– Тысяча фунтов не такая уж большая сумма, – заметила Крессида раздраженным тоном.

Глаза леди Данбери сузились.

– Почему же в таком случае вам так хочется получить ее?

Крессида промолчала, но, казалось, все в ней напряглось до предела. Все знали, что муж оставил ее в тяжелом финансовом положении, но впервые ей намекнули об этом в лицо.

– Представьте мне доказательства, – сказала леди Данбери, – и вы получите деньги.

– Вы хотите сказать, – произнесла Крессида ровным тоном, – что мое слово ничего не значит?

Несмотря на неприязнь, Колин не мог не восхититься ее умением владеть собой.

– Именно это я и сказала, – отрезала леди Данбери. – Боже правый, вряд ли можно дожить до моих лет, не получив права высказывать каждому то, что пожелаешь.

Колину показалось, что Пенелопа ахнула, но, бросив на нее взгляд, он обнаружил, что она жадно наблюдает за перепилкой. Ее карие глаза сияли, а на лицо вернулись краски, исчезнувшие, когда Крессида сделала свое заявление. Судя по ее виду, она была крайне заинтригована происходящим.

– Отлично, – уронила Крессида с каменным лицом. – Через две недели я представлю вам доказательства.

– Какие именно? – вырвалось у Колина, прежде чем он успел спохватиться. Дьявол бы побрал его длинный язык! Ему вряд ли нужно было ввязываться в эту историю.

Крессида повернулась к нему. Ее лицо было на удивление безмятежным, учитывая оскорбление, только что нанесенное ей леди Данбери в присутствии множества свидетелей.

– Узнаете в свое время, – высокомерно отозвалась она и протянула руку, ожидая, что один из ее поклонников примет ее.

Поразительно, но рядом с ней тут же оказался молодой человек (влюбленный олух, судя по его виду), как будто она создала его из воздуха мановением руки. Спустя мгновение парочка исчезла.

– Н-да, – сказала леди Данбери, нарушив затянувшееся молчание. – Это было не слишком приятно.

– Мне она никогда не нравилась, – заметил Колин, ни к кому не обращаясь. Вокруг них собралась небольшая толпа, и его слова могли слышать не только Пенелопа с леди Данбери, но ему было наплевать.

– Колин!

Обернувшись, он увидел Гиацинту, которая прорвалась сквозь толпу, таща за собой Фелисити.

– Что она сказала? – спросила Гиацинта, запыхавшись. – Тут такая давка, что мы все пропустили.

– Она сказала именно то, что и следовало ожидать, – ответил Колин.

Гиацинта скорчила гримасу.

– От мужчин никогда не услышишь толковых ответов. Я хочу знать все дословно.

– Все-таки странно, – задумчиво произнесла Пенелопа.

Что-то в ее тоне привлекло внимание собравшихся, и все притихли, устремив на нее вопросительные взгляды.

– Продолжайте, – велела леди Данбери. – Мы вас слушаем.

Колин полагал, что подобное требование приведет Пенелопу в смущение, но спокойная уверенность в себе, которую она недавно продемонстрировала, все еще была при ней, о чем свидетельствовала ее горделивая осанка.

– Зачем кому-то признаваться в том, что она леди Уистлдаун? – осведомилась она, обведя всех взглядом.

– Из-за денег, конечно, – сказала Гиацинта.

Пенелопа покачала головой.

– Да, но леди Уистлдаун должна быть довольно состоятельной особой. Мы все годами платили ей деньги.

– Клянусь Богом, она права! – воскликнула леди Данбери.

– Возможно, Крессиде просто не хватает внимания, – предположил Колин. Не такая уж невероятная гипотеза. Большую часть своей взрослой жизни Крессида делала все возможное, чтобы оказаться в центре внимания.

– Я думала об этом, – призналась Пенелопа, – но разве такого внимания она жаждет? Леди Уистлдаун оскорбила немало людей за все эти годы.

– Ну, это еще как посмотреть, – пошутил Колин. Затем, когда стало очевидно, что его реплика нуждается в пояснении, добавил: – Полагаю, вы все заметили, что леди Уистлдаун не оскорбила никого, кто того не заслуживал?

Пенелопа деликатно кашлянула.

– Меня она неоднократно сравнивала с перезрелым плодом цитрусовых.

Колин небрежно отмахнулся!

– О, я не имел в виду ее пассажи по поводу одежды.

Пенелопа не стала спорить и, смерив Колина ироническим взглядом, повернулась к леди Данбери.

– У леди Уистлдаун нет причин признаваться. А у Крессиды, очевидно, есть.

Леди Данбери просияла, однако в следующее мгновение ее лицо приняло озабоченное выражение.

– Полагаю, мне придется предоставить ей две недели на поиски «доказательств». Честная игра, ну и все такое.

– Лично мне было бы очень интересно взглянуть, с чем она явится, – вставила Гиацинта и добавила, обращаясь к Пенелопе: – А знаешь, ты ужасно умная.

Пенелопа скромно потупилась, залившись румянцем.

– Нам пора домой, Фелисити, – сказала она, повернувшись к сестре.

– Так рано? – жалобно протянула та, и Колин с ужасом обнаружил, что его губы произнесли те же слова.

– Мама хотела, чтобы мы вернулись пораньше, – сказала Пенелопа.

Фелисити искренне, изумилась:

– Правда?

– Да, – решительно произнесла Пенелопа. – И потом, я неважно себя чувствую.

Фелисити мрачно кивнула:

– Ладно, я скажу лакею, чтобы он распорядился подать нашу карету.

– Нет, ты останешься здесь, – возразила Пенелопа. – Я сама позабочусь о карете.

– Я займусь этим, – объявил Колин. – Право, зачем нужны джентльмены, если дамы все будут делать сами?

А затем, прежде чем он сообразил, что облегчает отъезд Пенелопы, она отбыла со сцены, лишив его возможности извиниться.

Одного этого было достаточно, чтобы считать вечер неудачным, но, положа руку на сердце, Колин так не думал.

В конце концов, он целых пять минут держал ее за руку.

Только проснувшись на следующее утро, Колин осознал, что так и не извинился перед Пенелопой. Строго говоря, в этом уже не было необходимости. Хотя они практически не разговаривали на балу у Маклсфилдов, между ними, казалось, возникло молчаливое взаимопонимание. И все же Колин знал, что будет чувствовать себя не в своей тарелке, пока не произнесет слова извинения.

Этого требуют приличия.

Он же джентльмен, в конце концов.

И потом, это неплохой повод навестить сегодня Пенелопу.

Позавтракав с семьей на Брутон-стрит, Колин забрался и свою карету, собираясь по пути домой заехать к Федерингтонам на Маунт-стрит, благо их дом находился недалеко от особняка его матери.

Откинувшись на подушки, он рассеянно смотрел в окошко кареты. Это был один из тех редких дней, когда все радует глаз. Ярко светило солнце, Колин только что отлично позавтракал и ощущал прилив бодрости…

Воистину жизнь прекрасна.

И скоро он увидит Пенелопу.

Почему эта мысль доставляет ему такое удовольствие, Колин предпочитал не задумываться. Он просто наслаждался погожим деньком, солнцем, воздухом и даже видом аккуратных домов на Маунт-стрит, мимо которых проезжал. В них не было ничего особенного, но в такое великолепное утро даже узкие, прижатые друг к другу здания из серого камня выглядели необычайно мило.

Колин остановил экипаж и уже собрался подняться с сиденья, когда его внимание привлекло какое-то движение.

Пенелопа!

Она стояла на углу Маунт-стрит – достаточно далеко от собственного дома – и собиралась сесть в наемную карету.

Интересно.

Колин нахмурился, мысленно хлопнув себя по лбу. О чем он только думает? Это было бы интересно, будь она, скажем, мужчиной. Или если бы экипаж, в который она только что забралась, был каретой Федерингтонов, а не какой-то облезлой колымагой.

Но это Пенелопа, которая определенно не является мужчиной, и тем не менее она села в наемный экипаж, направляясь, по всей вероятности, в совершенно неподходящее место, ибо в противном случае она поехала бы в карете Федерингтонов. Либо в сопровождении сестры, горничной, да кого угодно, но только, дьявол побери, не сама по себе.

Нет, это совсем неинтересно. Это идиотизм!

– Дурочка, – пробормотал Колин, выпрыгнув из своей кареты с намерением ринуться к наемному экипажу, распахнуть дверцу и вытащить ее наружу. Но как только его ноги ступили на мостовую, его поразило все то же безумие, которое вставляло его бродить по свету.