Кардинал де Кизнерос, архиепископ Толедо, пытался уговорить ее. Внезапно она уверилась, что у нее хотят отнять возлюбленного, и решила перевезти его в Гранаду и похоронить рядом с Изабеллой.

В Рождество 1506 года она возглавила траурную процессию, которая сопровождала гроб Филиппа через всю Испанию в Гранаду. С этого началось самое безумное путешествие, которое когда-либо видел мир.

С наступлением ночи, под завывание вьюги, гроб был водружен на повозку, запряженную четырьмя лошадьми. Вдоль по всей улице, по которой двигалась процессия, были зажжены факелы и освещали призрачные фигуры. Вереница монахов в черных и белых рясах, распевая псалмы, сопровождала повозку. Жителям, которые должны были оставаться за закрытыми дверями, объяснили, что проносят умершего короля. За повозкой верхом на муле следовала королева, закутанная в черное покрывало. На рассвете они остановились в монастыре, и все вновь услышали ужасное требование из уст королевы:

– Откройте гроб!

Трясясь от ужаса, ибо труп уже начал разлагаться и распространял вокруг себя ужасный запах, королевские солдаты вынуждены были подчиниться. И каждый раз повторялась та же самая невыносимая сцена: королева бросалась на останки мужа и страстно обнимала их.

– Теперь ты принадлежишь мне, – говорила она восторженным голосом, – только мне. Никто не может похитить у меня моего возлюбленного, мы вместе навеки.

На следующий день процессия снова отправлялась в путь, в чаду бесчисленных факелов и под похоронное пение.

В маленьком городке Торквемада королева должна была родить. На свет появился ее шестой ребенок, дочь, которая получала имя Каталина.

Все это время драгоценный гроб находился в помещении, которое соединялось с комнатой королевы. При свете факелов и свечей, от которых чернели лица, придворные должны были день и ночь нести караул. Три раза в день служили погребальные мессы.

Пребывание в Торквемаде затянулось: в Кастилии свирепствовала чума. Лишь в середине апреля стало возможным отправиться в путь по тем улицам, где черная смерть не собрала своего урожая. Мучительное шествие придворных возобновилось, но на этот раз оно было еще более ужасным, ибо королева лишилась последних остатков разума.

Они не прошли еще и половины пути, когда усталым королевским спутникам сделалось ясно: что-то надо предпринимать. Решили обратиться к королю Фердинанду, отцу королевы. Он был изгнан Филиппом из страны и отправился со своей молодой женой сперва в Сарагоссу, а затем в свое королевство Неаполь. К Фердинанду был послан гонец, чтобы объяснить ему положение дел.

Фердинанд оставил свою жену в Валенсии, а сам поспешил к своей безумной дочери. Он нагнал ее в Тортолле.

– Мы пойдем с тобой туда, куда ты пожелаешь, дочь моя, – промолвил король, обнимая Хуану. – Если мы вместе, переход будет легче.

– В Гранаду, отец мой, я хочу в Гранаду, дабы мой возлюбленный покоился там.

– Пусть будет так.

Но при этом он многозначительно подмигнул архиепископу Толедо. Не споря с королевой, делая вид, что сопровождают гроб в Гранаду, ее отвезут туда, куда укажет Фердинанд.

Место это называлось Тордезилла. Там перестроили под женский монастырь бывший дворец Педро Жестокого и остатки мавританских строений. В этих стенах Хуане предстояло жить отшельницей. С ней оставалась лишь младшая дочь, Каталина, которая через восемнадцать лет покинула ее, выйдя замуж за короля Португалии.

Она прожила там еще 47 лет. Иногда тишина монастыря нарушалась ужасными криками, которые заканчивались безутешными рыданиями.

Так королева Хуана превратилась в Хуану Безумную.

В ночь с 11 на 12 апреля 1555 года, накануне Страстной пятницы, несчастная женщина умерла в полном одиночестве. Лишь немногие верные подданные отметили это печальное событие. Император Карл V приказал не менять обычного распорядка дня из-за смерти своей матери. Она была похоронена в монастыре Санта Клара, где провела последние годы жизни.

Лишь восемнадцать лет спустя, в 1573 году, останки сошедшей с ума от любви Хуаны были перевезены в Гранаду, где их перезахоронили рядом с останками ее мужа Филиппа, которого она так любила.

Ранним полднем 8 октября 1514 года группа элегантных, украшенных орденами и галунами господ заняла рыбачью лодку, придав ей шелковыми покрывалами и подушками респектабельный вид. Их целью была флотилия из пяти английских каравелл, которые со спущенными парусами, но при флагах, стояли на якоре в бухте неподалеку от берега.

Обычно спокойная и даже немного сонная гавань Сан-Валери в это утро была очень оживленной. Небольшая, украшенная флагами пристань кишела носилками лошадей, солдатами со сверкающим оружием, дамами и кавалерами. Слегка испуганные «рыбаки» показывали друг другу на отряд огромных ландскнехтов с рыжими волосами, бородами, как у викингов, и в пестрых фантастических нарядах, которые король привез с собой из Италии.

Погода была плохая. В затянутой туманом бухте море слегка штормило. Молодые люди посматривали на волны, по которым им предстояло плыть, с некоторой опаской.

Это заметил самый высокий среди тех, кто сидел в лодке, двухметровый малый с красивым, смуглым, озабоченным лицом. Он рассмеялся:

– Смелее, господа… Не забывайте, что на нас смотрят дамы, особенно принцесса, которая ожидает нас на адмиральском корабле.

Вздохнув, молодые люди опустились на подушки вокруг говорящего, который казался их предводителем. Высокий дал знак рыбакам.

– Отчаливайте! И налягте на весла.

Весла одновременно погрузились в темную воду. Лодка тронулась, поднялась на гребень подступившей волны и перевалилась на другую ее сторону. Гребцы запели.

Самый высокий среди молодых людей остался стоять – изящный юноша с красивым, слегка насмешливым выражением лица. Его звали Анн де Монморанси. Он первым прервал молчание, которое воцарилось между его спутниками.

– Что означает эта мрачность, Франсуа? – спросил он, смеясь. – Нельзя оглядываться назад. Мы должны с улыбкой принять будущую королеву. Быть может, она хорошенькая.

– Мне это безразлично, – сказал Франсуа де Валуа, – хорошенькая она или нет. Но этой Марии Тюдор шестнадцать лет, и, как говорят, она здорова и энергична, она как раз из тех, кто может подарить Людовику наследника, и тогда я смогу впервые за десять месяцев, с тех пор, как умерла королева Анна, с облегчением вздохнуть.

– Ну, ну, нет ничего более неправдоподобного, чем это. Конечно, шестнадцатилетняя принцесса – а нашему доброму сиру Людовику Двенадцатому пятьдесят два… да к тому же выглядит он на все семьдесят. Немного староват для игр в постели.

Франсуа пожал плечами. Это поручение – встретить Марию Английскую и отвезти в Аббевиль, где ее ожидает царственный супруг, – было для него сплошной мукой. До сих пор он все надеялся Бог знает на что: быть может, шторм разобьет английские корабли, или Генрих VIII, ненадежный брат принцессы, передумает, или, быть может, Людовик XII заболеет, что сделает брак невозможным… Но нет, английские корабли пришли в целости и сохранности, Генрих XII рассыпался в любезностях, а его двоюродный брат Людовик отчасти вновь обрел свою жизнерадостность, которой он лишился после смерти своей супруги. Он сделался почти весел, и эта веселость бесила Франсуа. Он-то полагал, что ему нужно спокойно дождаться, когда его двоюродный брат удалится и ему достанется корона Франции.

Они приблизились вплотную к адмиральскому кораблю. Лодка скользнула вдоль высокого борта, и матросы сбросили веревочную лестницу. Франсуа схватился за нее и быстро вскарабкался наверх. Для него, с его сильным, ловким телом, которое он постоянно упражнял, эта сложная процедура была просто развлечением. Анн наступал ему на пятки, но остальные господа, Флэранж, Боннивэ, Гринголь, чувствовали себя несколько стесненными из-за платьев и уборов из перьев. Когда герцог Валуа вступил на мостик, трубы издали весьма почетный, но оглушительный звук. В конце длинного ряда матросов и офицеров, которые были расставлены по рангу, молодой человек заметил группу людей в пурпурных, позолоченных нарядах, с вышитыми на них леопардами – зверем с английского герба. Среди них была женщина. Вместе с адмиралом, который принимал его у трапа, он быстро подошел к ним.