Людмила подходит к окну.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Людмила и Дормедонт.
Дормедонт (про себя). Не теперь ли начать? (Людмиле.) Людмила Герасимовна, вы как о брате понимаете?
Людмила. Я его не знаю совсем.
Дормедонт. Однако по его поступкам?
Людмила. По каким?
Дормедонт. Против маменьки.
Людмила. Что же он против нее сделал?
Дормедонт. А в трактире сидит.
Людмила. Может быть, ему там весело.
Дормедонт. Мало что весело. Этак бы и я пошел.
Людмила. Что ж вы нейдете?
Дормедонт. Нет-с, я не таких правил. Для меня дома лучше-с.
Людмила. Полноте! Что здесь хорошего! Ну, уж про нас нечего и говорить; а мужчине-то, особенно молодому…
Дормедонт. Да-с, когда он не чувствует.
Людмила. А вы что же чувствуете?
Дормедонт. Да я то-с, да я-с…
Входит Шаблова с запиской с руках.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Людмила, Дормедонт и Шаблова.
Дормедонт (про себя). Помешали!
Шаблова утирает слезы.
Людмила. Что с вами?
Шаблова. Да вот чадо-то мое…
Людмила (с испугом). Что такое?
Шаблова (подавая записку). Вот прислал с мальчиком из трактира.
Людмила. Можно прочесть?
Шаблова. Прочитайте!
Людмила (читает). «Маменька, не ждите меня, я заигрался. Со мной неприятный случай – я проигрываю; я связался играть с игроком, который гораздо сильнее меня. Он, как кажется, порядочный человек, ему нужно отдать деньги, а у меня денег нет; поэтому я не могу прекратить игры и все больше затягиваюсь. Если хотите спасти меня от стыда и оскорблений, пришлите мне с посланным тридцать рублей. Кабы вы знали, как я страдаю из-за такой ничтожной суммы!»
Шаблова. Скажите пожалуйста, «ничтожной»! Выработай-ка, поди!
Людмила. «Я, для скорости, послал мальчика на извозчике; я жду и считаю минуты… Если у вас нет, найдите где-нибудь, займите! Не жалейте денег, пожалейте меня! Не губите меня из копеечных расчетов! Или деньги, или вы меня не увидите больше. Деньги пришлите в запечатанном конверте. Любящий вас сын Николай».
Шаблова. Хороша любовь, нечего сказать!
Людмила. Что же вы хотите делать?
Шаблова. Что делать? Где же я возьму? У меня всего десять рублей, да и то на провизию отложены.
Людмила. А ведь надо послать.
Шаблова. Проиграл, видите ли! А кто его заставлял играть? Сидел бы дома, так дело-то лучше.
Людмила. Об этом уж теперь поздно разговаривать.
Шаблова. Диви бы в самом деле нужда! А то проиграл, крайность-то небольшая.
Людмила. Нет, большая. Вы слышали, что он пишет: «вы меня больше не увидите».
Шаблова. Ну, так, батюшки мои, не разорваться ж мне из-за него. Тиран, мучитель! Вот наказанье-то! А за что, за что? Я ль его не любила…
Людмила. Позвольте! К чему эти разговоры? Только время проходит, а он там ждет, страдает, бедный.
Шаблова. Страдает он, варвар этакий! Бери, Дормедоша, бумагу, напиши ему: с чего ты, мол, выдумал, чтоб маменька тебе деньги прислала? Ты бы сам должен в дом нести, а не из дому тащить последнее.
Людмила. Постойте! Так нельзя, это бесчеловечно! Дайте мне конверт! Надпишите только! (Достает из портмоне пятидесятирублевую ассигнацию. Дормедонт надписывает конверт.)
Шаблова. Что вы, что вы! Пятьдесят рублей!
Людмила. Теперь менять негде, да и некогда.
Шаблова. Да еще не последние ли у вас?
Людмила. Это именно такой случай, когда посылают последние. (Берет конверт у Дормедонта, кладет деньги и запечатывает.)
Шаблова. Ведь он сдачи-то не принесет; теперь сколько же за эти деньги вам заживать у меня придется?
Людмила. Нисколько, вы свое получите. Эти деньги я не вам даю, с ним считаться и буду.
Шаблова. Да ангел вы небесный! Ах ты, боже мой! Где ж такие родятся. Ну, уж я бы…
Людмила. Несите, несите! он ведь ждет, считает минуты.
Шаблова. Дормедоша, иди ужинать, пожалуйте и вы; я сейчас…
Людмила. Я не буду.
Шаблова. Дормедоша, иди! Есть же ведь на свете такие добродетельные люди. (Уходит.)
Дормедонт (про себя). Вот теперь, должно быть, в самый раз… (Людмиле.) Как вы к нашему семейству-то…
Людмила (задумчиво). Что вы?
Дормедонт. Какое, говорю, расположение…
Людмила. Да, да.
Дормедонт. Конечно, не всякий…
Шаблова за сценой: «Иди, что ли, я жду!»
Постойте, маменька. Конечно, я говорю, не всякий может чувствовать…
Людмила (в задумчивости). Я не понимаю.
Дормедонт. Вы вот для брата, а чувствую я. Разве он может…
Людмила (подавая руку). Покойной ночи! (Уходит.)
Шаблова за сценой: «Да иди! Долго ль ждать-то?»
Дормедонт. Эх, маменька! Тут, может, вся моя судьба, а вы мешаете! (Оглядывается.) Вот ушла. Ну, в другой раз; кажется, дело-то на лад идет.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ЛИЦА:
Маргаритов.
Людмила.
Шаблова.
Николай Андреич Шаблов, старший сын Шабловой.
Дормедонт.
Варвара Харитоновна Лебедкина, вдова.
Декорация та же.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Николай сидит у стола и спит, положив голову на руки. Маргаритов и Людмила входят.
Людмила. Прощай, папа!
Маргаритов. Прощай, душа моя! (Отдает Людмиле ключи.) Вот тебе ключи! Пойдешь из дому, так бери с собой, не оставляй! У меня в столе документы, а я здесь никому не верю. Здесь, Людмилочка, сторона голодная, народ живет изо дня в день, что урвет, тем и сыт. Утопающий, говорят, хватается за соломинку; ну, а голодающий за то, что плохо лежит. Здесь все украдут и все продадут, а ловкие люди этим пользуются. Нужно подкупить человека на подлог, на преступление, нужно купить девичью честь – иди сюда, купишь, и недорого купишь. Когда ты увидишь, что сюда зайдет или заедет человек богатый, хорошо одетый, так знай, что он не за добрым делом зашел – он ищет продажной чести или совести.
Людмила. А вчера к тебе купец приезжал богатый.
Маргаритов. Так ведь это чудо. Я сначала-то подумал, что либо ему фальшивое духовное завещание нужно, либо ограбить кредиторов сбирается, так за добрым советом приехал. Ко мне являлись такие-то господа, не мало я их гонял от себя. А живи я в центре Москвы, разве бы смели показаться с такими предложениями. Помни еще, Людмила, что рядом с нуждой всегда живет порок – это страшнее. Нужде многое можно простить, ее и закон не так строго судит; а когда твое трудовое украдут, чтобы пропить с свистом, с гамом, промотать в буйной компании – вот когда обидно. Вот, гляди! (Указывает на Николая.) Ему нужны деньги, очень нужны – пропить в погребке, проиграть на биллиарде в трактире.
Людмила (с испугом). Папа, он услышит!
Маргаритов. Пусть слышит, я правду говорю. Бежать бы нам из этого дома, а куда? Дешевые квартиры все такие: либо за перегородкой мастеровые, которые уж совсем никогда не говорят по-человечески, а только ругаются с утра до ночи, либо у хозяйки муж или сын пьяницы. И ты, ангельская душа, должна жить под одной крышей с таким господином. Только видеть-то его для порядочной девушки уж есть оскорбление.
