Власть короля также была не эффективной: многочисленные льготы и привилегии сделали дворянство неподвластным никому. Мало того, что каждый дворянин был самовластен, так еще, согласно законам государства, шляхта, недовольная решениями короля, могла собираться в конфедерации и с оружием в руках добиваться отмены его указов. Вместо обороны страны, дворянство боролось с королем и с другими шляхетскими группировками.

1700–1721. – Война России против Речи Посполитой. Военные действия проходили на территории Белоруссии, унеся жизни третьей части населения.

1710. – Солдаты Петра I взорвали полоцкий Софийский собор.

Войска Петра действовали в Белой Руси крайне жестоко. Но мы не будем поддаваться эмоциям, а просто отметим, что и религиозные противоречия того времени, если их правильно прочесть, добавят многое в понимание событий. Ведь на Руси прошла уже реформа Никона, а в Белоруссии – нет. (В соответствующей главе мы об этом поговорим.) Затем, историк Михалон Литвин в конце XVI столетия писал, что «московиты тех, кто не выполняет предписания их веры, заставляют переходить в нашу или романскую». А ведь принуждение отступников в качестве наказания переходить в иную веру весьма отличается от всех других известных способов борьбы с еретиками, типа костров инквизиции…

Религиозная картина Польши-Литвы того времени не так уж проста. Нынешняя история Русской православной церкви показывает ее читателю так, будто в конце XVI – начале XVII веков она была страной воинствующего католицизма, проводником антиправославия. У белорусских историков можно прочесть, что тут сохранялось православие. Цифровые данные говорят о превалировании униатства. Но вот что пишет А. Я. Ефименко о религиозном состоянии Польши-Литвы после Люблинской унии 1569 года (курсив наш):

«Польша в половине (в середине. – Авт.) XVI в. готова была сделаться страной протестантской. Брожение религиозной мысли проникло и в Южную Русь… Из различных сект, на первых порах, большим успехом пользовался в среде южно-русского дворянства кальвинизм… Скоро на смену кальвинизму явилось антитринитрианство, считавшее своим родоначальником сожженного Кальвином Сервета и легко вытеснило своего предшественника почти отовсюду. Со своим отрицанием Св. Троицы, божественности Христа, благодати, предопределения – это учение не вмещалось даже в рамки религии христианской…

Здесь в половине XVI в. ожила было ересь жидовствующих в учении Феодосия Косого, Матвея Башкина и др. и нашла себе в свободолюбивом и терпимом Литовско-Русском государстве тот приют, какого она не могла найти на родине… Как бы то ни было, учение Феодосия уступает место менее крайнему направлению того же религиозного рационализма. В Южной Руси водворяется учение Фавста Социна, известное под названием социнианства или арианства.

Ариане окончательно овладевают положением и удерживают его за собою до тех пор, пока их не смыла, уже к половине следующего века, все возраставшая тем временем и крепчавшая волна католической реакции… Из недр католицизма… выдвинулись новые борцы за римскую церковь небывалой силы и значения – иезуиты» (см. А. Я. Ефименко. История украинского народа. С. 168–169.)

Эта картина разительно отличается от той, что рисует нам РПЦ или белорусская история. Здесь, помимо только-только народившихся иезуитов, чего только нет: и кальвинисты, и «ересь жидовствующих», разгромленная в Московии лет за 50 до этого, и явное иудеохристианство = «антитринитрианство». Здесь и еретики-ариане, которых, по традиционной истории, повывели аж в VI (!) веке, не считая не упомянутых армянских церквей и татарских мечетей, построенных в тех же местах и в то же время, в частности, при короле Стефане Батории – человеке «свободомыслящем в полном смысле этого слова».

А вот изумительное по содержанию определение Брестского собора 1590 года (оно повторяет осуждение Константинопольским патриархом Иеремией «чрезмерного уважения южнорусского народа к пасхальным снедям»):

«Межи многими иными соблазны в епископиях митрополии нашеи обретеся некая соблазна, вымышленная паска злых еретических наук, яко в день Воскресения Христова носят до церкви хлебы и мясы посвящати, и взявши в домы своя, с набожеством великим уживают, яко бы некую святость законную, ругаючися Господу нашему Иисусу Христу (нанося этим оскорбление Господу. – Авт.), истинной пасце нашей, который за всех верных даде себе поживати, тело и кровь свою, а не так, як сии, уподобившеся неверным жидом (евреям. – Авт.) паску себе от хлеба и мяса составляют» (см. «Акты, относящиеся к истории юго-западной России», т. IV, с. 29–30).

Немудрено, что от такого внушения послушные своему патриарху члены Львовского братства вообще перестали приносить в церковь пасхальные снеди для освящения, после чего их епископ Геннадий был вынужден спешно дезавуировать запрет своего начальника: «Нехай будут по стародавнему обычаю христианскому приносы в церковь и посвящение брашен на Воскресение Христово…» (там же, с. 40), но это заявление содержит одну тонкость, а именно, вместо патриаршего «хлеба и мясы» Геннадий употребил слово брашно. А словом брашно в церковнославянской практике всегда обозначалась исключительно мучная пища. (Правда, теперь это слово применимо к любому кушанию.) Тем самым хитрый Геннадий сумел обойти впервые изданный запрет на освящение мясной пищи, то есть пасхального агнца иудеев, обозначавшего жертвоприношение.

Это жертвоприношение и имел в виду в своем осуждении патриарх Иеремия, употребив глаголы «уживати», «поживати», почему изобретательный Геннадий и заканчивает свое разъяснение так: «…жебы с посвящения тых брашен не волхвовали и чар не плодили, яко о том слышится». Иными словами: Ешьте, ребята, освященную пищу на здоровье, но не занимайтесь при этом ворожейством, как о том говорят. Вот с какого момента иудейская и христианская пасхи стали реально различаться! И это не 33 год, а 1591-й…

Приведенные пространные цитаты показывают, как на рубеже XVI–XVII веков на стыке латинского и греческого мира конфессиональные институты сражались за власть над паствой.

Православный монархист Н. Н. Воейков с возмущением пишет, что «в некоторых местах евреи-арендаторы требовали платы за совершение православных богослужений!» (см. Н. Н. Воейков. Церковь, Русь и Рим. С. 400, 452). А вот еще характерный пассаж, из «Истории Руссов» Конисского (С. 48–49), относящийся к 1625–1635 годам:

«Пасхальные хлебы, продаваемые в городах, содержались под стражею урядников польских. Имевший на груди своей надпись «уният» покупал паску (т. е. пасхальный хлеб) свободно, не имевший этой надписи платил пошлину в 38 польских грошей.

Во многих местах этот пасочный сбор был отдан на откуп евреям, которые взимали эту дань без пощады… В первый день Пасхи, когда православные приносили в церкви оплаченные уже паски, евреи, из опасения подлога, являлись на погост церковный, присутствовали при освящении пасок и тут же помечали мелом или углем как базарные, так и дома испеченные паски, оплаченные налогом».

Вот так-так! Мыслимо ли сегодня увидеть нынешних ортодоксальных иудеев на церковном погосте при освящении нынешних православных пасок?! Впрочем, дело совсем не в евреях, а в том, что таковой была ситуация с верованиями в Польше и Литве, – а именно, была она нестабильной и могла развернуться в любую сторону, – вот почему православное население ВКЛ стремилось воссоединиться с Москвой, ведь любая общественная структура желает выживать. И то, что солдаты Петра I притесняли православных, говорит лишь о том, что мы не все знаем о том православии. Кстати, Петр даже в России православную церковь «задавил» государственным авторитетом.