Глупо жалеть деньги, когда того требует дело. К тому же два золотых за бокал хорошего вина не такая уж и большая плата, если в придачу ты бесплатно получаешь ценные сведения.

Время – самый жестокий палач, оно убивает медленно, постепенно, растягивая муки выбранной жертвы на долгие годы, а то и на десятилетия или века. Все, что когда-то было могущественным и величественным, рано или поздно станет жалким, убогим и нелепым; все, что когда-либо процветало, когда-нибудь да обратится в прах.

Штелер только прибыл в город и не знал, когда точно начался упадок преуспевающей ресторации, но симптомы болезни, называемой людьми красивым словом «банкротство», заметил сразу, как только переступил порог. В дверях его не встретил улыбчивый слуга в белоснежном парике и ливрее цвета морской волны, а это уже был первый признак нависшего над заведением разорения. Сцена, на которой ранее денно и нощно сменяли друг друга певцы, музыканты и танцоры, развлекавшие своим нехитрым искусством откушивающих гостей, теперь была пуста, а на стульях скрипачей да виолончелистов виднелся такой толстый слой пыли, что барон сразу понял: выступления не предвидится, просиди он хоть до полуночи. В огромном зале, рассчитанном как минимум на пятьдесят-шестьдесят не привыкших к стеснению персон, обедало всего около десятка посетителей, причем по их одеждам сразу было ясно, что до аристократии им далеко. В основном это были приезжие, зашедшие в когда-то шикарную ресторацию по старой памяти, так же, как и моррон, весьма удивленные отсутствием прежнего лоска да блеска, но все-таки оставшиеся ненадолго перекусить. Если ранее около каждого столика стоял услужливый слуга, готовый быстро исполнить любой каприз посетителя, то теперь разносчиков блюд было всего шестеро на весь огромный зал, да и меню стало заметно проще, без изысков и деликатесов, хотя цены остались по-прежнему высокими. На стенах было пустовато, видимо, не сводящий концы с концами хозяин, избавившись от лишних слуг и прекратив подавать яства, которые заказывают не чаще раза в полгода, уже принялся продавать картины. Его можно было понять, расходы заведения остались высокими, а вот доходы заметно оскудели. Штелеру даже стало интересно, какой он по счету клиент до закрытия когда-то гремевшей на весь город «Доблести и Чести».

Прошествовав через зал, Штелер занял пустующий столик у окна и, поскольку все разносчики пока были заняты, стал наблюдать за проходившей возле его дома церемонией, немного напоминавшей освящение, немного – похороны. Под дружное песнопение священников, а может быть, просто под чтение стихов из Святого Писания, восемь солдат осторожно несли ко рву большой чан, наполненный какой-то кипящей жидкостью. Моррон предположил, что жидкость – смола, а иначе как можно было объяснить возникновение на стенах особняка огромных черных пятен, похожих на слизь. Однако его догадка оказалась неверной. Немного постояв перед рвом, наверное дожидаясь, пока священнослужители закончат молитву, стражники перевернули чан и вылили содержимое в ров. На этом, собственно, церемониал и закончился. Служивый люд оттащил чан обратно к костру, а священники, сняв ритуальные одеяния, скрылись в одной из палаток.

– Чего изволите, милостивый государь? – раздался рядом голос разносчика, оторвавший моррона от размышлений.

– Бутылку «Минфарэ», жареную куропатку и хозяина, – не отрывая глаз от окна, сделал необычный заказ Штелер.

– Простите? – удивленно переспросил слуга, которому показалось, что он просто не расслышал названия последнего блюда.

– Хозяина позови, поболтать с ним надо! «Минфарэ» принеси, а о куропатке можешь забыть, – упростил заказ посетитель.

– Видите ли, – замялся слуга, – наш хозяин не выходит к гостям.

Не желая тратить впустую время на глупые пререкания, Штелер небрежно бросил на стол серебряную монету, которая тут же исчезла в фартуке слуги, еще даже не успев коснуться скатерти. Парень мгновенно испарился, и, как показалось Аугусту, в направлении кухни, а это был хороший знак.

«Если хозяин находится на кухне, значит, он сам потеет возле котлов, следовательно, повар уволен или сбежал… Дела в заведении совсем плохи, а это хорошо… для меня хорошо, – размышлял моррон в ожидании заказа. – За несколько золотых отчаявшийся хозяин расскажет мне все, поделится всем, о чем другие почему-то молчат… Ох и надоела же мне эта таинственность!»

Не прошло и минуты, как возле столика появился невысокий толстячок, судя по мутным зрачкам и огромным мешкам под глазами, очень уставший и нормально не спавший несколько дней. Это было естественно, если учесть, в каком состоянии находятся дела заведения. Когда весь в долгах, то волей-неволей начнешь страдать от бессонницы.

– Изволили видеть, милостивый государь? – произнес хозяин ресторации, так спешивший на зов посетителя, что даже забыл снять перепачканный жиром и приправами фартук.

– Я еще и вино заказывал, – напомнил Штелер скромно притаившемуся за спиной хозяина разносчику. – Видите ли, уважаемый, я приезжий, но когда-то несколько лет прожил в Вендерфорте, – начал разговор моррон, как только любопытный парень побежал за вином. – Город изменился, люди тоже, да и ваше заведение уж совсем не то…

– Можете передать Монфьеру, что я отдам долг, послезавтра отдам! – резко и грубо перебил моррона хозяин и, повернувшись к посетителю спиной, отправился на кухню.

Звон презренного металла творит чудеса, он куда доходчивей объясняет серьезность намерений, нежели лишь сотрясающие воздух слова. Как только пять золотых покатились по пустому столу, хозяин остановился, а затем вернулся.

– Вы ошиблись, милейший, я не посланник от вашего кредитора, – поставил точки над «i» моррон, кивком головы указав хозяину на стул. – Мне хотелось бы получить лишь некоторую информацию, за которую я готов хорошо заплатить.

– И о чем же вы хотите узнать? – медленно произнес хозяин, чьи глазки забегали, попеременно глядя то на лицо собеседника, то на горстку золотых на столе.

– А как вы сами думаете, о чем? – Штелер ненадолго потерял терпение и чуть было не перешел на крик, так ему надоели сплошные загадки вокруг. – О том, что происходит в городе! О том, что случилось с вашим заведением и что, черт возьми, вот это такое?! – Штелер указал пальцем в направлении осажденного особняка за окном. – Что там такое творится: учения городской стражи или отпевают кого-то?! А может, Его Светлость герцог Вендерфортский решил фамильный склеп на месте особняка баронского соорудить и на всякий случай землицу освящает?!

– Тише, милостивый государь, умоляю вас, тише, – прошептал хозяин, испуганно озираясь по сторонам, – за одни только речи такие….

– Говори, что в городе происходит?! – перешел на шепот моррон и крепко сжал ладонь аж взопревшего со страху хозяина.

– Ничего я вам не скажу, а коли с вопросами глупыми не уйметесь, так и за стражей пошлю. Вон она где, близко совсем, – проявил упорство собеседник и выдернул ладонь из-под руки моррона. – Пейте ваше вино, и не забудьте за него расплатиться!

Штелер недооценил прыткость толстячка. Не успел моррон и опомниться, как собеседник уже удалился на несколько шагов от стола и быстро перебирал коротенькими, немного косолапыми ножками в сторону кухни. Несколько секунд посетитель провел в раздумье, стоит ли ему последовать за хозяином на кухню и там продолжить разговор, ведь с кастрюлей горячего соуса на голове люди куда сговорчивее, или все же не связываться с перенервничавшим толстячком.

Неизвестно, к какому решению пришел бы моррон, но буквально через секунду это уже не имело значения, поскольку произошло событие, в корне изменившее ситуацию и заставившее удивиться даже повидавшего многое на своем веку барона. Не успел толстяк скрыться за спасительной дверью кухни, как в зал вбежал запыхавшийся, раскрасневшийся слуга и, брызгая слюной во все стороны, в том числе и в тарелки посетителей, прокричал: «Хозяин, он… он идет!»

Довольно странное заявление сразу поделило присутствующих на две группы. Только что приехавшие в Вендерфорт господа оторвались от тарелок и удивленно уставились на сошедшего с ума прислужника. А завсегдатаи заведения быстро повскакивали с мест, запачкав при этом воротнички едой, и бросились врассыпную. В возникшей толчее и сумятице некоторые даже пытались, позабыв о приличиях и собственном достоинстве, ретироваться в окно. Однако они опоздали. Никто не успел покинуть зал, как дверь открылась и на пороге появился ОН.