– Ну, добрейшего утречка! – говорит тут Смоляному Чучелку Братец Кролик, – Погодка не плохая, не так ли?

Смоляное Чучелко смотрит на него стеклянными немигающими глазами и ничего не отвечает. От такой наглости Братец Кролик опешил.

– Так и будешь молчать? – говорит тут Братец Кролик, – Чего это с тобой? В молчанку играть со мной затеял? Тоже мне -умник!

Братец Лис сидит, боится глазом моргнуть, не шевелится, а Смоляному Чучелку всё нипочём – убивай его, режь его, оно и глазом не сморгнёт.

– Эй! Ты оглох, чоль? А то я ведь могу прямо в ухо что есть сил гавкнуть! Прочищу тебе уши! Не оглохни тогда!

Чучелко помалкивает, да и братец Лис тихо лежит, не шевелится.

– Ах ты, жлобина стоеросовая! – разъярился тут Братец Кролик, – Вот я тебя проучу! Сейчас проучу, как следует! Ты у меня попляшешь!

Братец Кролик от злости выкипает, а братец Лис в кустах сидит, ухохатывается, нравится ему, что Братец Кролик руки в боки и на Смоляное Чучелко животом напирает.

Братец Лис ухохатывается до колик, а Смоляному Чучелку всё по барабану – ни слова от него не добьёшься!

– Эй ты! Где тебя учили? Ты, что, не знаешь, что когда к тебе обращаются, надо отвечать! А ну шляпу долой с головы и здоровайся, а если не станешь, я тебя проучу по свойски! – говорит Братец Кролик, – Разделаюсь я с тобой так, что тебя мама не узнает!

Чучелко помалкивает, а Братец Лис – тем более – тихо затаился и сидит в кустах.

Тут Братец Кролик перешёл от слов к делу – назад чуток отскочил, размахнулся, что было мочи и заехал по голове Смоляному Чучелку кулачищем.

Батюшки святы! Тут кулак у него в Смоляном Чучелке и залип! Хорошая у Братца Лиса оказалась смолка, липкая, кулак прилип так, что ни за что не оторвёшь, как ни старайся!

От Чучелка по-прежнему ни звука, а Братец Лис тихохонько в кустах валяется, помирает со смеху.

– А ну, дёготь, пусти, иначе так врежу, что не очухаешься! – заорал Братец Кролик.

И не дождавшись никакого ответа он что было сил вмазал Смоляному Чучелку другой рукой. И другая рука прилипла, как надо – не отдерёшь!

От Чучелка – ни гугу, а Братец Лис тихо под кроной расположился, наблюдает за диспозицией.

– А ну пусти! – ещё пуще разъярился Братец Кролик, – Если не отпустишь, я тебе всё кости переломаю! Падаль такая! Ты у меня попляшешь!

А Чучелко помалкивает. Держит крепко – и все дела!

Братец Кролик шварк – вдарил его ногами изо всей мочи – и ноги прилипли лучше некуда.

А Братец Лис лежит, себя не показывает – лежит и не шевелится.

Братец Кролик уже просто завопил от ярости:

– Вот я тебя сейчас забодаю, если не отпустишь! А ну пусти!

Попробовал Братец Кролик Чучелку забодать головой – и головой влип по самую макушку.

Только тут выскочил Братец Лис из-за кустов.

– Как жизнь у тебя, Братец Кролик? – спрашивает добродушно, – И чой-то ты теперь со мной здороваться перестал, Братец Кролик? С дуба, что ли, рухнул?

И так смешно тут Лису стало, что он от смеха на землю свалился и стал кататься по земле. Ржал он так, что чуть от смеху не помер, я вам скажу, так его проняло.

– Ну, да ладно, – говорит миролюбиво Братец Лис, – что старое поминать? Давай лучше-ка, Братец Кролик, пообедаем вместе! Я тут укропчиком запасся на сей раз как следует, ты у меня тут не отвертишься! Всё для тебя!

На этих словах дядюшка Римус замолчал и стал из золы картошку тягать.

– Ну и что? Съел Братец Лис Братца Кролика? – закричал малыш.

– А кто его знает! – отвечает ему старик, – Тут сказке и капут, остальное бабушка надвое сказала! Одни твердят, что Братец Медведь приплёлся, Кролика вызволил, а другие утверждают, что нет! Кажись, мама зовёт тебя домой! Ну, беги скорее, дружок!

Одной тёмной ночкой Дядюшка Римус стал рассказывать малышу новую историю и сынок миссис Салли, сидел у него на колене, когда дядюшка Римус гладил его по головке:

– Как-то на ночь глядя братец Опоссум завалился в гости к братцу Еноту, и там раздавили они бутылочку винца и намяли целую кастрюльку вкусной тушёной морковки, а потом закинули обе ноги на стол и высмолили по отменной сигаре. Сидели-сидели, а затем пошли прогуляться к соседям, посмотреть, как они там поживают. Братец Енот петляет трусцой и скачет вприпрыжку. Опоссум наелся фиников так, что уж встать не может. А Братец Енот наглотался до одури лягушек и головастиков.

Прогуливались они, прогуливались, вдруг слышат – в лесу как оглашенная брешет какой-то пёс.

Енот посмотрел на братца Опоссума и говорит:

– Братец Опоссум, слушай! Кто это там? А вдруг кто накинется на нас? Что тогда будем делать?

Опоссум в ответ усмехается:

– Не дрейфь, братец Енот! Я тебя в обиду не дам! А сам ты что тогда станешь делать?

– Ты о ком? Не обо мне случайно? – говорит братец Енот, – Пусть только попробуют, сунется кто – я ему все рёбра пересчитаю! Пасть сразу порву!

А пёс, как только их увидал, попусту времени терять не стал – в общем, слова приветливого не сказав, ринулся прямо на них – и вся недолга!

Братец Опоссум в ту же минуту заржал, как бешеный, рот до ушей, и кувырк на спину, мёртвым прикинулся.

А Енот – ему было не в новинку драться. Оседлал он пса и давай охаживать кулаками. Понравилось ему пса мутузить – не оторвёшь от такой забавы! Честно говоря, от пса одна шкура осталась, да и та, едва вырвавшись, сразу метнулась наутёк, в самые джунгли, точно в неё палила из ружей тьма охотников.

Наконец Братец Енот привёл свою шкуру в порядок, отряхнулся, смотрит, а Братец Опоссум по-прежнему лежит как неживой, не шевелится. Лежал-лежа, потом глаз открыл, осмотрелся одним глазом, вскочил, да как припустил во все лопатки, пятки только сверкают.

В следующий раз, как встретились братец Опоссум и братец Енот, Опоссум спрашивает Енота:

– Приветик, Братец Енот! Как живёшь-можешь, бродяга?

А Енот – руки в брюки, нос в сторону, ноль внимания, фунт презрения. Говорить не желает!

– Кто тебя, братец Енот, научил нос от друзей воротить? – нахмурился Братец Опоссум.

– Мне с трусами негоже болтать! – буркнул Енот, – А ну дуй, откуда пришёл!!

Братец Опоссум опешил и мозгует, обидеться ему или нет. И решил жуть как разобидеться.

– И кто же, по твоему, тут трус, позвольте узнать?

– Кроме тебя некому! – кричит Енот, – Упали мне на голову такие дружки, что опрокидываются на спину и корчат из себя неживых, когда дело идёт к драке!!

Опоссум как услышал слова Енота, так за живот от смеха сразу ухватился.

– Ну ты и даёшь, братец, Енот, вбил себе в голову, что я свалился от страху! Ты в самом деле думаешь, что я испугался бедного пса? С какой стати мне пугаться каких-то несчастных псин? Ты в своём уме? Я ведь просто нежился на травке и ждал, когда ты закончишь развлекаться и придёт мой черёд пошутковать и надрать этой твари бока!

Но Енот только брезгливо носом крутит:

– Не рассказывай мне своих глупых сказочек, братец Опоссум. Я видел в оба глаза, как ты повалился на спину и притворился мёртвым, как только пёс тебя задел.

– Ну да ладно, Братец Енот, повалился, да только это вовсе не со страху. Видит бог, одного я боюсь, на свете – щекотки. А тут этот пёс цапанул меня и в бок ткнул, меня от его щекотки и разобрало сразу, вот я и расхохотался, и чую, не могу останоситься. Скоро меня так раздраконил смех, что чую – не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой! Ну что спорить – повезло ему, что, что я так боюсь щекотки, а не будь такого, и я мгновенно разодрал бы его в клочья. Драться для меня – сладкий мёд, Братец Енот, а вот щекотка – совсем другая история. Я готов сражаться с кем угодно и когда угодно, лишь бы – чур меня – без всякой щекотки.

Вот в этого самого дня, – закончил свой рассказ дядюшка Римус, провожая взглядом очередное колечко из своей большой трубки, – и по сюю пору Братец Опоссум не переносит щекотки – только ткни его между рёбер, как он сразу поднимает лапы и опрокидывается на спину, а как хохочет заразительно – просто до упаду хохочет, ржёт так, что лапой не пошевельнёт!