Джули от неожиданности растерялась, но она не собиралась позволить Элизе вовлечь себя в перебранку.

– Я не хочу уподобляться тебе, Элиза, поэтому лучше оставь меня в покое.

– В покое? – переспросила Элиза. – Вот те раз! Но ты же определенно не хочешь, чтобы мой муж оставил тебя в покое. Да он проводит с тобой почти столько же времени, сколько с нашим сыном… а на меня у него времени не остается вовсе. – Ее глаза сузились от злости. – Мне это совсем не нравится.

– Элиза! – резко окликнул ее Адам. – Прибыл дилижанс. Иди сюда, нам нужно выйти на улицу и попрощаться с подполковником и миссис Мейнз.

– Прошу прощения, – презрительно сморщив нос, бросила Элиза Джули. – Супружеские обязанности. Ты, наверное, и не догадываешься о том, что это такое. Поэтому сиди-ка ты здесь в своем жалком задрипанном платьице, а я пойду, меня все ждут – как-никак я теперь жена начальника гарнизона.

Как только все вышли, Джули тут же выскользнула из гостиной и бросилась в свою комнату. Здесь, в тишине, укрывшись от посторонних глаз, она упала на кровать и дала волю горючим слезам. Как же все несправедливо! Если бы она могла хотя бы разобраться в своих чувствах к Адаму, понять причину своей необъяснимой привязанности к его ребенку, свое стремление… стремление к чему? Но Джули все никак не удавалось привести свои мысли в порядок.

Так она и лежала, уставившись в потолок, и смутные образы беспорядочной чередой проносились в ее голове. Наконец она заснула.

За окнами уже сгущались сумерки, когда она вдруг проснулась, услышала стук и села, спросонья бессмысленно озираясь по сторонам. Еще не успев понять, в чем дело, она крикнула:

– Оставьте меня в покое, пожалуйста.

– Откройте, Джули, – послышался голос Адама, – или, ей-богу, я вышибу дверь!

Почувствовав по его голосу, что он и вправду способен на это, она встала с постели и отперла ему. Адам быстро проскользнул внутрь, плотно затворил за собой дверь, повернулся к Джули и положил ей на плечи свои сильные руки.

– Я должен поговорить с вами, Джули, – без обиняков заявил он. Джули уставилась в пол, страшась того, что должно было последовать дальше.

Он отошел на шаг и, не отрывая от нее восхищенных глаз, произнес едва слышно:

– Мне хотелось вас поцеловать с тех пор, как я увидел вас в первый раз, Джули Маршалл. Вы самая прекрасная, самая добрая женщина из всех, кого я когда-либо встречал. Я даже представить себе не мог, что меня может тянуть к женщине так, как тянет теперь к вам.

Она решительно покачала головой и сказала:

– Нет, Адам. Между нами ничего не может быть. Я не могу этого позволить. Вы женаты. Но даже если бы вы и были свободны… понимаете, у меня такое чувство… я чувствую это всем сердцем… что я уже принадлежу кому-то, хотя и не знаю кому. И пока я не выясню правды, ни один мужчина ко мне не прикоснется.

Он потянулся к ней и обнял.

– Джули, я люблю вас. Если бы вы были моей женой, я бы не сводил с вас глаз. Я бы любил вас каждый день, каждую секунду до тех пор, пока я жив… Я не дам вам уехать, Джули!

Из глаз Джули брызнули слезы, и, открыв рот для очередного возражения, она почувствовала на губах их солоноватый вкус. Но Адам заглушил все ее протесты. Он нежно взял ее лицо в ладони и жадно приник к ее губам. Джули ощутила бережное, но решительное движение его языка, и в ней вспыхнуло ответное пламя. Она уже не могла более противиться и всем телом прижалась к нему. Ее разум кричал, чтобы она остановилась, оттолкнула его, но ее руки уже не подчинялись никаким приказам. Еще чуть-чуть, и они бы стали любовниками. Еще чуть-чуть… если бы не внезапная суматоха на улице – выстрелы, топот ног, крики. Затем на несколько секунд воцарилась тишина, и снова крики – теперь с удвоенной силой.

Адаму ничего не оставалось, как вспомнить о своем воинском долге. Вполголоса выругавшись, он отстранился от Джули.

– Увидимся позже, – пообещал он, затем повернулся и стремительно выбежал из комнаты. Джули облегченно вздохнула. Она была застигнута врасплох – своей беспомощностью, неожиданным предательством собственного тела. Какой же она оказалась безвольной! Смятение охватило ее, и она стремглав бросилась из комнаты – куда угодно, лишь бы не оставаться наедине с собой.

Джули пришла в себя только на улице. Она подошла к сержанту Ласкеру и спросила у него, в чем дело. Сержант рассказал ей, что суматоха вызвана появлением индейской девушки. Часовой на вышке заметил, как она, пошатываясь и спотыкаясь, шла к воротам форта. Доковыляв да забора, индианка упала без чувств, и солдаты внесли ее на территорию гарнизона. Она едва реагировала на окружающее. К тому же она была беременной и, судя по всему, вот-вот собиралась родить.

– Она навахо. Я немного знаю их язык, – сказал Адам солдатам. – Где доктор Мэнгон? Давайте внесем ее в дом. Осторожнее!

Как только индианку подняли, подбежала Элиза. Едва взглянув на несчастную, она тут же закатила истерику.

– Вышвырните ее отсюда! Эта грязная тварь – одна из них! Она была с теми, кто напал на наш караван. Я не хочу, чтобы она хоть секунду оставалась в форте. Вышвырни же ее отсюда, Адам!

Адам коротко бросил солдатам, чтобы девушку отнесли в лазарет, повернулся и сухо сказал жене:

– Элиза, может, она и индианка, но она человек. Она собирается родить ребенка. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь ей. А после уже подумаем, что с ней дальше делать. А сейчас – уходи, я не собираюсь больше терпеть твои выходки. Ты меня слышишь?

Джули изумленно уставилась на Элизу. Она ничего не понимала. Элиза словно потеряла рассудок. Почему ее так взволновало появление индианки? Она же не может причинить им никакого вреда, особенно в ее теперешнем состоянии. Неужели Элиза приходит в такое состояние от одного лишь воспоминания о той кровавой бойне? Джули подумала, что тогда, быть может, лучше ей самой и не пытаться ничего вспомнить.

Вернувшись в комнату, Элиза смогла наконец дать выход своему бешенству и панике. Она должна избавиться от Джули Маршалл раз и навсегда! А если Сюджин расскажет кому-нибудь о том, что маленький Адам на самом-то деле вовсе не Адам, а Даррелл Маршалл? Поверит ли ей кто-нибудь? Мир Элизы разваливался на глазах. Ей нужно было действовать быстро. Она села возле окна и уставилась в ночное небо, лихорадочно пытаясь найти выход.

Гарнизонным лазаретом служила маленькая, тесная угловая комнатушка в главном здании форта, В ней находились только две узкие койки да стол с хирургическими инструментами и другими медицинскими штучками, В комнате не было ни окон, ни камина. Когда студеный зимний ветер, без труда проникавший в помещение сквозь щели в стенах, досаждал слишком уж сильно, доктор Мэнгон обычно посылал за ведрами с горячими углями, чтобы хоть как-то обогреть помещение.

Доктор Мэнгон был небольшого роста и почти совсем лысый. Иногда с ним было совсем непросто поладить. Солдаты, которые, к слову сказать, его недолюбливали, за глаза называли доктора «бостонским занудой». Частная практика в его родном Бостоне была бы для него куда более легким и приятным занятием, но во время службы в Армии Союза он осознал, сколь не хватает медицинского персонала на приграничных землях, и вызвался служить в этом диком районе. Его природный характер вкупе с суровыми буднями гарнизонного врача сделали его ужасно раздражительным, вечно недовольным как самим собой, так и всеми вокруг.

– Ну и что это такое? – недовольно пробурчал он, когда в комнату внесли Сюджин. Он снял очки с толстыми линзами, и его взгляд стал еще суровее. – Вы приносите ко мне индейскую скво, которая вот-вот разродится кучей маленьких индейцев, а они, когда вырастут, снимут потом со старого доктора скальп, так, что ли?

Адам уже давно привык в вечному брюзжанию Мэнгона и знал, что за маской старого зануды скрывается прекрасный, добрый человек.

– О чем вы беспокоитесь, док? – усмехнулся он. – Неужели вы думаете, что найдется хоть один индеец, который позарится на вашу лысину?