Ой, Варвара, кажется, впала в детство. Не, ну точно закидоны! Подпрыгивает, вертит от чувств-с хвостом, дает лапу по поводу и без оного, катается по полу на спине, активно «распузячивается» и хватает меня зубами. «Давай, — заливается от смеха, — играть и беситься!» Это от повышенного внимания, что ли?!
Один из новых ковриков туристических, на которые возложена Святая Благородная Миссия подстилки для щенков, уже — ыыыыыыы! — изрезан когтями, покусан и пожеван с углов. Температура в норме, дыхание свежее (!), ровное, ВСЕ ХОРОШО У НАС! Правда, квартира напоминает свалку за аптекой, но нам ли… Мы и на свалке спим, не ворочаемся. Может, я перебоялась, или, как завещал Ньюфолог, спокойнЕЕ стала, или просто старше.
День прошел.
Мастифы мы! Неторопливые. Пока соберемся… И щенки, чувствую, у нас тоже… мастифы.
Утро следующего дня
Проснулись, выбросили все медицинские энциклопедии, выпили кофе и, взяв туалетную бумагу в одну руку (на всякий пожарный) и пачку сигарет в другую, пошли гулять.
Смешная историйка с этой прогулки
Идем.
Навстречу нам, метров за 50, движется дама с собачкой — мелким пуделем.
Дама издалека начинает всячески показывать, что нас боится: челночит по аллее швом зигзаг, подтягивает поводок, заламывает руки и судорожно оглядывается в поисках надписи «Exit».
Я языком своего спокойного тела даю ей понять, что сигналы получены, и никто ее мелкую псину есть не будет, мой паровоз на поводке, оный — для пущей выразительности — наматываю на руку. Фиксирую, значит.
Дама вроде успокаивается, но глаза по-прежнему большие и испуганные. Пуделю до лампы все наши невербальные переговоры.
Сближаемся. Мы на всякий случай сдвинулись сильно к краю.
И тут дама делает трюк, увидев который циркач Дуров от зависти съел бы цирк со всеми собаками — своими и чужими — в придачу. Тетя резко дергает поводок вверх, желая пуделя поднять над землей и прижать к грудям, но промахивается! Пудель подлетает, пролетает над ее плечом, повисает где-то в области спины и висит там недоуменной колбасой.
Ах! Как это было красиво! Как эффектно! Белый плащ, немного уже грязный, на нем, сзади, словно сползшая горжетка, черный пудель…
Варя, конечно, такими кренделями заинтересовалась. Еще бы! Дурдом на колесах! Сочувствующе улыбаясь даме, тащу Варишну в сторону дома. Запрещая оглядываться себе, чтобы не заржать, и не запрещая своей собаке, которая таких кульбитов отродясь не видывала.
Никаких вестей «с той стороны»…, включен режим ожидания…, включен режим ожидания…, включен…
На улице июнь, хмарь и дождь, градусов 6–7 где-то, небо давит на глаза и на психику, поэтому мы дрыхнем или валяемся на диване и читаем книжки про любовь. Я поняла: несколько дней назад было жарко (в районе 30 градусов) и тяжело Варваришне, поэтому она много пила, пыхтела, не хотела гулять. А сейчас жара спала, и стало всем счастье. Глядишь, и остальное все рассосется…
Вечером со мной случился приступ неврастении. Я устала бояться, но еще не научилась принимать все, как есть.
Все спрашивают: как мы?… Как Варвара, как я… Нормально. Официальное слово из скучных пресс-релизов. Нормально. Что стоит за этим тусклым невыразительным словом — не знает никто. Я впала в странное состояние, описать которое можно как «панический ступор». Истерзанное переживаниями сознание поставило блок на все мысли, связанные с… ЭТОГО НЕТ. НИЧЕГО НЕТ. НИЧЕГО НЕ БУДЕТ. А будет все так, как прежде. Не боюсь, не переживаю, не скачу между собакой, гладильной доской и полочкой с лекарствами. Не бегаю по магазинам, аптекам. Не звоню Иванычу, не пишу на форум. Делаю вид, что ничего не происходит. Но ЭТИ мысли накатывают волной, такой гигантской, такой беспощадной… Не выплывешь. Сопротивление бесполезно, не спасется никто.
Где-то в глубине, в шестьсот восемьдесят пятой извилине, последней трезвомыслящей в этом искореженном страхом рассудке, теплится спасительная мысль: «Природа все сделает сама. Собака справится. Я буду всего лишь помогать».
Надеюсь, что сумею распознать НАЧАЛО, и у меня будет путь крохотный, пусть мизерный, но запас времени. Позвоню по всем записанным на стене телефонным номерам, а также в МЧС, в «Скорую», в «Службу спасения» или куда там надо звонить в таких случаях.
ТОЛЬКО НЕ СЕГОДНЯ, ПОЖАЛУЙСТА, ТОЛЬКО НЕ СЕГОДНЯ! Завтра, потом, а лучше — никогда… Если это начнется сейчас… Нет, это невозможно, немыслимо, неправильно! Не хочу! Не могу!
Хорошо бы провести остаток своих дней на антресолях, в шкафу, под кроватью, в ванне, закрывшись на все засовы, спрятавшись в темную защищенную со всех сторон нору. Закрыть глаза, подтянуть к животу ноги, обхватить их руками и, раскачиваясь, прогонять ужас…
Спрятаться от своей собаки, не видеть ее глаз, не прикасаться к теплому мягкому лбу… Она ходит за мной, как привязанная. Как хвостик. Как тень… Заглядывает в глаза, словно спрашивает: «Мам, все будет нормально? Мам, ты чего? Мам, ты не плачь, пожалуйста…, не плачь. Я тебя огорчаю, да?… Только не прогоняй меня…, пожалуйста». Глотая слезы, стараюсь улыбнуться, кладу руку на бархатную морду… Такая теплая…, такая искренняя…, такая родная…, с дурацкой болячкой, так не вовремя вылезшей на лбу… Иваныч сказал — гормональное. А я думаю, что это от поедания окурков и пивных пробок. Большая пипка влажного носа, колючки усов. «Волчище ты моя», — глажу раздувшиеся бока. Дрожащим голосом шепчу ей какие-то глупые нежности…, нежные глупости…
И все-таки, не справившись, убегаю в коридор и, закрыв дверь, даю волю слезам… Девочка моя, прости меня, я не могу… Твоя хозяйка слабонервная идиотка.
За что тебе такое наказание, миленькая. Ты думаешь, что я тебе помогу… А я… А я… Боюсь!..
Нарыдавшись, с трудом, но беру себя в руки. Говорю, что это не первое и, вероятно, не последнее испытание в жизни, что бывали моменты и потяжелее — до прокушенных от напряжения губ, до ладоней, с впившимися до мяса ногтями… И что роды — такая, в сущности, деталь в механизме эволюции, которую можно пережить, даже не заметив. И что сейчас я представлю, как мой любимый человек сидит рядом и держит за руку… И говорит успокаивающие слова… Закрываю глаза, дышу ровнее.
Если бы это касалось только меня. Только меня одной! Я бы справилась, смогла бы, сделала бы… Какой ценой — поседевшими волосами, нервным срывом, обгрызенными до локтя ногтями — не важно. Я бы сделала. А не сделала, так и черт со мной. А тут…
Бессловесная собака, смотрящая на меня, как на Бога, и маленькие, еще не родившиеся души…, для которых Бог — это тоже я… И они не знают, что Я НЕ МОГУ! Они верят мне… Они верят, что этот новый мир встретит их лаской, покоем, нежностью, заботой и спокойным, уверенным теплом. Они у двери… Я же готова эти двери припереть стопудовым комодом и сбежать на край света. Ничего не знаю, ничего не вижу, ничего не хочу. Трусость.
Дошло до того, что все системы моего организма разбалансировались. От страха мутится в голове, бегу в туалет и долго сижу там, словно приклеившись, оттягивая момент возвращения в разгромленную квартиру, в которой есть все, кроме того, в чем я так отчаянно нуждаюсь.
Все валится из рук. Не могу ни на чем сосредоточиться, не помню — ела сегодня или нет. Лекарства, бумаги, тряпки, тазы, коврики, игрушки, книжки, недопитые чашки с кофе, вчерашняя «цивильная» одежда, сегодняшняя гулятельная… Ведро с водой почему-то в центре комнаты… Телефон, весы, пеленки — почему-то на книжной полке.
Вдруг в одночасье позабыла, что со всем этим надо делать. Глаз фиксирует беспорядок, мозг не может обработать информацию.
Посреди этой разрухи на своем матрасике лежит моя собачечка. Дремлет, наблюдая за мной сквозь полуопущенные веки.
Я умоляю Господа только об одном: НЕ СЕГОДНЯ! Подари нам еще только одну ночь.
И вдруг заметила, как: по Варвариному животу словно прошла волна. Я присела и положила ладонь на большое пузо. Показалось? — под моей рукой бьется чье-то крохотное сердечко… Живое. Теплое. Настоящее.
