Итак, у нее оставалось два часа до момента, когда она должна была отправиться в полицейский участок за Эдом. Она поехала домой, пытаясь по дороге осмыслить ситуацию, которая совсем не радовала ее.

Должна ли она изолировать Тобеса, запретить ему работать у Андерсонов? Весь ее опыт клинициста, казалось, подсказывал ей, что Тобес безобиден; он переполнен тем жизненным опытом, который приобрел в детстве (надо обязательно разыскать его характеристики из средней школы); необъяснимо привязан к своему тайнику на кладбище: о нем он постоянно упоминает на ее сеансах; но в основе своей – человек честный и способен исправиться. Ей казалось, что он полезен Джонни, и Джонни, видимо, тоже привязан к Тобесу. К тому же совершенно очевидно, что Майк сделает прямо противоположное тому, что предложит она. Так какой смысл ломать голову?

У Тобеса в прошлом не замечено ни жестокости, ни склонности к сексуальным извращениям, так, во всяком случае, следует из полицейских отчетов, никаких признаков гомосексуальных наклонностей. Он рассказывал ей о своих опытах с девушками; то, о чем он говорил, выглядело правдиво и совершенно нормально для человека его возраста.

Тобес мог быть полезен Диане по многим причинам. Может, он занялся бы и ее садом?

Итак, как же все-таки распорядиться освободившимися двумя часами? Она поставила машину в гараж и вошла в дом. Коробки все еще стояли в передней как немой укор ей за невнимание и бесхозяйственность.

Эти коробки приобретены вчера. Она наконец поняла, что ей не хватает музыки. У Летти, служащей отдела регистрации клиники Святого Иосифа, был сын Ник. Он занимался продажей музыкальных записей и стереосистем. Конечно, Летти не была уверена, что Ник с Дианой договорятся, но все же обещала ей скидку и посоветовала: «Попытайся, по крайней мере». И Диана поехала. Ник оказался долговязым юношей с волосами, завязанными наподобие конского хвоста. Такой недотепа если встанет, чтобы поздороваться с вами, то потом так и останется стоять столбом. Магазин находился у порта, за шоссе А, неподалеку от его пересечения с Седьмой улицей. Подходя к дверям, Диана ожидала услышать оглушительный грохот джаза или «тяжелый металл». Вместо этого до нее донеслись звуки какой-то красивой мелодии. Тихие, нежные звуки раздавались в пустом магазине, по которому одиноко слонялся этот молодой человек.

– Что это? – удивленно спросила она.

– Дейм Кийри. Пуччини. «O mio bannino caro».[37] – Лицо молодого человека выражало неприязнь и осуждение. Должны бы знать, что это такое. Потом, милостиво улыбнувшись, он напомнил: – Помните фильм «Комната с видом»? – И сразу в ее памяти всплыло: конечно, это та самая изумительная мелодия.

Диана поняла, почему его мать боялась, что они не поладят. В считанные секунды Ник обрушил на ее голову какие-то коэффициенты, широкие диапазоны частот, фильтры, понижающие уровень помех, и большие мощности. Она совершенно не разбиралась во всем этом. Ей нужны были только коробки. Предметы, которые можно распаковать, вытащить из целлофановых пакетов и установить, заглянув в руководство, желательно не на японском языке. Ник все понял. Он продал ей множество коробок, и удивительно дешево. На его предложение приехать и установить все это Диана ответила отказом. Он произвел на нее приятное впечатление. Но если дом ее был уже готов к появлению музыки, то к приему гостей еще не был готов. Кроме того, Диана вполне могла сделать все это сама. Только не в эту субботу и, конечно, не в эти два часа.

В кухне, мурлыча песенку Элтона Джона,[38] она приготовила легкую закуску для себя и Эда. Конечно, не мешало бы купить столовые приборы: порывшись в ящиках, она нашла только нож с вилкой и одну палочку для еды. Эту палочку Эд подарил ей в тот вечер, когда второй раз спас ее шень-пей. Рассуждая обо всем этом, Диана попыталась выбить ею дробь, отчаянно сфальшивила и в раздражении отбросила ее в сторону.

Так как же быть с Эдом?

– Мама, – сказала она громко, – что мне с ним делать?

– Кто такой этот Эд?

Острова, лежавшие вдали на линии хрустально-чистого горизонта, скрыл от глаз поднявшийся с земли молочно-белый туман. Расползлась, растаяла в тумане и нежно-розовая кромка облаков. Появилась буровая вышка, черная и страшная, как доисторическая хищная птица.

– Он полицейский, мой приятель. Когда-то я чуть не влюбилась в него.

– И ты ничего не рассказала мне?

– Нет. Собиралась. Потом, понимаешь, выяснила, что он женат.

…Фантастическая хищная птица поднялась со своего насеста. Полетела к берегу…

– Женат…

Голос Ма-ма глухо звучит в ушах Дианы. Будто Диана находится в студии грамзаписи: тяжелая дверь с шумом захлопнулась за ее спиной, а затем в ушах без резонанса зазвучали слова. Именно так, как звучит сейчас голос ее матери. Ма-ма будто стоит совсем рядом с Дианой, губы (физически Диана не ощущала их прикосновения) прижаты к уху дочери. И вот она снова говорит:

– Что с тобой, зачем попусту тратила время с женатым человеком? Нужно ли все это продолжать?

– О, мама…

– Пожалуйста, не говори мне, что на дворе двадцатый век.

– Это не то, о чем ты думаешь, мама.

– Тогда что это?

– Работа.

…Доисторическая птица приближалась к берегу. Гигантская тень скользила по поверхности воды все ближе и ближе. Диана следила за ней, не в силах отвести взгляд, не в силах бежать…

В кухне стало темнее. Солнце теперь совсем скрылось. Птица распахнула свои черные крылья. Ночь опустилась на землю. У Дианы помутилось в глазах. Она вся трепетала от холода. Почувствовав головокружение, она ухватилась за плиту, попыталась удержаться на ногах.

Странная беседа продолжалась. В ушах по-прежнему звучал голос Ма-ма:

– Но главное, сам Эд, – говорила Ма-ма.

– Главное – Эд.

– Это плохо. Очень плохо.

– Он сейчас разведен.

– Он так говорит.

– Это так!

– Ты любишь его?

Диана расплакалась. Протянув вперед руки, она пыталась защититься от уродливой птицы. Шум ее черных крыльев все громче и громче звучал в ее ушах.

– Не з-з-знаю, – простонала Диана…

И потеряла сознание.

Пришла в себя она не скоро. А может быть, и через несколько секунд. Сверкающая белизной кухня была залита светом. Диана ничего не помнила. Знала только, что зловещая птица вернулась на свой насест в заливе. Хлопанье чудовищных крыльев было всего лишь биением ее перенапрягшегося сердца.

Она встала с пола и тщательно осмотрела себя. Ни шрамов, ни порезов – счастливо отделалась.

Так дольше не может продолжаться.

Сегодняшнее падение – это не первый случай.

Так, так, так. Давайте-ка разберемся, что нас ожидает, доктор.

Диана перечитала все, что можно, относительно стрессовых состояний, вызванных глубоким горем. Она тяжело оплакивала свою мать. Ма-ма умерла рано. Они даже не успели разобраться во всех важных делах. Отсюда эти галлюцинации. Принимая желаемое за реальное, она не хотела смотреть в лицо суровой действительности, что вело к отказу от реального мира, отрицанию его. В конечном итоге это могло закончиться тяжелым неврозом или даже шизофренией.

Сегодня Диана вышла из этой ситуации так же, как делала это и раньше: призвала на помощь чувство юмора.

– Мама, – сказала она. – Извини, что я не могу продолжать разговор с умершим человеком. Слышишь меня, мама?

– Слышу.

Но на этот раз Диана постаралась вызвать в памяти настоящий голос Ма-ма.

…Диана быстро взбежала по ступенькам полицейского участка. Это уродливое старое здание располагалось на теневой стороне Четвертой авеню. У стола дежурного она наткнулась на Лео Сандерса.

Лео, высокий тучный мужчина, уже успел на одном из занятий по психологии скрестить шпаги с Дианой. У него был четкий стратегический план: сохраняя с ней приятельские отношения, тем временем перетягивать ребят на свою сторону. Лео гордился своим умением обращаться с женщинами. Он был рыцарем по призванию, только рыцарство его носило довольно странный характер. Женщин надо сначала поприжать, считал он, а уж потом помогать им, потому что так заведено исстари, ныне и приисно и во веки веков, аминь.