Трудно удержаться, чтобы не привести здесь следующее признание в любви: "Моя любовь к тебе, – писал К. Маркс жене, – стоит тебе оказаться вдали от меня, предстает такой, какова она на самом деле – в виде великана; в ней сосредоточиваются вся моя духовная энергия и вся сила моих чувств. Я вновь ощущаю себя человеком в полном смысле слова, ибо испытываю огромную страсть. Ведь та разносторонность, которая навязывается нам современным образованием и воспитанием, и тот скептицизм, который заставляет нас подвергать сомнению все субъективные и объективные впечатления, только и существуют для того, чтобы сделать всех нас молочными, слабыми, брюзжащими и нерешительными… Любовь к любимой, именно к тебе, делает человека снова человеком в полном смысле этого слова".
Но любовь хрупка, очень ранима и уязвима и потому часто оказывается беззащитной, становится жертвой самолюбия, мелкого соперничества, глупой гордыни или тщеславия, не говоря уже о препятствиях внешних, могущих заглушить и погубить самое искреннее чувство.
Внешних причин, поводов и препон на пути любви много, но главная битва развертывается все-таки внутри человека. Кант говорил: "…истина открывается только в браке", ссылаясь на слова Лукреция Кара "личина срывается, суть остается". Это верно. Брак представляет собой испытание, всестороннее и долговременное, прочности связывающего мужа и жену чувства. Однако истина рано или поздно открывается: до какого-то момента каждый день был завоеванием внимания, интереса, просто любопытства человека, которому хочешь понравиться, представ в его глазах в наилучшем свете, но со временем эта потребность и стремление "вдруг" исчезают. Сохраняя за любовью все лирические и возвышенные слова-определения, надо сказать, что это еще и работа, неустанная и не прекращаемая ни на день, ибо завоеванное вчера сегодня уже не в счет и надо начинать все сначала. Чувство живо движением духа, а самоуспокоенность и самодовольство гибельны.
Прекращение такой душевной работы – начало конца любви. Кажется, все друг другу известно и понятно, нет нужды в признаниях и уверениях, не надо доказывать, что ты любишь. Но так ли это?
Прошло два-три месяца со дня свадьбы, и Маша заметила, что все в их тихой семейной жизни как бы повторяется: нет ни в ней, ни в нем ничего нового, напротив, они как будто то и дело возвращаются к старому. "Я любила его не меньше, чем прежде, и не меньше, чем прежде, была счастлива его любовью; но любовь моя остановилась и не росла больше, а кроме любви, какое-то новое беспокойное чувство начинало закрадываться в мою душу. Мне мало было любить после того, как я испытала счастье полюбить его. Мне хотелось движения, а не спокойного течения жизни. Мне хотелось волнений, опасностей и самопожертвования для чувства" [Толстой Л. Н. Собр. соч. В 14-ти т., т. 3, с. 113.]. Рождались дети, появлялись новые заботы, каждый старался угодить другому, исполняя его желания, и внешне казалось, что все по-прежнему. На самом деле все изменилось.
"Прежние наши отношения, когда, бывало, всякая непереданная ему мысль, впечатление, как преступление, тяготили меня, когда всякий его поступок, слово казались мне образцом совершенства, когда нам от радости смеяться чему-то хотелось, глядя друг на друга, – эти отношения так незаметно перешли в другие, что мы и не хватились, как их не стало. У каждого из нас явились свои отдельные интересы, заботы, которые мы уже не пытались сделать общими.
Нас даже перестало смущать то, что у каждого есть свой отдельный, чуждый для другого мир.
Мы привыкли к этой мысли…" [Толстой Л. Н. Собр. соч. В 14-ти т., т. 3, с. 128.] Итог романа печальный (хотя по нашим сегодняшним представлениям его можно определить как оптимистический). Сохранилась семья, где растут дети, есть хороший, добрый отец и добрая, хорошая мать, но ушла любовь. Или иначе, скажем словами Сергея Михайловича: "Осталась любовь, по не та, осталось ее место, но она вся выболела, нет уж в ней силы и сочности, остались воспоминания и благодарность, но…" [Там же, с. 145.] В этом "но" героя толстовского романа заключен вопрос о счастье. Фокусирующий в себе человеческий, гуманистический смысл так называемой личной жизни, вопрос о счастье не может, не должен восприниматься как самоцельный, чисто "личный". Не случайно персонажи романа Л. Н. Толстого, сосредоточенные на сугубо личных переживаниях, не отвечают на него. Любовь, скажет философ, "для своей полноты нуждается в чем-то более высоком, чем рассмотрение ее самой по себе, ради нее самой" [Гегель. Работы разных лет. В 2-х т., т. 2, с. 323.], а Толстой убедительно подтвердит эту мысль в "Воскресении" художественным исследованием отношений Катюши Масловой и Нехлюдова.
При таком подходе к "вечной" теме любви и счастья становится понятно, почему Зилов терпит полный крах в личной жизни и почему именно в отношениях с женой проясняется до конца духовный смысл его драмы. Этот вконец изолгавшийся, непрерывно аффектирующий и разыгрывающий чувства, всегда взвинчено веселый и остроумный в общении человек многим еще может показаться правдивым, искренним в своих побуждениях, даже привлекательным или заслуживающим снисхождения, когда недостатки и изъяны его поведения нельзя не заметить и скрыть. Многим, но только не ей, Галине, жене. Она-то знает, точнее – чувствует, кто такой и что собой представляет в действительности Виктор Зилов. Ставшее образом жизни духовное иждивенчество и потребительство, отсутствие характера, размененного в ежедневной гонке за мелкими удовольствиями, – вот что такое Зилов и "зиловщина".
И когда он, впервые за многие годы, обнажает перед нею свою душу и искренне признается в своем крахе, уже поздно – она его не услышит. Слова раскаяния произносятся, как говорится, вдогонку уходящему поезду.
Но понятием "зиловщина" Зилов полностью не охватывается и не исчерпывается (как "хлестаковщиной" Хлестаков, "обломовщиной" – Обломов), ибо есть в нем нечто, что делает его человеком живым, с не убитым нравственным нервом в душе, способным посмотреть истине в лицо. Помимо "вины" у такого рода людей есть еще "беда", с которой они собственными усилиями вряд ли справятся. Велики возможности морали, нравственного воспитания и самовоспитания. Но они не беспредельны. Тем более, как убеждает практика, моральные проблемы всегда упираются в проблемы социальные.
Итак, можно ли помочь Виктору Зилову и таким, как он?
Выход… Он же вход в проблему
Время изменяет человека как в физическом, так и в духовном отношении…
Глупец один не изменяется, ибо время не приносит ему развития, а опыты для него не существуют.
А. С. Пушкин
Человек трудолюбивой души будет задавать себе вопросы, на которые у других всегда есть готовый ответ, поэтому они лениво делают какое-то дело, даже когда делают его хорошо, и живут, только потребляя.
Ч. Айтматов
В предыдущем изложении мы пытались показать, что как характер, сознательно самоопределившаяся личность, Виктор Зилов не одномерен и в то же время совершенно определенен в своей многомерности. Какой бы стороной своей натуры он ни поворачивался, в конечном счете всегда выступает, проглядывает одно и то же свойство его бытия, образа жизни – душевная вялость, пассивность, созерцательность, потребительство. И ото несмотря на то, что натура у Зилова отнюдь по бездеятельная, напротив, он весьма действен, активен, динамичен.
Подобно герою фильма О. Иоселиани, он находится постоянно в движении, куда-то спешит, что-то делает, с кем-то общается. Но это деятельность пустая, ни на что серьезное, увлекающее хотя бы его самого, не направленная.
По существу, его деятельность – это бездеятельность. Нет, он работает, живет на заработанные трудом средства, не ворует (разве что время, а этим грешат сейчас, увы, многие). Однако он не познал, что самым страшным злом, как заметил еще Аристотель, является бездеятельность, неподвижное состояние души. Все то, из чего слагается скука – безотчетная тоска, отвращение к делу, которым занимаешься, неопределенность желаний и необязательность порывов, томительная бесцельность времяпрепровождения, есть плод и результат бездеятельного существования. Иначе говоря, отказа человека от своей сущности, потому что, по остроумному высказыванию Канта, человек "желает жить беспечно и весело, а природа желает, чтобы он вышел из состояния нерадивости и бездеятельного довольства и окунулся с головой в работу и испытал трудности, чтобы найти средства разумного избавления от этих трудностей" [Кант И. Соч. В 6-ти т., т. 6, с. 12.].
