– Джошуа! – воскликнула Эллин дрожащим голосом. – Ты убьешь его, Джошуа!

В ответ Джошуа опустил Риллея на пол, но по-прежнему держал его за грудки.

– Извинение, Риллей, как положено. Эллин представила бескомпромиссный взгляд темных глаз мужа. Ей приходилось несколько раз самой видеть его. Она посмотрела на лицо Риллея, которое теперь исказилось от ужаса. Он дрожащим языком облизал свои тонкие губы.

– Из… вини, – выдавил он, мельком взглянув на Эллин, как будто не осмеливался оторвать взгляд от Джошуа.

Очевидно, это не устроило ее мужа, и он еще сильнее схватил жокея. Нога Риллея опять повисла в воздухе.

– Я извиняюсь, – задыхаясь, сказал Риллей еще более громким голосом. – Миссис Мэннерс.

Джошуа отпустил Риллея, и он рухнул на пол, как бесформенная куча грязного белья. Эллин была уверена, что Джошуа собирается пнуть его ногой, и ее затошнило от этой мысли. Вместо этого, Мэннерс заговорил низким голосом, от которого пробирала дрожь.

– Я надеюсь, ты веришь в Бога, Риллей, поэтому тебе лучше благодарить его каждый день своей жалкой никчемной жизни за то, что у моей жены доброе сердце, умеющее прощать. Если бы не она, ты бы не остался в живых.

Медленно, как раненое подстреленное животное, с затравленным взглядом, Риллей попятился назад.

– Если я когда-нибудь услышу, что ты так говоришь о моей жене, я убью тебя, – пообещал Джошуа, открывая дверь конюшни. – А теперь, кретин, убирайся отсюда навсегда.

Как будто Риллей нуждался в помощи, Джошуа схватил его одной рукой за пояс, а другой – за воротник и выбросил из конюшни. Незадачливый жокей поднялся и побитый ушел, не оглядываясь назад.

Некоторое время единственным звуком в помещении было мерное почавкивание Шейка. Эллин чувствовала, что она задыхается, а ее сердце трепещет, как у птицы. Она посмотрела на Джошуа, чья мощная грудь вздымалась скорее от гнева, чем от затраченных усилий. Вдруг он посмотрел на Эллин, и они на мгновение встретились взглядами. Эллин взглянула на его руки, которые только что с такой легкостью чуть не задушили Джека Риллея, и поняла, что не может смотреть на них без смущения, которое волнами накатывалось на нее. Она тяжело и прерывисто вздохнула, вся дрожа от гнева и возмущения.

– Я… – начала она, но у нее получился сдавленный шепот.

– Держи меня, – наконец умоляюще выдавила Эллин. – Пожалуйста, держи меня, Джошуа.

Ее тихие слова ранили сердце Джошуа. Он с готовностью подошел к Эллин и нежно прижал ее хрупкое, мягкое тело к своей груди в бесстрастном, покровительственном объятии, уверенный в том, что это для него самое важное в жизни.

Он знал, что она не плачет, но чувствовал ее ужасную боль-, как будто его самого ранили. Эллин держалась за лацканы его пиджака, глубоко и прерывисто дыша. Джошуа погладил ее мягкие волосы и поцеловал их, он искал слова, но не смог найти такие, которые успокоили бы ее больше, чем его объятие. Он знал, что любит ее. Отчаянно. Безнадежно. Даже больше, чем ожидал от себя. Джошуа понял, что в любом случае останется с ней так долго, как только ухитрится.

– Мне жаль, Эллин, – наконец прошептал он.

– Тебе не о чем жалеть, – услышал он ее голос и понял, что Эллин овладела собой. Ее сила удивляла его. – Мне единственной должно быть жаль. Я любила его, Джошуа. И посмотри, что со мною стало. Сколько же мне придется расплачиваться?

Она набрала воздуха, как будто собиралась сказать что-то еще. Он ждал. Когда Эллин заговорила, Джошуа почувствовал, что это совсем не то, что она собиралась сказать.

– Ты любил когда-нибудь, Джошуа?

Ее вопрос застал его врасплох.

– Я… да, – ответил он нерешительно. – А в настоящее время считается?

Эллин отстранилась от его груди, но он еще крепко держал ее, обнимая. На ее надменном лице появилось недоверчивое выражение, но она не попыталась освободиться от его объятий.

– Кого? – с сомнением спросила Эллин. – Морган?

Джошуа мягко усмехнулся, надеясь что она не сможет прочесть его чувства в глазах.

– Нет. Не Морган. Но если ты попытаешься уточнить, то я понимаю, что ты имеешь в виду: отдать свою любовь, чтобы тебе швырнули ее назад в таком искалеченном виде, что ее трудно узнать. Да, я могу понять, через что ты прошла. Чего я не могу понять, так это… – он остановился, не желая продолжать, и отпустил ее, отвернувшись и надеясь, что Эллин не станет докапываться до сути. Его надежды быстро разрушились следующими словами.

– Чего? – Эллин коснулась пальцами его руки, и он наклонился и обнял ее снова. Джошуа глубоко вздохнул и, прежде чем снова посмотреть на нее, придал своему лицу непроницаемое выражение.

– Чего я не могу понять, – сказал он спокойно и незаинтересованно, как только мог под проницательным и неотступным взглядом этих прекрасных зеленых глаз, – почему ты звала его, когда упала в обморок в Пимлико. «Райф», – сказала ты.

Вот. Наконец он сказал это. Джошуа мысленно молился, что бы не выдать себя. Сейчас, чувствовал он, не время. И не место. Ее реакция испугала его. Эллин поднесла руку ко рту, и ее глаза расширились от ужаса. Через минуту она стала белой, как призрак.

– Вот в чем дело, Джошуа! – выдохнула она, ухватив его за рукав пиджака. – Вот чего я не могла вспомнить, когда упала в обморок! Райф был там, на почетном кругу в Балтиморе. Я видела его. Он улыбнулся мне, и я… ох, Джошуа, я знаю, что он снова попытается украсть Шейка! Что нам делать?

Джошуа почувствовал, что с его плеч свалилась тяжесть, и ему захотелось засмеяться. Он рискнул снова прижать ее к себе, но сказал просто:

– Мы справимся с Райфом, дорогая, – сказал он, чувствуя себя снова так, как будто ему все по плечу.

Они вернулись в отель к завтраку, и когда Джошуа предложил пообедать в ресторане, Эллин охотно согласилась. Она чувствовала себя в своей тарелке и даже радовалась, когда они изучали меню, и у Джошуа было легко на сердце. Он хотел, чтобы Эллин была счастлива. Но еще больше ему хотелось быть тем, кто дал бы ей это счастье. Когда они о чем-то болтали, он снова поймал себя на том, что мечтает о ней, как это было до свадьбы. Джошуа представлял, что эта замечательная женщина, сидевшая напротив, иногда серьезная, иногда веселая, принадлежит ему, только ему одному. Что никакие условия не ограничивают их отношений, и что ничто не угрожает этим отношениям ни извне, ни изнутри.

Это была мечта, от которой обычно Джошуа чувствовал сожаление, но тем не менее продолжал мучить себя надеждой.

Они засиделись за кофе, и Джошуа подписал чек. Он помог Эллин подняться и заметил, как она напряглась.

– Что такое? – спросил он, потом проследовал за ее взглядом через зал, к столику администратора.

Губернатор Артур Меллетт и его самоуверенная жена регистрировались в окружении своей свиты и чемоданов. Морган, по всей видимости, создала переполох среди помощников, так как носильщик за носильщиком забирали чемоданы и саквояжи, унося их, по-видимому, в номер Меллетт.

– Как интересно, – услышал Джошуа спокойный официальный голос Эллин, который, как он знал, выражал беспокойство. – Из всех отелей Нью-Йорка губернатор и его очаровательная жена выбрали именно этот. Я имею в виду, без всякой помощи?

То, что она имела в виду, было понятно.

– Эллин, ты не можешь думать, что я…

– Не могу, – когда она повернулась к нему, ее глаза сверкали, как жгучие изумруды. – Что еще я обязана думать?

Эллин даже не собиралась слушать его ответ, даже если ему было что ответить. К ее глазам подступили слезы, но она придала лицу спокойное безмятежное выражение, чтобы не устраивать сцен, и как можно быстрее ушла от него. Она даже не знала куда и зачем. Она просто знала, что не может находиться с ним в этом наполненном ресторане и смотреть, как в жизнь Джошуа возвращается его бывшая любовница.

Эллин очнулась и поняла, что идет по улице возле Пельера. Под тенистым вязом была скамейка, там обычно ждали экипажей, и она присела на нее, чувствуя себя ужасно несчастной.