Мы поднялись наверх, где над ручьем, на самой бровке коренного берега стояли две мощных раскидистых ивы. Еще одно дерево лежало поперек дороги, свалившись, видимо, от старости. Ствол его, лежащий на земле, доставал мне едва ли не до пояса; еще стоявшие деревья тоже потрясали воображение своими размерами. Трудно было представить себе, что между той ивовой порослью на пляже с ее узкими и длинными серо-зелеными листьями, с ее гибкими, словно хлыст, стволами, и этими древесными великанами может быть какое-то родство.

Белый пушистый дождь высыпался нам навстречу с ветвей. Их было шестеро, но сосчитать я смогла их лишь тогда, когда мы взобрались на дерево. В первый момент перед глазами было лишь какое-то белое мельтешение, и оглушительное чириканье стояло в ушах. Ночевали мы на дереве; моего приятеля потащили на верхнюю площадку, всего их было здесь две. Гибкий, сплетенный из веток пол пружинил под ногами, я боялась, выдержит ли он нас; последний раз я лазила на угрюмчиковы площадки, когда была пятилетним ребенком. Но пол выдержал. Проводник наш лег на полу, один из угрюмчиков, пища и чирикая, притащил ему травяной одеяло, но я сказала ему, что не надо, и из сумки достала свое. Это одеяло, серебристое, из веганской спальной ткани, я всегда таскаю с собой, это мой, так сказать, талисман — от кошмаров. У меня действительно бывают кошмары, и ничего мне никогда не помогало, кроме веганской спальной ткани. Что ни говори, а сервис у нас не просто хороший, а великий. Господи, у нас! Хотя, почему бы мне и не говорить так, ведь я там выросла.

Угрюмчики возбужденно зачирикали, увидев мое одеяло. Я укрыла проводника, он лежал, словно мертвый, и тут же подскочил один угрюмчик и потрогал одеяло. Я шикнула на угрюмчика. Он отскочил от меня на полметра — словно мяч — и закрыл себе рот лапами.

11. Из сборника космофольклора под редакцией М. Каверина. Литературная обработка Э. Саровской. Сказка о непослушном аульве.

Когда варишь буль-буль — чародейский бульон угрюмчиков — нужно быть до того внимательным и точным, что уши у некоторых варильщиков от усердия сворачиваются в трубочки. Так и зовут их — ууши, что значит угрюмчик с ушами в трубочку. Ууши — угрюмчики особые, шерстка у них голубоватая, а глаза — темные как патока, они отличаются особенно свирепым нравом и могут даже укусить при случае. Аульвы никого не опасаются так, как уушей, они бояться их даже больше, чем недовольных клиентов, а нет ничего на свете страшнее, чем клиент, недовольный купленной вещью.

Как известно, аульвы роют норы и целые подземные города. Они ведь маленькие, эти аульвы, совсем как ты. Под землей у них есть все, и домики с кроватками, и мастерские, а мастера аульвы знаменитые, они делают все, и диадемы для важных альверденских дам, и железные изгороди, могут сделать даже меч, если ты сможешь объяснить им, что это такое. Видом аульвы как ящерки, только ходят на двух лапах и умеют говорить. Больше всего на свете они любят драгоценные камни и плату берут только изумрудами и алмазами.

Каждое лето, в дни под названием Аум Бу-Бу, угрюмчики, существа свирепые и дикие, охотятся на аульвов и вот зачем. Как ты уже знаешь, угрюмчики варят буль-буль. Зачем они варят его, никому не известно, поговаривают, что этот бульон обладает некими чародейскими свойствами, а какими — угрюмчики не говорят, они хранят эту тайну, как корни Серебряной Ивы. Если поймать угрюмчика, то никогда не ответит на этот вопрос, даже если ты будешь его щекотать или щипать и дергать за уши. Но буль-буль им все зачем-то нужен; когда ты в следующий раз встретишь в лесу угрюмчика, не зевай и смотри внимательно, тогда и заметишь, что на длинном ремешке он носит маленькую зеленую бутылочку, в ней и налит буль-буль. Варка буль-буля, как уже говорилось, дело сложное и требующее предельной сосредоточенности. Со всей Иллирии собирают угрюмчики травы и ягоды, веточки и корешки, каждая поляна в Иллирийских лесах дает буль-булю что-то очень важное, так считают угрюмчики. Наконец, возле Серебряной Ивы, главного жилого дерева угрюмчиков (а ты знаешь, конечно, что живут угрюмчики на деревьях), разводят преогромный костер, и сотня угрюмчиков, кряхтя от натуги, водружают на него котел. Сверху, с дерева, в котел льют воду из ручья Духов, а вода эта волшебная, и если человек попьет из ручья Духов, то может превратиться в угрюмчика, а то и во что похуже. В общем, домой он уже не вернется. Потом в котел в полном соответствии с установленным порядком кидают веточки, травки, ягоды и корешки. Этот порядок настолько сложен, что у варильщиков уши от усердия сворачиваются в трубочки, ну, да ты это уже слышал. Двадцать угрюмчиков-мешальщиков требуется для того, чтобы помешивать варево. Они стоят на ветках, один над другим, и все вместе держаться за огромный-преогромный половник. «Раз-два», — командует угрюмчик-счетовод, и мешальщики поворачивают половник. Это ужасно трудная работа, и на нее берут только самых сильных угрюмчиков. Три дня и три ночи продолжается варка, и это самые трудные дни в году для угрюмчиков. На варку буль-буля собираются угрюмчики со всей округи, их сотни и сотни, все стоят и смотрят, как вариться буль-буль.

Но главное — для того, чтобы буль-буль обрел свою неведомую чародейскую силу, нужен, как ни странно, аульв. Да-да, тот самый аульв, который, скорее всего сидит себе где-то в норе и возиться с щипцами и молоточками, делая брошку или кувшинчик на заказ. И вот десять дней перед варкой все свирепое, хоть и маленькое племя угрюмчиков с чириканьем и писком носиться по лесам, охотясь на аульвов. Случается, что со всех краев Иллирийского леса притаскивают трех, четырех, а то и десять аульвов, и приходиться придирчиво отбирать лучшего. Все аульвы знают, что в это время лучше не появляться на улице, а надо затаиться в своих норах, а норы лучше замаскировать. А то однажды папашу Рраздри вытащили прямо из мастерской, вместе с молоточком и заготовкой для кастрюльки, так он и провисел над буль-булем в рабочем фартуке и с инструментом в лапах.

Не так давно жил один молодой аульв, племянник того самого несчастного папаши Рраздри, которому угрюмчики сорвали выполнение заказа, а это не шутка, ведь пришлось платить неустойку. Так вот, племянник этого самого папаши был большой лоботряс и лентяй, делать ничего не желал, в семейной кузне не работал, а знай себе прохлаждался и воровал коврижки с кухни. В самом начале лета, в канун дней Аум Бу-Бу папаша Рраздри говорят:

— Пойди помоги мне.

А молодой аульв в ответ:

— Вот еще, не хочу я. Устал.

Папаша Рраздри страшно разозлился.

— Ах, так, — говорит, — Ты, такой-сякой, никому не помогаешь, только и знаешь, что прохлаждаться. Нам, — говорит папаша Рраздри, — такой аульв не нужен. Уходи, — говорит, — отсюда.

Молодой аульв тоже озлился и выскочил из норы, как был, в одних только тапочках, даже без фартука, да и то сказать, фартук он сроду не носил, ведь работать-то он отказывался, а так зачем ему фартук, отдыхать ведь в фартуке не принято.

— Ну, и провалитесь, — говорит аульв, — И без вас проживу.

И пошел по лесу. В лесу хорошо, птички поют, солнышко светит. Идет аульв и не думает о том, что скоро дни Аум Бу-Бу. И тут со всех сторон — щебет, топот, писк! Аульв туда-сюда, так пустился вскачь, что даже тапочки потерял, но куда там! Угрюмчики по деревьям его догнали, накинули на него сверху сеть, запутали, обмотали и еще сверху сели, чтобы уж наверняка. Лежит несчастный аульв и от страху трясется: такие ужасы рассказывал папаша Рраздри про свое пленение и висение над буль-булем. А угрюмчики расчирикались, гордые своей удачей, ведь не так-то легко поймать аульва. Так громко они чирикали, что несчастный аульв от страха потерял сознание.

Пришел он в себя и видит: лежит он в подземелье, и подземелье это больше самой большой аульвской норы. В подземелье было темно и холодно, но аульвы не зря живут под землей, к темноте и холоду они привычные. Лапы у аульвы были связаны, и передние, и задние. Вначале он ужасно испугался, зубы у него застучали, хвост затрясся, но вот время идет и идет, а ничего не случается. Аульв осмелел и стал грызть веревки.