— Учтите, пожалуйста! — Гриша взглянул на торчащий из воды камень. — До него побережье принадлежит нам.

— Это ещё почему? — нахохлился Федька. — Вон наша изба! Значит, и берег тут наш.

— А вот наш дом. — Яша указал на двухэтажный флигелёк с белым петушком-флюгером на крыше. — Его купил наш…

— Ну, папа! Папа купил, — досказал за брата Гриша. — Вместе с участком до этого камня. Но вы не бойтесь — границу переходить можно, пока он забор не поставит.

Карпуха презрительно фыркнул.

— А мы и через забор! Верно, Федька?

Гриша и Яша наконец заулыбались. Новые знакомые им понравились.

— Мы подскажем, когда можно! — Гриша оглянулся на двухэтажный флигелёк. — Как он… Когда отец уйдёт, вы через забор — и к нам в гости! А когда он дома, тогда не надо. Он строгий!.. Вы тогда в ту сторону ходите, к Петрограду.

Федька с Карпухой недоуменно переглянулись.

— А зачем ходить-то? — Карпуха приподнял одно плечо, скептически склонил к нему голову. — Была охота!

— Они же не знают, — подсказал брату Яша. — Море в бурю всякие вещи выбрасывает. Смотрите!

Он вытащил из кармана серебряную боцманскую дудку и потемневший от воды портсигар.

— Это только сегодня нашли. А иногда целые матросские сундучки выкидывает.

— От утопленников! — неодобрительно произнёс Карпуха.

— Почему обязательно от утопленников? — возразил Гриша. — Корабль затонул, а команда на шлюпках спаслась.

— Всё равно! — отмахнулся Карпуха. — Нам чужого барахла не надо!

— Мы бы тоже не собирали, — признался Гриша. — Это он — отец — приказывает. Ему нравится, что мы делом занимаемся.

— Наш батя не такой! — Федька гордо задрал голову. — Нам бы вот сена и муки! Если хотите знать, нам чекисты коня подарили! Кормить его нужно.

Как и рассчитывал Федька, эти слова произвели на мальчишек большое впечатление.

— Чекисты? — переспросил Гриша внезапно охрипшим голосом.

У Яши задёргалась левая щека и задрожали пальцы рук. Он сцепил их, чтобы не было заметно, а Гриша взял его за локоть.

— За что же они вам… коня?

— Значит, было за что! — важно заявил Карпуха. — Они нам целый вагон отвели, и поезд остановили не на станции, а напротив деревни, чтоб ближе было!

— Федька! Карпуха! — послышался голос матери.

— Ну, бывайте! — Федька кивнул головой. — Ещё увидимся!

Они убежали, а Гриша с Яшей понуро побрели обратно вдоль берега.

— Я их видеть больше не могу! — сжимая кулачки, прошептал Яша. — И пусть бы уж поскорей забор поставил!

— Яшенька! — Гриша снова взял брата за локоть. — Ты… ты успокойся!.. Помнишь, как он приказывал?.. Вида не показывать! Глазом не моргнуть!..

Когда Федька с Карпухой подбежали к дому, между матерью и отцом заканчивался спор.

— Чтоб во всей деревне да ни одного порядочного человека? — горячилась мать. — Не поверю! Язык у тебя суконный — не поняли тебя!

Отец пожал плечами.

— Сходи сама.

— И схожу! Будь спокоен! Ещё как схожу! Пустая не вернусь!

— Ну и сходи. Только ребята-то зачем тебе?

Мать окинула отца уничтожающим взглядом.

— Горе ты луковое! Неужто не понимаешь?.. Да чтоб видели, что я не какая-нибудь приблудная. Накрепко тут осела! Долг не пропадёт!

Она засеменила к деревне. Мальчишки послушно двинулись за ней.

Первый дом, к которому они подошли, был обнесён плотным высоким забором. На запертой калитке вместо ручки висело железное кольцо. Мать решительно постучала этим кольцом. За забором яростно залаяла собака. Было слышно, как она прыгает на калитку и скребёт когтями по дереву, готовая разорвать непрошеных гостей. Но мать продолжала громыхать кольцом, пока чей-то голос не заставил замолчать пса.

Калитку открыл пожилой грузный мужчина в сатиновой рубахе навыпуск, в зимней шапке, надвинутой на самые глаза.

— Чего надо? спросил он.

— Мы — ваши соседи, — сказала мать. — Поселились в доме Куприяна Дорохова, царство ему небесное!

— Чего надо? — прежним безразличным тоном повторил мужчина.

— Заладил одно и то же! — вспыхнула мать. — Я же говорю: мы — соседи! Поселились…

Мужчина не стал её слушать. Прихрамывая, он отступил внутрь двора и захлопнул калитку. Мать забарабанила кольцом по доскам, но только собака отозвалась на её сердитый требовательный стук.

— Хорош соседушка! — произнесла мать и, пригрозив забору, пошла к двухэтажному флигелю с белым петушком на крыше.

— Заметил? — тихо спросил у брата Федька.

— Кого? — не понял Карпуха.

— Кого? — передразнил Федька. — Хромает — вот кого! Как наш отец!

— Ну и что? Сейчас, кто не в армии, тот хромает или безрукий.

— Поглупел ты, что ли? — возмутился старший брат. — Может, это тот, кого чекисты искали!

У Карпухи глаза стали круглые, как пятаки. Он споткнулся, поджал губы, потёр ладонью нос, протяжно выдохнул:

— Ве-ерно-о!

Оглушённые неожиданной догадкой, мальчишки молча вошли за матерью через распахнутые ворота во двор двухэтажного флигеля. Он был какой-то смешной, игрушечный. Положили на землю один кубик — получился первый этаж. На него поставили ещё один кубик — второй этаж. На самом верху торчал из крыши третий крохотный кубик — труба.

Занавеска на окне в первом этаже колыхнулась. На крыльцо вышел матрос в тельняшке. Брюки были заправлены в русские сапоги. На подбородке чернела редкая борода. В глазах светилось добродушное любопытство. В этом матросе трудно было узнать того Самсонова. Он уже не хромал, но палку с костяным набалдашником не выкинул — хранил в подполье.

— Здравствуй, кума! — шутливо поздоровался он с матерью.

— Кума не кума, а соседка, — поправила его мать.

— То-то я смотрю — задымила заброшенная посудина! — Семён Егорович взглянул на дом Дороховых. — С чем пожаловала? За сеном?

— Муж уже был? — спросила мать.

— Нет. Мальчишки мои про вашу нужду рассказали.

Только теперь Федька с Карпухой сообразили, что в этом домике живут братья, с которыми они познакомились на берегу.

Мать, обрадованная тёплым приёмом, затараторила вовсю. Семён Егорович не перебивал её. Она рассказала и о пожаре, и о Куприяне, и о переезде, пропустив лишь то, что их задержали в ЧК.

На крыльцо вышла Ксения Борисовна и пригласила всех в дом.

Комната была квадратной. В трёх стенах — по окну, в четвёртой — дверь. В углу — печка, в другом — кровать за ситцевой занавеской. В центре — стол. Лестница, похожая на корабельный трап, вела на второй этаж.

— Зовёшь, а стол пустой! — сказал Семён Егорович жене.

— Это беда поправимая! — ответила она и пошла к печке.

Мальчишки с любопытством разглядывали комнату и особенно лестницу. Очень им хотелось забраться на второй этаж. Оттуда, наверное, чуть не до самого Питера видно! Но Семён Егорович и им нашёл работу.

— Команду такую знаете, — спросил он, — «свистать всех наверх»?.. Гребите к дому за отцом!

Когда ребята вернулись с отцом, стол уже был накрыт. Стояла бутыль самогона. На тарелках — огурцы, горячая картошка, вяленая рыба. Мальчишкам налили по кружке квасу. Ребята попробовали, пошептались, и Федька спросил у Семёна Егоровича:

— А где ваши-то?

Семён Егорович понял, что он спрашивает про Гришу и Яшу.

— Они распорядок соблюдают. До обеда дома делать нечего! Закаляются на воздухе.

Хозяева были очень гостеприимны. Познакомились быстро и прочно. Семён Егорович рассказал, что штурмовал Красную Горку. Там он получил пулю навылет, еле выжил, списался с флота подчистую, но с морем расстаться не мог. Купил флигелёк на берегу и решил заняться сельским хозяйством. К весне думал обзавестись лошадью.

Заговорив о лошади, Семён Егорович подмигнул отцу:

— Тебе подфартило! Одно не пойму: лошадь чекисты подарили, а о корме не подумали!

Отец улыбнулся.

— Ты, Семён Егорыч, что моя жёнушка!.. Не много ли хочешь?

— Почему много? — возразил матрос. — Смотря за какие заслуги… Может, наоборот — мало!