Ну так вот. Сидит Верещагин на скамейке в парке – я его в этом положении оставил,- пытается вспомнить что-нибудь приятное, но вспоминается только как убежал от девушки Тины – факт не очень радостный, и Верещагин старается его забыть.

Сидит он и смотрит по сторонам, но вокруг – хоть шаром покати – ни одного интересного события. Тогда он взглядывает на свои часы и видит золотую секундную стрелку. Часовая и минутная – тоже из золота, но драгоценность металла заметнее всего именно на секундной. Потому что она движется – быстро, судорожно, рывками, от этого во все стороны летят ослепительные блики. Смотреть на золотую нервную стрелку в солнечный день – одно удовольствие.

Поскольку слияния с природой не получилось, Верещагин решает слиться со временем – тоже неплохой способ улучшить настроение. Он усаживается на скамейке поудобнее, закидывает ногу за ногу и впивается взглядом в циферблат.

Закидывать ногу на ногу я и сам, между прочим, люблю, и у других мужчин эта привычка мне нравится. А некоторым женщинам, я знаю, наоборот, не очень. У меня есть один приятель, тоже большой любитель закидывать, сейчас он уже пожилой, одинокий человек, а в старые прежние времена у него была жена, так вот эта неона ему вечно выговаривала: «Что за дурацкая манера. У тебя короткие ноги, когда ты их закидываешь друг за дружку, они кажутся еще короче».- «Не такие уж они меня короткие»,- отвечал мой приятель и продолжал закидывать. Может, из-за этого они и с женой разошлись. Во всяком случае, когда совсем недавно, спустя много лет, случайно встретились на улице, бывшая жена прежде всего посмотрела на его ноги и хохотнула своим нахальным специфическим хохотом, который он ненавидел всей душой. Правда, этот хохот она объяснила другой причиной: «Вижу, научился гладить брюки. Представляю тебя с утюгом. Умереть можно!», на что мой приятель ответил: «Умереть можно было с тобой, а не с утюгом…» Так или иначе, но прежде всего она все-таки посмотрела ему на ноги.

Закинув ногу за ногу Верещагин просидел, наверное, с час, но из затеи слиться со временем у него ничего не вышло. Тогда он бросил пожирать глазами надоевшую секундную стрелку, снова огляделся и вдруг увидел ворону. Та расположилась совсем рядом, возле самой скамейки и долбила клювом старый китайский кед, кем-то выброшенный, без пары. «Уж не ты ли лаешь? – спросил Верещагин у вороны и присел с нею рядом.- Гав-гав!» – попытался спровоцировать он ее.

Ворона не ответила, но посмотрела на Верещагина с интересом.

Верещагин очень обрадовался, после неудачи с осиной он уже не надеялся на контакт с природой, а тут снова вознадеялся. Он где-то читал, что вороны любят блестящие предметы, и вот, желая снискать расположение птицы, протянул ей ключ от квартиры, за который она тут же ухватилась клювом. Она стала тянуть за бородку, Верещагин – за кольцо, некоторое время они поиграли в игру, называющуюся «Кто кого перетянет».

Но, убедившись вскоре, что Верещагина ей не перетянуть, ворона отпустила ключ и снова взгромоздилась на кед,- желание играть у нее пропало, потому что сколько бы там ни говорили об увлекательности самого процесса, все ж единственное, что влечет к игре, – это шанс на выигрыш.

Видя, что рушится последняя надежда на слияние с природой, Верещагин бросает ключ поближе к кеду, заискивающе улыбается, ласково говорит: «Гав-гав!» – он все еще думает, что это ворона соседа-ассенизатора.

Дальше происходит вот что. Ворона спрыгивает с кеда, хватает ключ и во весь дух мчится прочь. «Стой! – кричит ошарашенный Верещагин, он уже не лает.- Отдай!»- и бросается в погоню. Он бы, конечно, догнал, но умная ворона внезапно меняет тактику: видя, что в пешем движении ей с Верещагиным состязаться бессмысленно, она взмахивает крыльями – раз, два! – и вот уже сидит на ветке соседнего дерева. Ключ держит в клюве. «Ах, ты!» – говорит Верещагин и запускает в ворону консервной банкой, которая после пинка мальчишки прикатилась, оказывается, именно сюда, но, конечно, промахивается, начинает искать еще какой-нибудь твердый предмет, однако ворона не дура, чтоб ждать. Она снимается с ветки и летит, утяжеленная ключом, несколько грузновато. Тем не менее секунда-другая и – ее уже нет, Поминай как звали.

Верещагин расстроен до крайней степени. Мало того, что слияние с природой не удалось, так теперь еще и собственную квартиру он попасть не может. И вообще новая жизнь начинается не так, как хотелось. «Не нужно было вообще ее начинать,- думает Верещагин.- Старая кончилась – и хватит. Зачем жить два раза?»

Такие приступы малодушия, в общем-то, не характерны для моего героя. За всю первую неудачливую половину своего существования он, может, всего раза три-четыре поддавался такому пессимизму, не больше. И, как правило, поводом для этого служили не серьезные бедствия, а какой-нибудь пустяк. Например, данный случай подумаешь, ворона унесла ключ! Другие люди в подобной ситуации нисколько не унывают. Наоборот, приходя в веселое расположение духа и бегут рассказывать знакомым об интересном, выпавшем на их долю приключении.

Но эти другие люди при первом же серьезном ударе судьбы хватаются за голову, начинают проклинать день, в который родились, и вообще белковую форму существования материи. А Верещагин в дни тяжелых жизненных испытаний держался молодцом, только в пустяковых случаях раскисал и хныкал. Это очень интересная черта; задумавшись над нею, читатель сможет сделать много интересных выводов.

К Верещагину подошла старушка с черными от земли руками. Она работала в парке садовницей и все видела. «Нахальная, стерва, – сказала старушка. – Бесстыжая воровка, от нее надо бы держаться подальше».- «Вы ее знаете?» – спросил Верещагин. «А как же,- подтвердила старушка.- Кто ее не знает. Она в школе живет, в уголке живой природы, у нее там и ложки серебряные находили, и кольца, ты сходи, милок, это за углом, рядом здесь, тебе каждый покажет».

Верещагин отправляется в школу, долго стучит в стеклянную дверь, ему не открывают,- прильнув лицом к стеклу, он видит сумрачный пустой коридор, безлюдную лестницу на второй этаж и вспоминает: каникулы ведь.

Он уже хочет повернуть обратно, как вдруг слышит за спиной голос: «Вам кого надо?» – оборачивается и видит худую девочку лет четырнадцати. «Если можешь, проведи меня внутрь»,- просит Верещагин. «Зачем?» – интересуется девочка. «Мне нужна ваша ворона,- объясняет Верещагин.- Я сверну ей шею».- «Если она что-нибудь украла, так и скажите,- говорит девочка.- А то – шею сворачивать пришел».

Она ведет его вокруг школы и пропускает внутрь через черный ход, ворчливо объяснив по дороге, что хоть сейчас и каникулы, но она, вместе со старшей пионервожатой, приходит каждый день, так как животных надо кормить регулярно – хомяков, кроликов, лисенка и эту проклятую ворону.

Девочка не сказала о вороне, что она проклятая. Это Верещагин от себя в уме добавил.

Через несколько минут он собственной рукой достает из клетки – из-под вороха перьев и тряпок – ключ, все закончилось благополучно, он очень рад, настроение у него наконец-то поднялось, он трясет руку девочке с такой благодарной пылкостью, что та смущается и краснеет, от чего ее лицо становится некрасивым и добрым, а до этого девочка выглядела страшной злюкой, некрасивой же была все равно. Так что она только выиграла от смущения.

Итак, Верещагин трясет руку девочке, девочка, краснея, хорошеет, ворона сидит на крыше своей клетки с видом мрачным, но покорным – она уже привыкла, что сюда то и дело врываются люди и с помощью грубой силы отнимают у нее добытое умом и хитростью,- значит, вот такая сцена происходит, и в этот момент Верещагин слышит – опять за спиной! – знакомый голос: «Здравствуйте».

Он оборачивается и – кого видит? Он видит девушку Тину, с которой познакомился посреди реки, от которой убежал вечером, о которой совсем недавно с приятной грустью вспоминал. Она стоит рядом с вонючей клеткой лисенка, смотрит сияющими глазами на Верещагина, а тот не находит ничего лучшего, как сказать: «Вы что тут делаете?» «Я здесь работаю»,- отвечает девушка Тина и принимается рассказывать Верещагину о живом уголке,- тоже не нашла ничего лучшего. Она рассказывает о вонючем лисенке, который должен питаться регулярно, о хомяке, кролике, вороне – все они, оказывается, должны питаться регулярно, чуть ли не по часам, как какие-нибудь язвенники или инфарктники, кроме вороны, питающейся безрежимно, чем бог послал, так как она свободна и летает по городу где хочет. А Верещагин в ответ, смеясь, рассказывает о своей беде: да, действительно, говорит, ваша ворона летает где хочет, у меня ключ украла,- ах, ключ,- да, ключ,- они оба, вместе – Верещагин и Тина,- смеются, а девочка стоит в стороне, кусает губы, лицо у нее злое-презлое, ничего симпатичного на нем не осталось, но ее можно понять: еще минуту назад ей горячо трясли руку, говорили ласковые слова, и вдруг – на тебе! – забыли, бросили, никакого внимания, ветрено поступил с нею Верещагин, бессердечно, завлек и бросил, долго теперь эта девочка не освободится от уверенности, что все мужчины негодяи.