— Вон на той белой равнине я видел два странных блестящих шара, похожих на яйца лимпи. Только очень-очень большие, — прервал Гунди ее мысли. — Что это было? Я не понял.

— Это же наш лагерь! — вскричала девочка. — Покажи еще раз, где ты его видел.

— Во-он там, между двумя белыми холмами.

— Ну конечно, это то самое место, — похолодев от недобрых предчувствий, прошептала девочка. — Но там пусто! Я не вижу ни лагеря, ни людей.

— Я тоже, — встревожился Гунди.

— Может, я увижу? — вмешался Муно. — У меня зрение острое.

Он внимательно вглядывался в белые равнины и холмы, но, ничего не увидев, досадливо щелкнул хвостом.

— Но как же, как же…

Нет, Анжела не заплакала. Она не могла плакать, у нее пересохли глаза, пересохло горло. Ведь она так надеялась… так ждала.

— Наверное, на них напали дикие звери…

— У нас никто ни на кого не нападает, — возразил Гунди.

— Ах, Гунди, вы ведь ничего, кроме своей Долины, не знаете.

— Ну а их жилища? — напомнил Муно.

Анжела озадаченно посмотрела на него:

— А ведь ты прав, Муно! Если нет лагеря, значит, они сами убрали его. А если это так, значит, они покинули Парианус… Ну конечно! Они сели в звездолет и вернулись на Землю… Без меня!.. А как же я? Муно! Дядюшка Гунди! Неужели они оставили меня здесь? Одну?!

— Ты не одна, Цуцу. Мы с тобой, — попытался утешить ее Муно.

Но Анжела не слушала его.

— Они оставили меня одну на чужой планете и улетели? Это невозможно. Они не могли так поступить со мной…

Больше Анжела не произнесла ни слова. Сколько отец и сын ни заговаривали с нею, она не отвечала. Лицо ее будто окаменело, глаза потускнели.

Она не заметила, как париане с величайшими предосторожностями проделали обратный путь, сползая вниз по отвесным скалам, цепляясь руками, ногами и хвостами. Она не заметила, сколько париан понапрасну рисковали из-за нее жизнью. Но, к счастью, никто не сорвался, и все благополучно вернулись в Городище.

Анжелу отнесли в жилище Гунди, уложили на лежанку и, поняв, что утешения бесполезны, оставили в покое.

Два дня Анжела не вставала с лежанки, отказываясь от пищи. И все это время Муно не выходил из жилища. Он тихо-тихо сидел на полу у стены и не сводил глаз с безучастной Анжелы.

Только теперь, окончательно потеряв надежду на возвращение, она поняла, что все тридцать долгих лет жила этой надеждой. И вот все рухнуло. Ей оставалось только одно: отрастить себе хвост и длинную шею и превратиться в серо-голубую парианку. Пройдут годы, много-много лет, и она станет такой же старой и морщинистой, как старейшая парианка… Нет, хвост у нее, конечно, не вырастет и шея останется прежней, но всю жизнь она будет засыпать, заворачиваясь в листья пиру, есть противные, приторные плоды и купаться в Горячем озере с медлительностью лимпи, потому что у нее нет даже перепонок.

Но хандрить до бесконечности невозможно. И скоро, к великой радости Муно, она поднялась с лежанки и вышла из полутемного жилища на свет.

Анжелу окружили друзья.

Тути протянул ей ярко-красный душистый цветок мунго — он лазал за ним на скалы. А Лула сняла со своей шеи одну из розовых ленточек, которыми очень гордилась, и повязала ее на шею девочке.

— Мы так волновались, — сказала она. — Твоя болезнь прошла?

Девочка грустно улыбнулась: наивные парианские дети. Разве такие болезни проходят!

— Тогда пойдем купаться.

— Мне не хочется, — сказала Анжела.

— Мы очень просим тебя. — У Муно был такой умоляющий вид, что она не смогла отказать им.

Прошло еще десять парианских лет. Анжела окончательно смирилась с мыслью, что навсегда останется пленницей Париануса. Она даже нашла себе занятие.

Каждый день отправлялась Анжела на площадь, где ее с нетерпением дожидались не только малыши, но и взрослые жители Городища. Она рассказывала им о жизни на Земле, о людях и животных, населяющих Землю, о цветах и деревьях, о горах и морях, об извержениях вулканов и о землетрясениях. И о многом, многом другом. Так свою тоску по Родине, свои воспоминания она разделяла с парианами, и боль становилась не такой уж нестерпимой. А они слушали ее затаив дыхание, как слушают бесконечную, захватывающую сказку.

Изо дня в день она обучала Муно языку землян. Он оказался удивительно способным. Теперь ей было с кем поговорить на родном языке.

Она рассказывала Муно о своей школе, о подругах, о кенгуру и дельфине, о бассейне на крыше дома и о путешествиях по свету…

Анжела попыталась даже обучить Муно грамоте, но из ее затеи ничего не вышло. Он отказывался понимать, что такое буквы и каким образом слова, которые произносятся голосом, могут вдруг стать немыми и превратиться в какие-то нелепые закорючки…

Был ясный день. Самый обычный день на Парианусе. Ярко сиял Парий. Лениво раскачивались листья пиру. Огромным зеркалом лежало в своей зеленой растительной рамке Горячее озеро. И так же грозно и неприступно высилась позади Городища Каменная стена, к которой Анжела теперь потеряла всякий интерес.

Девочка сидела на возвышении и рассказывала собравшимся на площади парианам о водопадах и горных реках Земли.

И тут в мирную тишину этого самого обычного дня ворвался странный гул. В ясном небе рядом с оранжевым Парием что-то блеснуло, приковав к себе взгляды париан. Искрящаяся точка быстро приближалась, превратилась в длинное сверкающее тело, которое с ревом пронеслось над головами объятых ужасом париан.

Глаза Анжелы вспыхнули безумной радостью.

Длинный блестящий предмет плавно опустился неподалеку от Городища в Зеленую долину. Париане сбились в кучу, прикрыв своими телами малышей, их хвосты нервно вздрагивали.

— Это они! Они! — закричала Анжела и со всех ног бросилась к звездолету.

Пересиливая страх, первым последовал за ней Муно. А потом и остальные париане.

По возгласу девочки они поняли, что на Парианус прилетели земляне.

Звездолет некоторое время не подавал признаков жизни. Но вот часть его корпуса бесшумно исчезла, образовав небольшое овальное отверстие.

Париане пугливо толпились в сторонке. Анжела замерла, готовая каждую секунду сорваться с места.

Из проема звездолета спустили лестницу. На нее ступил первый человек. Он с опаской поглядывал на толпу хвостатых париан.

— Да что же вы медлите! — не выдержала Анжела. — Скорее!

Услышав человеческую речь, люди в звездолете заволновались, засуетились и один за другим стали спускаться по лестнице.

Анжела бросилась к ним — люди были незнакомые. Она остановилась. Некоторое время они разглядывали девочку с длинными, спутанными волосами, в рубище, едва прикрывавшем худенькое тело…

— Неужели ты — Анжела? — наконец произнес один из них.

— Анжела! Анжела! — радостно закричала девочка. — Вы все-таки прилетели за мной! А где моя мама? Где папа?

Человек, назвавший Анжелу по имени, подошел, крепко обнял ее, прижал к себе.

— Ты живая… Кто бы мог подумать! Одна, на чужой планете! А твои родители до сих пор оплакивают тебя. Они уверены, что ты погибла в снегах этой проклятой безжизненной планеты.

— О чем вы говорите! Разве Парианус похож на безжизненную планету? Оглядитесь вокруг.

— Но как же так? Ведь первые переселенцы вернулись, объявив, что планета не пригодна для жизни, что…

— Я все объясню, только скажите скорее, где мои родители? — перебила его Анжела.

— Остались на Земле. Они и слышать не хотели о планете, которая отняла у них дочь.

Девочка сразу сникла.

— Да ты не расстраивайся. Мы отвезем тебя домой, на Землю. Ты вернешься к своим родителям. Вот уж они обрадуются!

— Правда? Неужели это правда? — Забыв о сдержанности, к которой ее приучили меланхоличные париане, Анжела пустилась в пляс, кувыркалась и прыгала, смеялась и плакала, пока в изнеможении не свалилась на траву.

— Бедная девочка, — сказал один космонавт другому. — Трудно даже представить себе, что она пережила.