словно забыв о моем существовании. Я слонялся без дела. Выпил две рюмки вина и почувствовал себя неважно. В пять часов утра я решил уйти. Я подумал, что, может быть, в гардеробной, у входа, будет стоять Йовита в наряде султанши. Но застал там лишь совершенно пьяного толстого лысого типа, который на балу в Академии художеств наигрывал цыганские мелодии. Он декламировал «Оду к молодости».[3] Когда он доходил до слов: «И я над мертвым взлечу мирозданьем», то не мог вспомнить продолжения, топал от злости ногами и начинал заново. Интересно, каким образом он проникал всюду?
Было морозно. Падал редкий снег. Месяц светил сквозь тонкий слой облаков, как лампа в окне с задернутой занавеской. По Блоням ехала извозчичья пролетка. Вавель за туманной дымкой и снежной пеленой напоминал театральную декорацию. Я поднял воротник пальто и побрел по направлению к Плантам. Я думал о необходимости кардинально изменить свою жизнь. Бросить все, что было до этого, и посвятить себя работе на благо других. Уйти в монастырь? Подать заявление в партию? Во всяком случае, исключить из своей жизни женщин. Под ногами поскрипывал снег. Доносились веселые голоса приглашенных, расходящихся после танцев из клуба. Кто-то догонял меня.