— Госпожа, тебя ждут у реки.
Я остановилась резко и оттащила его из круга.
— Кто?!! Это Гавр?!!
Упырь отрицательно покачал головой.
— Это женщина, — сказал он.
Я была совсем сбита с толку. Если это Заварзуза или Ладо, то почему он не назвал их по имени? Оглядевшись, я увидела неподалеку Ладо, мило беседующую с Полканом, а возле одного из костров сладко спящую Матушку.
— Ты ее не знаешь? — спросила я, но его уже и след простыл.
Заинтригованная, я вышла из озаренного кострами круга и вошла в слабо освещенную месяцем темноту. У реки, рядом с лодкой-самоходкой действительно вырисовывался женский силуэт. Подойдя ближе, я остолбенела: передо мной стояла сама Василиса. Последние остатки хмеля тут же испарились из моих мозгов.
Наместница изменилась до неузнаваемости, возможно, поэтому ее Евстантигма и не признал. Ее волосы были гладко зачесаны, а одета она была, как студентка: в свитер, джинсы и кожаную жилетку. Но не это было удивительным. У нее стало совершенно иное выражение лица. Я больше не видела перед собой надменную, гордую и злую Василису. Куда-то исчезла и величественная осанка, и высокомерный взгляд.
— Не удивляйся, — миролюбиво сказала она. — Я пришла с тобой поговорить.
— О чем же?
— Мне нужно рассказать тебе кое-что.
— Не о том ли, что ты исчезла вместе с моим лейб-медиком? — спросила я, желая ей помочь. Однако, догадаться о том, что Василиса явилась сюда по другому поводу, было несложно даже для того, кто только что общался с тремя глупыми духами.
Она загадочно заулыбалась и хитро прищурила глаза.
— Ты знаешь?
— Весь лес знает. Я желаю вам счастья. Только одного не пойму: зачем было сбегать в Тварный мир. Да еще тайно.
— По Ту Сторону, мы не могли быть вместе, занимая разные положения. А там мы равны, и никто не станет судачить о том, что наместница влюбилась в черта.
— Ясно. Так ты только это хотела мне сообщить?
— Собственно, я пришла совсем по другому поводу. Я хочу сказать тебе нечто о Гавре.
— Что? Ты можешь поведать мне что-то интересное?
— Правильнее было бы сказать: в интересах, твоих интересах.
— Я тебя внимательно слушаю. Только учти: я не слишком склонна верить тебе.
— Но ведь ты доверяешь своему другу доктору? Это он прислал меня к тебе. Мы не хотим, чтоб Гавр обманывал тебя.
— Почему он не пришел сам и, вообще, никак не дал о себе знать, когда исчез?
— Ему было не до этого. А я гораздо больше могу рассказать тебе о Гавре. Ты ведь любишь его?
— Это в прошлом, — попыталась я убедить ее, но она, кажется, не поверила и усмехнулась.
— Зачем ты отрицаешь очевидное? Не стоит, тем более, что для дремучих это уже давно не секрет. А ведь он сам это подстроил. Ты так простодушно попалась в его сети.
— Что подстроил? — уставилась я на нее, сразу заподозрив что-то скверное.
— Он влюбил тебя в себя. Ведь лучше его никто не разбирается в человеческих чувствах. Даже мне далеко до него.
— Разве это возможно? — спросила я, заметив, что у меня начинают дрожать руки и голос.
— Не только возможно, но и не трудно. Такой неискушенной девушке, как ты легко влюбиться в этакого супермена. Когда-то он пытался и со мной этот номер проделать, но у него ничего не вышло.
— Но зачем это ему? Что он от этого выиграет? Не проще ли дождаться, когда на приеме у Хозяина все само собой разрешиться?
— В том-то и дело, что все может решится не в пользу Гавра. Лютый Князь не такой уж и лютый на самом деле. Возможно он простит тебя, оставит тебе наместничество. Этого Гавр и боится. Боится, что займешь его трон. Потому и решил подчинить тебя себе. А потом он отправит тебя с глаз долой подальше, если вообще оставит в живых.
Я оцепенела и застыла. Будто какой-то камень лег мне на сердце, стало тяжело дышать. Я смотрела прямо перед собой, и все плыло перед глазами. Никогда я еще не ощущала себя такой букашкой, подопытной мухой, ничтожеством. Василиса, видя мое состояние, поспешила усугубить его еще больше:
— Пойми ты, — сказала она почти шепотом, — жестокий каменный идол тысячи лет жил с ледышкой вместо сердца. Будет и дальше жить. Ты ему — не помеха! Он лишь воспользуется твоей человеческой слабостью, твоими чувствами, управляясь с тобой, как кукловод с игрушкой.
— Хватит! — закричала я. — Перестань! Я все поняла, все! Не хочу больше ничего слышать!
— На всякий случай запомни еще кое-что. Если ты все же решишь отдаться ему, то знай, что лишишься не только невинности, но и силы. И еще: ты никогда не сможешь быть с другим мужчиной. Измена наместнику — это смерть. Подумай хорошо.
— Что же мне делать?!
— Я не знаю, Беатриче, — произнесла Василиса с сочувствием. — Я лишь хотела предупредить. Тебе придется самой искать выход, я теперь ничем не могу помочь тебе.
— Как ты поступила тогда давно?
— Мне было легче. Тогда я умела контролировать свои чувства. И вот что… — Она сделала паузу, давая понять, что меняет тему. — Я посоветовала бы тебе уходить с острова. К концу ночи здесь такое начнется! Матушка не сказала тебе, что тут будет происходить то, что вы люди называете свальным грехом? Тебе тут нечего делать.
— Спасибо, что предупредила, — сказала я ей, едва ли поняв тогда, о чем она толкует.
Больше я не в силах была что-то сказать ей. Я ощущала прилив невероятной обиды и великой злобы. Как же гадко оказаться дурой, которую ловко обвели вокруг пальца! Как больно разочаровываться в том, кого любишь! И последней надежды растаял и след…
Я сорвалась с места и, не взглянув даже на Василису, что было мочи бросилась к лодке, не рассчитала прыжок и по грудь погрузилась в воду. Но это меня не остановило: ни сырость, ни подступивший ночной холод не могли заглушить разгорающийся в груди гнев. Мне даже не пришло в голову воспользоваться пространственной дверью, да и мысли были слишком растрепаны для того, чтобы сосредоточиться на конкретном месте. Дорога была не близкая, но я помчалась бегом. Мне было не до усталости. В висках стучала одна мысль: ненавижу!
Я неслась, не видя дороги, не замечая препятствий. Влетев в сосновый бор, я не заметила под ногами коряги и, со всего маху растянувшись, разбила в кровь локоть и порвала рукав платья у плеча. Но, вскочив на ноги, я, наконец, опомнилась и остановилась, чтоб отдышаться и одуматься.
— Во-первых, успокойся, — сказала я себе. — Приведи в порядок мысли и чувства. Так и убиться можно.
Старый пенек подвернулся кстати. Я села на него и обхватила руками голову. Я думала, что похмелье уже прошло, но нет, ошиблась. Похмелье, вот оно сейчас. И дремучее вино тут ни при чем. Я дрожала от холода после нечаянного купания и не могла заставить себя подняться и идти дальше. Лишь через час или полтора, в течение которых я только и делала что, отжимая множество сырых юбок своего платья, ругала себя, Гавра и снова себя.
Небо посветлело к утру, моя одежда немного высохла, и я поднялась с пня. Теперь я пошла уже более спокойно, со злой сосредоточенностью отмеривая шаги. По пути я сочиняла гневную и обличающую речь. Но все получалось складно лишь до тех пор, пока я не увидела его замок. Все разумные мысли тут же дезертировали, на передовой остались лишь эмоции.
Ворота в крепость наместника были наглухо закрыты. Я забарабанила кулаками и каблуками в могучие кованые двери.
— Гавр! Выходи! — крикнула я, что было мочи. — Выходи, мерзавец!
По ту сторону забора ничего не произошло. Я вдруг заметила, что притихли утренние птицы, не шумел больше ветер, не скрипели деревья. Воцарилась полная тишина. Лишь мой голос эхом отдавался в лесу:
— Гавр! Появись или я не оставлю здесь камня на камне.
Внезапно ворота распахнулись, и я увидела его. Он был спокоен и слегка насмешлив.
— Что? — спросил он, подойдя ко мне и подняв на плечо мой оторванный рукав. — Очень спешила? На острове веселье, наверное, в самом разгаре, и тебе уже не терпится?
У меня не было сил ответить на это хамство, все слова захлебывались в горле из-за учащенного дыханья. Я просто замахнулась, чтоб ударить его по лицу, но он быстрой тигриной хваткой поймал мою руку у самой своей щеки и крепко сжал. У меня затрещали кости, и слезы выступили на глазах. Я тут же попыталась ударить его другой рукой, но лишь вскользь попала по плечу. Его лицо стало суровым. Он сдавил обе мои ладони, но я стала остервенело вырывать их. Он сжимал все крепче, и мне было все больнее. Наконец, мне удалось освободиться, но Гавр тут же обхватил меня, словно мощными тисками сдавив грудную клетку, и поднял вверх от земли.