Кэролайн встала и повернулась к сыну. Только тут Гейбриел заметил ее.

– Убери это, Ричард, – приказала она. – Я не позволю тебе застрелить моего сына.

Барнетт опустил револьвер, но не убрал его совсем.

Мел по-прежнему сидела, не произнося ни слова. Обернувшись к ней, Гейбриел понял, что ее ледяной взгляд направлен в его сторону.

Она была не в силах посмотреть ему в лицо. С первых секунд его появления она поняла, что все еще любит его, но этого теперь было недостаточно. Он солгал ей, кто он на самом деле, солгал о Пенелопе и потом исчез. Отныне одной любви недостаточно.

Стремясь поскорее увидеть жену, Гейбриел несколько дней скакал во весь опор. Он был усталым, голодным и грязным. Ныли все мускулы, и на эти глупости не было сил. Он миновал молчавшего Такера и в два прыжка оказался рядом с Мел.

– Мел, – он обнял ее за плечи, почувствовав, как она напряглась. – Посмотри на меня.

Собравшись с силами, Мел слегка повернула голову. Гейбриел не должен видеть ее переживаний, никаких чувств, никакого сожаления.

– У твоей матери есть для тебя кое-что подписать, – произнесла она безразлично. – После этого я тебя уже никогда не побеспокою.

По-прежнему сжимая плечо Мел, Гейбриел взглянул на свою мать:

– Я и не знал, что ты тут постаралась. Кэролайн ласково улыбнулась ему.

– Я изо всех сил стремлюсь выручить тебя из беды. – Она обратилась к Такеру: – Будь добр, принеси мне ту синюю сумку. Маленькую, у моей кровати.

Такер вышел, и она снова взялась за Гейбриела.

– Что ты с собой сделал? – Она с неодобрением окинула его взором. – Ты ужасно выглядишь. – Однако все это было произнесено довольно беспечным тоном.

Про себя Мел с ней не согласилась. Он выглядел бодрым, глаза сияли. Его кожаные штаны не сковывали движений, в них он держался гораздо увереннее, чем в городском костюме, в котором когда-то приехал в Техас. Разлука с ней, очевидно, пошла ему на пользу.

– Я в этом не нуждаюсь. – Внезапно Мел вскочила, отбросив руку Гейбриела. Она не хотела смотреть, как он будет подписывать бумаги, означающие конец их брака. Она жаждала броситься ему на шею и умолять его взять ее обратно, но она не могла позволить себе это. Он не любит ее, и она не унизится и не покажет, как ей больно.

– В чем не нуждаешься? – Гейбриел схватил ее за руку, пытаясь заглянуть в глаза, но она отвернулась. – Мел, посмотри на меня.

Тогда она взглянула ему в лицо:

– Ты ведь бросил меня. И после этого ты думаешь, что можно как ни в чем не бывало опять явиться сюда?

– Проклятье, я не бросал тебя! Я все объяснил в письме. – Гейбриел сильнее сжал ее руку.

– Я не читала твоего письма. – В голосе Мел росла злость. – Я сожгла его, потому что не желаю больше читать твои лжив… твои ничтожные извинения.

Гейбриел отпустил ее руку, когда в комнату вошел Такер.

– Ты даже не прочла его? – Он был в ярости. Он мучился над каждым словом этого письма, просидев за столом Барнетта до рассвета. Он даже решил оставить это послание на столе, чтобы не рисковать еще раз и не входить в ее комнату. Он колебался и боялся, что опять, увидев жену…

– Что же ты сделала? – продолжал он. – Разорвала его в приступе гнева? – По ее лицу он понял, что попал в точку. – Как же ты можешь сердиться, даже не выслушав меня?

– А Пенелопа? – воскликнула Мел. – Ты сказал мне, что едва с нею знаком. Сейчас она там, наверху, и каждый раз при упоминании о тебе разражается слезами. Ты привык соблазнять женщин везде, куда приезжаешь? А там, где ты провел эти два месяца? Там тоже осталась невеста, жена?

Руки Мел сжались в кулаки. Впервые за последнее время она почувствовала, что лицо у нее горит.

– Пенелопа Пендерграсс? – спросил он.

Мел кивнула:

– Как же ты можешь находиться здесь и упорствовать во лжи, когда она в доме и твоя мать сказала мне…

Гейбриел, горько усмехнувшись, обратился к матери:

– Этим я тоже обязан тебе?

Он опять повернулся к Мел, обхватив ее шею загорелой рукой. Ее золотые волосы были заплетены в косу, а несколько непокорных локонов щекотали его руку.

– Это ложь, – сказал он просто. – Я никогда не хотел связать свою жизнь ни с одной женщиной, кроме тебя, и никогда… никогда, – с выражением повторил он, – не был помолвлен ни с Пенелопой Пендерграсс, ни с другой женщиной.

По холодному взгляду Мел он понял, что напрасно тратит силы. Она не верила ему. Гейбриел отступил от нее.

– Ты веришь им, а не мне? Так тебе легче оттолкнуть меня? – Он слишком устал и слишком разозлился, чтобы попытаться объяснить вмешательство своей матери.

Кэролайн протянула ему бумаги, которые до этого не выпускала из рук.

– Вот здесь подпиши, Гейбриел, – она говорила с ним, словно с ребенком, – и мы сможем отправиться в Бостон.

Он выхватил у нее бумаги и быстро пробежал их глазами.

– Развод? Вы с ума сошли! Я этого не подпишу. – Добравшись до последней страницы, он побледнел. – Ты подписала эту чушь? – Он смотрел на свою угрюмую жену со все большим беспокойством. – Ты не могла подождать, когда я вернусь и смогу все объяснить?

– Я не знала, вернешься ли ты вообще, – ответила Мел, не отрывая от него глаз.

Гейбриел приподнял ее лицо, взяв рукой за подбородок.

– Ты не верила в меня, Мелани, – прошептал он, с отвращением указывая на документы. – Я уезжаю. Я еду в Парадайс и остановлюсь там в гостинице. Я пробуду там неделю. Если хочешь, чтобы я подписал эти проклятые бумаги о разводе, привези мне их сама, Мелани. Слышишь, только ты сама.

– Но, Гейбриел… – начала было Кэролайн неуверенно.

– Замолчи, мама. – Он по-прежнему смотрел на Мел. – Я слишком устал и слишком не в себе сейчас, чтобы что-нибудь подписывать. Если ты этого хочешь – ты действительно этого хочешь… – Он уронил бумаги, которые не взяла у него Мел, и они разлетелись по полу. – Тогда увидимся на этой неделе. До свидания.

Гейбриел отвернулся от Мел и вышел из комнаты, не обращая внимания на громкие протесты своей матери. Он еще надеялся, что Мел позовет его назад, скажет, что они разыграли его, что это глупая шутка, но жена молчала.

В первую ночь в «Гранд-отеле», расположенном рядом с баром «Длиннорогий», куда Мел заходила в поисках своего ангела-хранителя, Гейбриел заказал ванну, ужин и бутылку виски. Он отмокал в горячей воде, пока она не остыла, поковырялся в безвкусной еде и завалился в мягкую постель с бутылкой виски. Он пьянствовал все следующие три дня. Это было нетрудно. У него имелись наличные деньги, и когда очередная бутылка опорожнялась, он, не выходя из комнаты, во всю силу своих легких требовал принести следующую. Вскоре прислуга начала предвосхищать его просьбы и снабжала его виски регулярно. Они бы выразили недовольство, начни он дебоширить, но пока было виски, он вел себя тихо, оставаясь в комнате в компании с самим собой.

Он понимал, что по-детски жалеет себя, понимал даже тогда, когда старался сосредоточиться, разглядывая сквозь горлышко очередной пустой бутылки ее дно.

На третий день его снабжением спиртным занялся сам управляющий. Гейбриел смутно воспринимал управляющего, внушавшего, что никто, кроме него, делать этого не будет. Он изрек, что Гейбриел выглядит так, словно хочет кого-то убить… кого-нибудь.

Гейбриел пил в припадках ярости, чтобы утопить свое раненое самолюбие и глубокую боль. Лицо Мел преследовало его и во сне, и наяву, когда он закрывал воспаленные глаза. В моменты просветления он старался представить себе, как вернется в Колорадо и начнет строить ранчо без нее. Старался, но ничего не получалось, и он опять пил, пока все не теряло значения.

Но наутро четвертого дня Гейбриел заказал ванну и легкий завтрак, отослав управляющего, явившегося с бутылкой.

Он знал, что выглядит так, словно только что валялся под забором. Глаза опухли и налились кровью, длинные волосы спутались, лицо побледнело и заросло щетиной. Именно собственное лицо, отразившееся в зеркале с позолоченной рамой прошлой ночью, и отрезвило его. И он позволит женщине довести себя до такого? Нет. На свете много других женщин. Красивее Мелани Барнетт. Умнее Мелани Барнетт. Наверняка больше подходящих для брака, чем Мелани… Максвелл.