Зеб похолодел. Она замужем. За врачом. Врачи загребают кучу денег. Уж побольше, чем работники ранчо. Вот, значит, что она имела в виду, когда сказала: «Я не так богата, чтобы не работать, хотя…»

Какой же он дурак, что целовался с ней и мечтал овладеть ею! Почему она сразу не сказала? Почему не носит кольцо? Почему отвечала на его поцелуи? Потому что она вертихвостка и ищет, что-то «новое, ни на что не похожее, интересное».

Он маневрировал между ухабами, вцепившись в руль так, что побелели костяшки пальцев. Ему открылась истина: она собирается превратить «Ключи Парадиз» в чертову здравницу для толстух. Она не продаст имение. Она набита деньгами. И она замужем. Боже мой!

– Приехали, – сказал он и нажал на тормоз у развилки дорог.

Она озадаченно поглядела на него, помедлила, потом вылезла из машины.

– Я выгружу вещи здесь, а потом перенесу их к себе, – решила она.

– Валяй. – Он заглушил мотор, но остался сидеть за рулем. С какой стати он будет ей помогать? Где ее муж? В операционной? Значит, у нее есть мечта. Что ж, у него тоже была мечта. Купить «Ключи Парадиз» за приемлемую цену, с выгодой перепродать и купить быка, который вернет его в бизнес. Была мечта сохранить свое ранчо. А теперь она лопнула.

В зеркало заднего вида Зеб смотрел, как она сражается с коробками и сумками, и, наконец, не выдержал: вылез, хлопнул дверцей и в напряженном молчании перекидал все коробки на тропинку, ведущую к «Ключам Парадиз». Гора получилась такая, что ей придется месяца три перетаскивать все это добро в свое имение.

– Спасибо, – сказала она и отерла пот со лба.

Она выглядела усталой, но не обескураженной.

С первого момента, увидев ее вчера, он должен был догадаться, что она не из тех, кто сдается. А еще должен был понять, что она замужем. Женщина, которая спит на земле, впервые в жизни села на лошадь и все-таки выглядит на миллион долларов, обязательно замужем. Как всегда, он на день опоздал и на доллар не дотянул. Нет, на этот раз он опоздал на несколько лет и не дотянул на пятьдесят тысяч баксов.

Хлоя стояла, тяжело дыша, ее грудь вздымалась под рубашкой.

– Я тебя не понимаю, – наконец вымолвила она.

Ах, она его не понимает? Ощущение краха нарастало и готово было раздавить его.

– Так понятнее? – Одной рукой он рывком притянул ее к себе, крепко ухватив за талию; не обращая внимания на сопротивление, обнял обеими руками. И с изумлением услышал стук ее сердца.

Он не мог ошибиться: в глазах ее светилось желание – жаркое, простое и ясное. Такое, как у него.

Руки спустились по ее бедрам, накрыли ягодицы… Он целовал Хлою, и она отвечала с такой же страстью. Еще и еще, как будто хотела его так же неистово, как он ее.

От вздохов и легких стонов Хлои вскипала кровь. Зеб мог бы повалить ее на землю и предаться с ней любви прямо здесь, под деревом, позабыв все на свете – и ее отказ продать имение, и тот факт, что она несвободна. Это какое-то безумие. Она ведь замужем! Тогда какого черта ведет себя так, что он вот-вот окончательно утратит контроль над собой?

Зеб сделал усилие и отпрянул от нее.

– Значит, ты меня не понимаешь?

– Не понимаю, – сказала она, отступая, и вытерла рот тыльной стороной ладони, будто пытаясь стереть его поцелуи. – И это мне очень мешает.

Хлоя шла через лес вниз по тропе и тащила первую коробку. Та весила килограммов десять, а может, и больше. Она не замечала тяжести. В ней клокотал адреналин. Она была просто вне себя от злости на Зебулона Боуи. Как можно было допустить такое?

Нет, больше она не примет никаких благодеяний от этого надменного, похотливого, нахального ковбоя, который, к несчастью, оказался ее ближайшим соседом. Даже если ей придется голодать, даже если сломает ногу и будет беспомощно лежать на сырой земле – она не позовет его на помощь. А если он случайно на нее наткнется, она закроет глаза, чтобы он подумал, будто она умерла, и только потом позволит помочь ей подняться на ноги.

Хотя, конечно, она не собирается ни голодать, ни ломать лодыжку, говорила себе Хлоя, с трудом переставляя ноги. Она способна сама о себе позаботиться. Все необходимое у нее есть. Она здорова. Уверена в себе. Да-да. Ей не нужно, чтобы он ее подвозил, снабжал продуктами, помогал переносить вещи. Она даже рада, что он не предложил, иначе пришлось бы ему отказать.

Конечно, хорошо было бы сперва подумать, какую коробку нести первой. Но задерживаться было нельзя. Потому что он наблюдал за ней. Ждал, что она отступит, не справится и начнет молить о помощи. Вот тогда он накинется на нее, как горный лев, и вырвет из рук имение.

Будь у нее время, она выбрала бы коробку с гамаком или продуктами. Как приятно было бы вытянуться в ванне под струей волшебной горячей воды, оживить усталые мышцы, а потом разогреть что-нибудь на новой походной плите и завалиться спать в новом гамаке! Но когда она добралась до своей бани, уже стемнело и руки ломило. Может, все же сбегать еще разок туда, где осталась остальная поклажа?

Она брякнула принесенную коробку оземь и растерла руки. Потом ногтями вспорола картонку. Там оказались гамак и плита! Слава Богу. Уже сегодня у нее будет горячая еда и возможность выспаться. А после горячей еды и хорошего сна она со всем справится! И без чьей-либо помощи, самодовольно размышляла она.

Хлоя порылась в чемодане, вытащила пакетик лапши с индейкой быстрого приготовления, долила воды из ручья, зажгла плиту и села рядом на землю, скрестив ноги. Когда блюдо разогрелось, она съела все до крошки и потом вымыла тарелку в холодном горном ручье. Собственной водой из собственного ручья. И сыто вздохнула, довольная своей самодостаточностью.

Видел бы ее сейчас Зеб Боуи. Он бы понял, что она вполне может справиться с трудностями здешней жизни. Ну и что из того, что она что-то не так сказала бармену? Она не хуже других. Получше, чем некоторые. Потому что ее прадед был первопроходцем, а она унаследовала его характер.

С индейкой в животе и окрепшей уверенностью в душе она развернула гамак и натянула его между деревьями. Надев еще один свитер, она улеглась поудобнее. Гамак стал раскачиваться, а с ним раскачивался набитый желудок. Не знай она, что находится на суше, могла бы поклясться, что у нее началась морская болезнь. Свесив ногу, Хлоя попыталась остановить качку. Потом со всей осторожностью втянула ногу обратно. Но налетел ветерок, и ее опять стало качать. Она застонала, уткнулась лицом в жесткое полотно и закрыла глаза.

Ветер усилился, гамак кидало из стороны в сторону, на затылок и плечи начали падать капли дождя. Скоро она вся вымокла.

– Ладно, сдаюсь, – пробормотала девушка и поплелась к бане, чтобы провести в ней вторую ночь. Только на этот раз сквозь щели над головой она видела не звезды, а дождь, который крупными каплями падал ей на лоб.

Зебу тоже было неуютно. Нет, он не промок – на втором этаже старого дома было сухо и тепло. Он прислушивался к дождю, колотящему по крыше, и неотступно думал о картонных коробках, сваленных при дороге, и о женщине, которая ночует сейчас одна, в богом забытой хижине. О женщине, которая ушла, не оглядываясь с огромной коробкой, из-за которой ее еле было видно. Неужели дотащила? И что стало с остальной поклажей? Картон, вероятно, уже размок, а значит, то, что необходимо ей для выживания, попросту пропадет. Продукты сейчас превращаются в месиво. Десять килограммов муки стали тестом, сахар – сиропом, он вытекает на землю, как тающий снег. Ему бы радоваться: ведь без еды она не продержится и ей придется убраться отсюда. Улыбаться бы надо от одной этой мысли. А ему почему-то невесело.

Зеб не сомневался, что, в конечном счете, она обречена на проигрыш. А он кое-что знает о проигрыше. Знает, что проигрыш не беда, если ты сделал все возможное, чтобы победить. Так почему бы не дать ей шанс побороться? Неужели трудно перетащить ее барахло в Ключи и укрыть понадежней? «Да, трудно», – говорил ему внутренний голос, но он все равно вывел двух своих мулов под дождь, нагрузил их ее добром и повел по тропе вниз – а дождь никак не успокаивался. А внутренний голос неотступно твердил: «Ты дурак, Боуи. Полный идиот. Думаешь, она скажет тебе «спасибо» и уедет? Ты на это рассчитываешь? Одумайся!»