Однако никакие запреты не могли оградить Истер от всевозможных преступных посягательств. Здесь тихо добывали полезные ископаемые, отстреливали и отлавливали животных, похищали исторические и художественные ценности. Нередко ввозили и продавали аборигенам оружие. По самым скромным подсчетам, на планете постоянно находилось не менее миллиона представителей иных цивилизаций.
Разумеется, Служба космобезопасности тоже не сидела сложа руки. Рынки полезных ископаемых и антиквариата строго контролировались, выявлялись незаконно добытые товары. Контрабандистов ловили, сажали в тюрьму, ссылали на каторжные работы, конфисковывали имущество, но слишком высоки были ставки в этой игре, чтобы иметь возможность остановить ее.
Поэтому на планету Истер меня десантировали с предосторожностями, достойными шпионских фильмов. Совершенно неприметный челнок отделился от безобидного транспортного корабля и нырнул в атмосферу. Заходил на посадку, как и положено, от солнечного диска. Не думаю, что хоть кто-нибудь мог бы нас увидеть без специальных приборов. Потом пилот долго летел на малой высоте, петляя между холмами над, как мне показалось, совершенно безлюдной местностью. Напоследок он предложил мне спрыгнуть с парашютом, но я отказался.
Поселок, в который я попал, был укреплен и замаскирован, словно древняя военная база. Большую часть жителей, как в традиционных вестернах, составляли мужчины, по чьим грубым физиономиям я уже успел соскучиться. Раз и навсегда установленный в поселке закон карал смертью всякого за любую попытку вольно или невольно выдать расположение поселка кому бы то ни было. И закон этот никто не нарушал, по крайней мере за время моего пребывания не было ни одного случая. Все кандидаты на поселение исподволь тщательно проверялись, существовала даже своя контрразведка. В мою пользу сыграло то, что на Хеинве я был объявлен государственным преступником номер один и элементарная логика не допускала возможности моего тесного контакта с представителями спецслужб.
Здесь добывали кроваво-красную медь, и поэтому практически все сооружения находились глубоко под землей. Возможно, более опытный следопыт, нежели я, и обнаружил бы следы человеческой деятельности, но я до последнего момента считал, что меня решили высадить в совершенно дикой местности с тем, чтобы я пешком добирался до поселения. И только когда земля зашевелилась у меня под ногами, я понял, что меня не обманули.
Внизу находились жилые помещения. Медная жила начиналась когда-то почти у самой поверхности и постепенно уходила в глубину. Вполне естественно, что руду выбрали сначала сверху - таким образом появились пригодные для жилья пустоты. Стены в комнатах были в основном облицованы пришедшими в негодность тюбингами, кое-как пригнанными друг к другу, но во многих местах все равно оставались довольно широкие щели, из которых временами начинала сыпаться порода. Дверей здесь вообще не признавали, считая их сооружение излишеством. Но, несмотря на сходство моего нового обиталища с пещерами перволюдей, в нем был определенный уют. Мне отвели крохотную каморку в самом конце выработанного штрека, больше похожую на футляр для кассеты, чем на человеческое жилище. Меблировка состояла из походной складной кровати и почтового контейнера, будившего во мне не самые приятные воспоминания. Последний должен был служить мне столом, буфетом и гардеробом. Кстати, отдельное помещение не было чем-то из ряда вон выходящим - наличие индивидуального «жилья» было продиктовано необходимостью. Работы в шахте велись одновременно в две, три и четыре смены, и те, кто возвращался из штреков и цехов, не должны были беспокоить тех, кто в это время отдыхал.
Дежурный по ярусу любезно ознакомил меня с расположением столовой, умывален и туалетов. Вкратце объяснил, как следует себя вести в тесном мирке шахтеров, и еще раз проинструктировал о том, чего не следует делать, если мне дорога моя голова. Между делом он задал мне несколько каверзных вопросов, но, поскольку я никому не соврал ни слова, провокации эти пропали втуне. Но мне пришлось заново рассказывать всю свою историю, и он остался доволен.
- Сюда редко попадают новые люди, - сказал он на прощание. - Поэтому приготовься к полудюжине пресс-конференций. Для воспоминаний у тебя будет двое суток Если тебя раньше определят в какой-нибудь цех, то вся шахта взбунтуется. Ты не представляешь, как здесь любят послушать разные истории! А если ты еще и приврать мастер, то будешь популярен как минимум полгода.
В дальнейшем его прогнозы совпали с реальностью с точностью до слова. Практически все шахтеры изъявили желание познакомиться с новым коллегой. Освободившись со смены, они приходили в столовую, где я был в течение двух суток неизменным «десертом», и засыпали меня вопросами, на которые я в силу своей некомпетентности далеко не всегда мог ответить. Более всего, как и следовало ожидать, их интересовала Хеинва. Оказалось, что совсем не просто было получить визу на эту планету, как мне раньше представлялось. Множество самых разных слухов о Хеинве пришлось опровергать. Например, общее мнение состояло в том, что планета представляет собой переполненный женщинами дом свиданий, по какому-то недоразумению запертый на замок, отчего страдают и клиенты, и сами жрицы любви. Из многочисленных бесед я сделал вывод, что большинство шахтеров мечтают заработать денег на «красивую» жизнь и провести эту жизнь, в первую очередь, в обществе многочисленных женщин. Впрочем, их можно было понять - в шахтах работали одни мужчины.
Я так увлекся своими беседами, что совершенно забыл - здесь, как в муравьиной семье, дармоедов не держат. Однако на третий день мне ненавязчиво намекнули, что шахта - не курорт. Мне же при этом оставалось только устыдиться и взяться за предложенную работу. Само собой, свободной вакансии для дипломированного юриста не оказалось.
Работали на износ. Выходных дней не было как таковых. Только каждый седьмой день подходила очередь дежурить по одному из ярусов, и это можно было считать короткой передышкой. В шахте работали около сотни человек в две смены по двенадцать часов. Из них человек пятнадцать по очереди несли вахту, имеющую целью пресекать возможные попытки демаскировать разработку.
Я попал в дробильный цех. Здесь добытая руда превращалась в пыль, которую фильтровали, получая таким образом почти чистый металл, а его, в свою очередь, прессовали в брикеты. Плавильных печей не было - слишком энергоемким и заметным делали они производство. Цех мой находился в самом низу выработки, чтобы до поверхности не доносились звуки работающих механизмов. Там был сущий ад. Но, как это ни удивительно, я очень скоро привык и к жаре, и к непрерывному грохоту и даже обнаружил в себе некий трудовой энтузиазм.
Раз в неделю массивная скала, маскирующая сверху посадочную шахту, сдвигалась, и на специально оборудованную у ее дна площадку опускался космический челнок. Он забирал медные брикеты и оставлял продукты и инструменты. Погрузка-разгрузка происходила, как правило, очень быстро - период обращения орбитального патруля был около двух часов, и в это время следовало уложиться, чтобы не рассекретить свое расположение.
Однообразные будни выстраивались серой чередой. Под землей очень быстро теряется счет времени. Круглосуточный полумрак, прорезаемый только лишь тусклыми в жилых и резко-яркими в производственных помещениях лампами, угнетает психику, и все ваше существо впадает в некое полусонное состояние, которое способны, хоть и не надолго, развеять только очень сильные раздражители. Лишь изредка шахтеры развлекались «сходками», изобиловавшими алкоголем и грубыми шутками. В остальное же время график был таким: подъем - завтрак - работа - обед - работа - ужин - сон.
Так минуло две недели с начала моего пребывания в шахтах. Прибыл очередной челнок, но, как и обычно, это не было поводом для прекращения работы. Перекинуться несколькими словами с экипажем могли только дежурные по ярусам, прилегающим непосредственно к месту посадки. Поэтому я был крайне удивлен, когда подошел один из вахтенных и сообщил о том, что мне необходимо пройти на посадочную площадку. Он согласился подменить меня на пятнадцать минут, и я бегом помчался к кораблю. Мне почему-то казалось, что известие, прибывшее с ним, сделает меня свободным и счастливым. Цех мой находился всего в минуте ходьбы от посадочной площадки, и за время пути у меня не возникло никакого разумного предположения относительно причин вызова.
