Теперь Чарльз чувствовал себя дураком.

Почему его должно удивлять, что Мэллори, не имевшая понятия о семье, не могла просто сесть с Рикером и сказать ему, что все эти муки она создала для него из любви. Чарльз решил впредь выражаться осторожнее, у него оставались кое-какие подозрения.

– Рикер еще не знает всей правды, так ведь, Мэллори?

Она посмотрела на часы. Мэллори всегда знала точное время, вплоть до секунды, – еще одна причуда ее своеобразного мозга. Возможно, она различала и другие единицы времени, недоступные восприятию заурядного человека, – кто знает? Чарльз наблюдал за тем, как Мэллори поспешно собрала ключи и подхватила пальто, словно опаздывала на встречу. Зная ее патологическую пунктуальность, Чарльз в это едва ли поверил. Он стойко провожал ее взглядом. А что он мог? Он, оказавшийся в числе заложников Мэллори?

Рикер вошел в кафе, где его окружил гомон голосов и звон посуды. На этот раз он не стал изучать лица посетителей, всматриваться в их глаза и складки одежды, под которыми могло быть спрятано оружие. Здесь была безопасная зона, большинство завсегдатаев ходили с пушками. Прочие посетители были законопослушными туристами в майках с надписью «Я люблю Нью-Йорк» и сувенирными значками.

Раньше Рикер каждый день завтракал в этом кафе, в районе СоХо. Но, когда вышел в свой продленный отпуск из нью-йоркского полицейского департамента, перестал заходить сюда, не желая видеть знакомых из участка, и очень скучал по этому месту. Обычай завтракать в этом кафе начался двадцать лет назад. Сначала Рикер приходил сюда со своим старым другом, потом с его приемной дочерью, его напарницей, вернее, бывшей напарницей, Кэти Мэллори. Было девять утра, народу – полно, но маленький столик у окна был, как ни странно, свободен; казалось, будто на третьем стуле привычно сидит бывший инспектор Луи Марковиц.

Рикер взялся за стул, на который обычно садился, и у него возникло чувство возвращения домой. Он кивнул худощавой седой женщине с грубым лицом. Она стояла за пять столиков от него, словно жонглер, держа в каждой руке по несколько подносов и раздавая их, как карты. Туристов удивляло, что эта женщина никогда не спрашивает, кто что заказал, но всегда верно приносит любое блюдо – первое, второе, напиток. Герт была прирожденной официанткой, не какой-нибудь актрисой или художницей на подработках. Она занималась этим всю жизнь, знала всех постоянных клиентов и их обычные заказы. Еще никогда никто не жаловался.

– Что-то ты сегодня рано, – закричала Герт через все кафе, словно вместо полугода он отсутствовал всего один день. – Собираешься удивить малышку?

Все эти долгие годы официантка называла Кэти Мэллори только так, памятуя, как когда-то Луи Марковиц привел к ней свою приемную дочь, новоиспеченного полицейского, и с гордостью произнес:

– Это моя малышка.

Повод для гордости действительно был – Кэти стала полицейским в четвертом колене в семье Марковиц. С тех пор Мэллори всегда была для Герт просто «малышкой». А сегодня Рикер действительно хотел удивить Мэллори, которая, будучи необыкновенно пунктуальной, всегда входила в кафе ровно в положенный час. Рикер же всегда опаздывал – но не сегодня.

И Мэллори ожидало еще несколько сюрпризов.

Герт едва успела поставить перед Рикером кружку с кофе, как в дверях появилась Мэллори, что могло означать лишь одно: маленькая стрелка на часах показывала ровно девять. На лице Мэллори редко можно было увидеть удивление. Направляясь к Рикеру, она откинула полу черного кожаного пальто и посмотрела на старые карманные часы Луи, которые теперь висели на поясе ее джинсов. Убедившись, что внутренние часы не подвели ее, несмотря на преждевременное появление Рикера, Мэллори скинула с плеч пальто, повесила его на спинку стула, на котором обычно сидел ее отец, и заняла свое обычное место за столом.

Для нее это кафе тоже было чем-то вроде райского уголка, ведь она так не любила перемены. Луи Марковица могло не быть, но его стул оставался здесь. И хотя Мэллори не общалась с Герт, официантка тоже давно стала неотъемлемой частью ее жизни. Внезапно Рикер ясно представил себе, как Мэллори сидела тут каждое утро во время его долгого отсутствия, уткнувшись носом в тарелку, и ела свой завтрак совсем одна. Эта мысль причинила ему неожиданную боль. Другие полицейские, люди, с которыми она работала, тоже каждый день приходили в это кафе, но они никогда бы не осмелились сесть за ее столик, а она бы никогда их не пригласила. Потому что не знала как.

Рикеру стало жаль Мэллори, он чувствовал себя виноватым, и все обвинения, которые он так тщательно готовил, отпали сами собой.

В это утро Джоанна сделала специальному агенту Марвину Аргусу небольшое одолжение, открыв дверь только на длину цепочки. Так Гам не мог дотянуться до него своими когтями, если бы только Аргус не захотел силой войти внутрь.

– У тебя есть ордер?

– Нет, – наученный горьким опытом, агент ФБР отодвинулся подальше от выпущенных когтей. Он казался подавленным, на бледном лице не было ни тени его обычной глупой улыбки. – Мне нужна твоя помощь, Джоанна. Убили человека. Человека, которого ты знала.

Она схватилась за дверную ручку, чувствуя, как все плывет перед глазами, и замотала головой. Шок был настолько велик, что она почти не слышала последних слов Аргуса. В следующую секунду глаза агента расширились от удивления – он увидел на лице Джоанны странную улыбку – она только что услышала имя убитого, и это был не Рикер.

Через несколько минут после прихода Мэллори принесли завтрак. Герт уже давно не пользовалась меню, потому что они всегда заказывали одно и то же. Минувшие полгода растворились в воздухе, и все стало как обычно: двое напарников, два яйца всмятку, две кружки черного кофе.

Когда завтрак был съеден, а кружки наполнила вторая порция кофе, Мэллори бросила на стол толстую пачку бумаг.

– Подпиши, – сказала она.

Рикер посмотрел на знакомый документ, в котором требовалось повторное рассмотрение его отставки из полицейского департамента Нью-Йорка.

– Сколько же у тебя этих документов?

– Я могу распечатывать их хоть целый день. Раз ты можешь выдерживать, я тоже могу.

Рикер отодвинул бумаги в сторону.

– Что сказал лейтенант Коффи?

– Он отдал комиссару Билзу твой рапорт.

– Какой рапорт?

– Я написала за тебя. В нем говорится, что именно специальный криминалистический отдел нашел Макферсона и передал его под надзор Аргуса.

– А как насчет другого федерала, из Нью-Йорка, ты выставила его дураком? Получается, что он потерял Иэна Зэкери прошлой ночью. Таков был твой план?

– Ты имеешь в виду Хеннеси? Я говорила с ним сегодня утром, рассказала, что случилось с Зэкери на подземной стоянке, и намекнула, что не собираюсь упоминать об этом, – Мэллори протянула ему свернутый листок бумаги. – Прочти.

Рикер прочитал рапорт, держа его на расстоянии вытянутой руки и немного прищурив глаза. Там не упоминалось ни о местном федеральном агенте, ни о потерянной слежке, ни о перестрелке на подземной стоянке. Получалось, что агент Хеннеси был теперь у Мэллори в долгу. Малышка, где твои манеры. Она не умела заводить друзей, но знала, как воспользоваться ситуацией, в этом с ней не мог сравниться даже ее старик. Рикер свернул рапорт и протянул его обратно Мэллори. Слава богу, он недооценил ее… Ну может, и не совсем.

Ситуация с агентом Хеннеси все-таки попахивала шантажом.

– Он сказал что-нибудь про Макферсона?

– Нет, – ответила Мэллори. – Он спросил меня, кто стрелял. Занятно, правда?

– Аргус не делится информацией с нью-йоркским бюро.

– Ага, – улыбнулась она. – Пусть местные федералы сами все выясняют.

– Ты хочешь развязать войну между чикагским и нью-йоркским бюро? – Да, Мэллори только это и было нужно – разделить их, ослабить. Без сомнения, она планировала отобрать у них дело. – А что будет, когда Зэкери заявит о том, что в него стреляли?