Мы вышли на улицу и, словно окаменелая глыба, застыли посреди тротуара. Непрерывный поток итальянцев, одетых от Версаче, Армани, Гуччи, Труссарди, Лапедузо, обтекал нас со всех сторон, не давая свыкнуться с мыслью, что можно находиться в общественном месте без нательной фуфайки от Савичевича.
— Может, зайдем в другой магазин? — полная решимости бросить вызов судьбе, предложила Мирыч.
— Тогда мы уж точно не поспеем на Piazza di Spagna, — взглянув на часы, предупредительно заметил я.
— Но как же мы пойдем туда, без майки? — простодушно вопросила Мирыч, охваченная искренним недоумением.
— В конце концов, на нас ведь всё же что-то надето, — ответил я, стараясь ее успокоить.
Мирыч с сомнением оглядела меня с головы до ног, и, действительно удостоверившись в том, что футбольной формы, которую если я и надевал, то всё равно оставался голым, — на мне нет, что она по причине отсутствия защитных сеток на кормовой палубе теплохода осталась дома, была вынуждена со мной согласиться.
— Ну что ж, — сказала она, — пойдем в чем есть.
Мы шли старинными кварталами сквозь темные арки домов, украшенных богатыми фасадами с мраморными карнизами и возвышающимися над ними изысканными фронтонами, любуясь стенами древних особняков, вдоль которых вытянулись стрелою портики с облицованными травертином колоннами; ступали по причудливым каменным виадукам, переброшенным над шумящими внизу водами Тибра; проходили мимо внезапно возникающих и сменяющих друг друга фонтанов, стел, обелисков…
Среди неизвестного множества скульптурных изображений впереди показалась чья-то до боли знакомая женская фигура. Установленная на невысоком постаменте из тесаного камня, за которым простиралось открытое пространство площади, она сливалась на уровне головы и плеч с нижним балконом расположенного на противоположном берегу реки городского палаццо. Приблизившись к кариатиде, я убедился, что она создана из плоти и крови, и сразу понял, откуда ее фигура показалась мне такой знакомой.
— Куда путь держим? — словно ожившая статуя, весело крикнула Николь.
— На Piazza di Spagna, — дружно отвечали мы, — в остерию, что пропитана величием русского духа. Пошли с нами.
— Нет уж, спасибо, мне этим лучше не злоупотреблять, с меня достаточно утренних оладушек, — так же бодро откликнулась Николь. — А впрочем, пошли, вы меня там сфотографируете на фоне лестницы, — внезапно передумала она, тут же соскакивая с ловкостью попрыгуньи-стрекозы с каменного возвышения.
Дальше наш путь уже проходил под аккомпанемент безнатужного, но и непрерывного повествования Николь о страшных препонах, чинимых ей вторым мужем в ту нелегкую годину испытания их брака, когда она пробовала себя в качестве художника-модельера.
— Я просто выбивалась из сил ежедневно ему повторять, — бурно делилась Николь своим семейным опытом, — что необходимой линией женского платья является нагрудная вытачка, которая на основной выкройке расположена по линии плеча, а уж при моделировании по выбранному фасону она может быть перенесена куда угодно: на линию талии, в бок, пройму, горловину, под вставку, в рельеф, и делать это надо так, чтобы перенос вытачки пришелся точно в разрез, хотя, особо подчеркивала я, вытачки по линии талии не возбраняется убирать и в линии фасона, например в рельефные швы или подрезы. Но сколько бы я ни говорила, он упрямо твердил, что такая заумь ему по барабану. Как вам это нравится! Но что больше всего меня в нем удручало, так это то, что он не видел ни малейшей разницы между моделированием юбок с шестью прямыми вытачками и двухшовных без вытачек…
— Да, здесь он, конечно, дал маху! — соболезнующе рассудил я. — А не могли бы вы всё же уточнить, — с серьезным видом, как закройщик к закройщице, обратился я к Николь, — в чем состояла его главная, принципиальная ошибка в браке?
— Ну как же! — взъерепенилась Николь, ошеломленная чудовищными пробелами в моем портняжном образовании. — Он совсем не замечал во мне женщины, о чем я постоянно ему напоминала рекомендуемыми для фигур с большой разницей в объемах талии и бедер восемью вытачками на прямых юбках.
Я хотел было незаметно поотстать, чтобы самолично засвидетельствовать эту разницу, но тут неожиданно услышал чей-то радостный девичий крик:
— А, попались!
Сзади на пятки нам наступали Инга с Васей.
— Куда намылились, скитальцы? — живо спросила Инга.
— На Piazza di Spagna, — хором протрубили мы в ответ.
— А что вы там забыли? — бойко поинтересовалась она.
— Есть там одна остерия, «там русский дух… там Русью пахнет!» — пояснил я наш необычный выбор.
— А, по Пушкину соскучились!
— По Гоголю.
— Если честно сказать, я бы тоже сейчас не отказалась от галушек со сметаной, — мечтательно пропела Инга.
— Ну так пошли!
— Слушайте, вы, ненасытные обжоры! Какие галушки! Какая сметана! Я же на диете! — короткими очередями осаживала нас Николь, взывая проявить хоть каплю сострадания к своему незавидному положению. — Вы что, хотите, чтобы я слюной изошла, глядя на вашу невоздержанность?
Тогда Мирыч примирительно сказала:
— Хорошо. Не будем заказывать галушки со сметаной. Закажем только по чашечке кофе и по кусочку хлеба с горчицей.
Только мы было собрались в путь, как дальше начали происходить совершенно невероятные вещи. Дальше вообще всё пошло наперекосяк. Потом началось нечто такое, что вряд ли поддается вразумительному объяснению. То ли по причине долгой разлуки с Родиной и возникшего из-за этого единого стремления к общности духовных интересов, то ли потому, что все внезапно вспомнили о неоднократных предупреждениях руководительницы круиза передвигаться по Риму в строгом соответствии с предписанием итальянской полиции — только общей группой, и эти наставления в условиях благодатной Европы вдруг отозвались в наших сердцах всплеском неведомого им прежде законопослушания, то ли по какой другой причине, — короче говоря, ни с того ни с сего к нам с разных сторон целыми пачками стали прибиваться разрозненные группки самостоятельно бродивших по столице Италии дорогих сограждан. Вскоре возле нас уже образовалась огромная толпа туристов. Каждый из них, — кто осведомившись ради приличия целью нашего похода, а кто и вовсе недослушав ответ, — считал своим долгом внести посильную лепту в план дальнейшей экскурсии.
Наташа с Мариной предложили прошвырнуться по близлежащим точкам массового отоваривания — недорогим магазинам «Upim» и «Standa».
Неразлучная троица нефтяников из Тюмени двумя голосами против одного, то есть единогласно, поскольку этот последний голос принадлежал искусствоведу и потому не учитывался при общем подсчете голосов, напротив, предложила послать магазины в баню и в срочном порядке намылиться всем туда же — в общественные термы на Via dйlie Terme di Caracalla.
Тщедушного вида старичок, прославившийся еще при пересечении сухопутной португальской границы своим истошным призывом к сатрапам испано-португальской тирании навсегда убраться с его глаз долой, настаивал на посещении римского Пантеона, где, по его мнению, покоится забальзамированное тело Пальмиро Тольятти.
К пожеланию победительницы конкурса «Мисс Круиз» как бы отправиться к пирамидам Хеопса, подкрепленному красноречивым взглядом Буля, в котором легко угадывался вопрос типа: «Ну, кто жаждет посмеяться над этим предложением? Покажись!» — толпа отнеслась с должным пониманием.
Средних лет импозантный мужчина с повадками гордого абрека, появившийся как всегда в сопровождении своей юной пассии, чье вызывающее сочетание нежного возраста и безупречных форм уже однажды поставило меня в тупик, вызвав законные сомнения в ее дочерней привязанности к своему спутнику, усталым голосом высказался в том смысле, что, мол, пора и честь знать, что, дескать, достаточно того, что мы и так уже видели, что самое время где-нибудь передохнуть, просто посидеть в тени кипарисов. Означенное предложение получило неожиданную поддержку со стороны молодого человека, чья одухотворенная внешность не вполне соответствовала приземленному облику опекавшей его зрелой дамы с сумочкой-кошельком на плече.