Все молчат. Троянова медленно идет к дверям, словно не замечая нас. У нее серьезное лицо и спокойный печальный взгляд. Она уже берется за ручку двери, когда лейтенант Скала делает шаг к ней.

– Пани Троянова, – говорит он миролюбиво. – Для порядка мы должны осмотреть ваши вещи.

Она смотрит на него с удивлением, за которым ощущается негодование.

– Но простите, почему?

Скала пожимает плечами. Надеюсь, он не скажет, что это моя идея. Карличек, я, Лоубал, Трепинский и все остальные стоят не двигаясь.

– Я возражаю, – говорит Троянова с энергией, которая в подобную минуту кажется излишней.

– Советую вам не сопротивляться.

– Я еще раз спрашиваю вас, почему, собственно? – Троянова поразительно быстро превращается из убитой горем вдовы в разъяренную львицу. – Что вам от меня нужно? В чем вы меня подозреваете? Что тут, собственно, произошло? Ничего, кроме ужасного, трагического случая. Разве я виновата в этом? Неужели вы думаете, что это я вколола ему тетан? Почему вы брали у меня отпечатки пальцев? Оставьте меня в покое! Я не хочу больше здесь находиться ни секунды!

И она стремительно хватается за дверную ручку, но Скала придерживает дверь ногой.

Теперь она стоит неподвижно, словно оцепенев.

– Безобразие! – кричит она наконец возмущенно.

Скала спокойно кладет чемоданчик на столик у вешалки и открывает его. Один из сотрудников быстро подходит, направляет яркий свет карманного фонарика.

Скала с равнодушным видом вытаскивает из чемоданчика вещи, в которых нескромно копаться мужчине: несколько дорогих комбинаций, легкие летние платья, тонкие чулки и еще какие-то более интимные предметы дамского туалета.

Но, кажется, ничего подозрительного. Даже Карличек со своей буйной фантазией ничего особенного не замечает. И все же именно Карличек вдруг говорит:

– Вы забыли взять пижаму, пани Троянова.

Троянова вздрагивает.

– А вам-то что до этого, дружок?

Хорошенькое дело! Чего доброго, Карличек еще заговорит о ночной рубашке; может, разочаровавшись в любви, он стал циником? Но Карличек молчит.

Скала со страдальческим выражением кладет вещи обратно в чемоданчик.

– Пустите! – со злостью отталкивает его Троянова. И сама начинает поспешно, с раздражением бросать белье в чемоданчик. Скала смотрит на меня с упреком.

Дверь с грохотом захлопывается. Пани Троянова ушла, не сказав нам до свидания. Добродушный доктор Боучек наверняка думает, что толпа полицейских напрасно так набросилась на бедную вдову.

Все молчали, только Карличек, ухмыляясь и не обращая внимания на старших по чину, взволнованно забегал, размахивая руками.

– Кто собирается ночевать вне дома, – кричит он возбужденно, – прежде всего думает о том, в чем он будет спать там. А если забывает об этом, значит, мысли его заняты другим. Она ушла из дому с какой-то другой целью.

– Но послушай, Карличек, ведь она пошла к сестре, – раздраженно говорит Скала.

– Думаете, что та одолжит ей на ночь какую-нибудь свою кофту? Но для пани Трояновой это дурной тон! Нет, она ушла отсюда с другой целью!

И Карличек, это малопонятное явление современной криминалистики, продолжает возбужденно рассуждать:

– Я сторонник психоаналитической теории, согласно которой в человеческом сознании всегда живет желание спать в определенное время и в определенных, привычных условиях. Эта женщина насквозь фальшива. Нужно было осмотреть и ее сумку. Она вовсе не собирается ночевать у сестры. Поэтому пижама ей ни к чему. Здесь она допустила ошибку.

Я беру Карличека за рукав и говорю:

– Хорошо, сделаем следующее. Товарищи Лоубал и Трепинский немедленно организуют непрерывное наблюдение за пани Трояновой. Кто-то должен сразу же отправиться к дому сестры пани Трояновой. Можно привлечь к этому наших сотрудниц.

Лоубал и Трепинский сидели здесь без дела, ведь наши планы неожиданно изменились. Поэтому им не надо было повторять поручение дважды. Они тут же исчезли.

Закрывая за ними двери, я услышал снизу голоса. Дом, который после утреннего возбуждения успокоился, снова пришел в волнение. Видимо, пани Троянова, уходя, слишком спешила, а доктор Боучек слишком шумно спускался по лестнице.

– Ну, давайте теперь во всем разберемся, – предлагаю я.

И я рассказываю Скале и его группе о том, что нам удалось выяснить. Карличек стоит, плотно сжав губы, словно решил на этот раз промолчать. Но все же не выдерживает и упрямо твердит:

– Этой тысячекронной купюрой в ювелирном магазине наверняка платила тогда Троянова.

– Возможно, – соглашаюсь я. – Но это было давно, и заведующая так ничего и не смогла припомнить. Зайду-ка я, пожалуй, туда, куплю себе серебряный мундштук и посмотрю, как там идут дела. Ведь могла, и сама заведующая подложить в кассу серию «C–L», заменив нормальную тысячекронную купюру.

Скала поднял брови.

– А вы разве не могли зайти туда раньше, чтобы купить мундштук?

– Разумеется, мог, – признаюсь я, – но мне это пришло в голову только сейчас.

Я взглядываю на Карличека, но Карличек никак не реагирует на мои слова.

Мы начинаем тщательный осмотр кабинета Трояна. У него приличная библиотека. Просматриваем том за томом. Переворачиваем вверх дном все на письменном столе, изучаем каждую щелку. Ничего подозрительного. Но нам кажется, что беспорядок на письменном столе немного искусственный. Нет верных признаков, что Троян вчера работал. А я почему-то думаю, что последнее время он вообще не работал.

Хорошо бы найти, скажем, железнодорожное расписание с подчеркнутыми красным карандашом поездами в северо-западный пограничный район. Но ничего такого мы не находим. В корзинке для мусора тоже ничего интересного нет. Никаких подозрительных записок, никакого любопытного для нас письма. Вообще ничего такого, что обычно находят знаменитые детективы в романах. Только пачка незаполненных чеков его счета и обычное почтовое извещение о переводе ему двадцати четырех тысяч.

В соседней комнате тоже ничего. Здесь, по-видимому, обитает пани Троянова. И хранится белье Йозефа Трояна. Естественно, мы стараемся оставить все после себя в полном порядке. Это добавляет нам работы, потому что у пани Трояновой весьма богатые запасы тонкого белья, которое так и прилипает к пальцам и которое Карличек презрительно называет «нижней оболочкой».

Лучше бы нам найти янтарное ожерелье. Но его нет. Зато имеется несколько пар серег. Жаль, ничего похожего на те, что Карличек принес из ювелирного магазина. Находим футляр со змеевидным золотым браслетом и несколькими довольно дорогими кольцами.

Осматриваем кухню. Плита отделяется перегородкой от остальной части кухни, которая служит столовой. Осматриваем запасы продовольствия. Они выглядят совсем не плохо. Банки американского растворимого кофе, банки апельсинового сока, какие-то заграничные консервы. Если сопоставить небольшие заработки Трояна (да еще при том, что его жена не работала) и обстановку квартиры, их гардероб, то невольно приходишь к заключению, что все это могло быть куплено лишь на нечестно добытые деньги.

Правда, пока это всего лишь основанная на воображении гипотеза в духе Карличека. Неплохо бы ее подкрепить фактами. Настроение у меня падает. Я стою в полутемной прихожей и размышляю о предстоящем бесславном отступлении. Скала и трое его сотрудников моют руки в ванной.

И вдруг почему-то я решаю еще раз осмотреть поверхность шкафа в прихожей. Там ничего не оказалось. Я встаю на цыпочки, чтобы еще раз в этом убедиться. И тут, как мальчишка, подпрыгиваю и кричу:

– Скорей сюда стул и свет!

Все сбегаются на мой крик, словно я сообщил, что увидел кита.

– Что там такое? – спрашивает Скала.

– Сейчас ничего нет. Но раньше что-то лежало.

Я влезаю с фонарем в руке на подставленный стул и освещаю поверхность шкафа. Карличек как-то говорил, что пыль – наш союзник. Тогда речь шла о квартире Ленка. Там не было ни пылинки. Здесь же пани Трояно-ва или ее прислуга не убирали так старательно.