Всеволожский. Но ведь это тоже подлость – меня не тронь, а с другими делай, что хошь.
Никола. Ох Ваня, Ваня! Я за свои семьдесят лет успел понять, как эта жизнь устроена. Одни творят подлость, а другие глаза на нее закрывают, слепыми прикидываются. И стоит кому-нибудь хоть один глаз открыть, так те подлецы норовят ему оба вырвать. (Тяжело вздыхает.) Наверное, где-нибудь и есть правда, но нас она всегда стороной обходит.
Всеволожский. Нет, я все же поговорю с этим Обручевым. В конце концов, Москва никуда не денется. Я подумаю, может, Евдокию туда отправлю, это ведь ее родня, Корионовы.
Евдокия (врывается к ним). Да ты рехнулся, Родионыч! Где это видано, чтоб мужняя жена в Москву ездила челом бить! Ты что, меня своей вдовой записал? – Отец Никола, родненький, скажи ты ему! Блажь на него нашла! Зятя моего Корионова невесть в чем подозревает, ни за что не хочет Андрея к нему отпустить. – Он почему сам-то в Москву не едет? Боится, что Андрей за ним следом туда прибежит.
Всеволожский. И прибежит.
Евдокия. Мы ведь такого натерпелись! Я себя в руках держу, а внутри у меня все дрожит!
Всеволожский (виновато). Ну, будет тебе.
Попадья (из-за двери). Евдокиюшка, милая, гости идут.
Всеволожские принимают парадный вид и идут навстречу гостям.
В горнице.
Всеволожские и гости: Захар Ильич, его жена, теща и Маша.
Всеволожский. Ксения Андреевна, голубушка, сто лет не видались. (К Захару) Я ведь с твоим тестем покойным бок о бок воевал. Вместе Сергиеву Лавру обороняли.
Барашова. Так ты, отец мой, совсем нас разлюбил. Дом касимовский и тот продал.
Всеволожский. Да ну их, эти гнилушки.
Евдокия. Зато Андрей, как побывал последний раз в Касимове, так только и слышишь от него – Захар Ильич, да Захар Ильич.
Захар. Это только так говорится. А в мыслях у него совсем не Захар Ильич.
Все смотрят на Машу, которая скромно опускает глаза. Все рассаживаются за столом, мужчины по одну сторону, женщины – по другую. Фима и Маша сидят рядом, Андрей напротив них.
Фима (негромко). Маша, а ты вышивать любишь?
Маша. Не-а.
Фима. Я тоже терпеть не могу. (Все трое смеются.)
6. Москва.
Возок боярина Морозова подъезжает к крыльцу небольшого дома.
Илья Милославский сбегает со ступенек, помогает Морозову выйти, суетится вокруг него, целует руки.
Милославский. Отец мой! Благодетель мой!
Морозов. Ну полно тебе, Илья Данилыч! (Идут в дом.)
Морозов располагается в горнице, вытаскивает свернутый пергамент, разворачивает его.
Морозов. Вот он, список. По царскому указу только с этого дня можно в него девиц заносить. Я твоих красавиц, конечно, помню, и даже очень хорошо, но для порядка должен сегодня их особо оглядеть.
Вот, двоих я уже сюда занес, не ахти каких. А третья будет Мария Милославская – Бог троицу любит. Так что веди ее сюда. (Усмехается.) И ту, которую четвертой запишем, тоже веди.
Комната дочерей Милославского.
Няньки и служанки наряжают их, оглядывают, сдувают последние пылинки.
Входит Милославский.
Милославский (взволнованно). Борис Иваныч прибыл со списком. Сейчас будет вас в него заносить. Хочет перед этим опять на вас посмотреть.
Анна (насмешливо). Все не насмотрится никак?
Мария. Анька!
Милославский. По плетке заскучала? В такой день!
Анна. Да что ты, батюшка, разве я что сказала? Я вообще рта не раскрывала. Разве девице положено говорить? Девице молчать положено и ходить очами вниз, а поднимать только тогда, когда прикажут вверх посмотреть.
Милославский. Ох-хо-хо! Ну я с тобой еще поговорю. (Няньке) Все приготовлено?
Нянька. Все готово, барин.
В горнице.
Морозов и Милославский выжидательно смотрят на дверь. Дверь открывается. Входят девицы, в руках у них подносы с угощением. Они ставят подносы на стол и отходят назад. Стоят выпрямившись, опустив глаза.
Морозов. Да-а! Попроси-ка, Илья Данилыч, доченек вверх поглядеть!
Девушки прыскают со смеху и смотрят вверх.
Милославский. Вот, дочери мои, боярин Борис Иванович, благодетель семьи нашей, оказал нам великую честь, занес имена ваши в список девиц, предназначенных для царских смотрин. И еще большую честь нам оказывает, обещает замолвить за вас словцо перед царем-батюшкой. А для него, для государя нашего, слово его наставника верного немалую цену имеет.
Морозов. Да-а! О-обе хороши.
Анна. Что-то я в толк не возьму – неужто государь на нас обеих женится? Али ты, боярин, турецкий закон завести хочешь?
Мария в ужасе.
Милославский. Анька! Да я…
Морозов. Прости ее, Илья Данилович! Она больше не будет. Прости ее под мое поручительство.
Морозов и Милославский вдвоем.
Морозов. Аннушка верно сказала. На обеих царю не жениться. Царя женим на Марье Ильиничне. А уж после того, Илья Данилович, не побрезгуй мной, старым и вдовым, зашлю к тебе сватов за младшей сестрой.
7. Касимов.
Андрей стоит перед касимовской мечетью. Ему хочется туда войти, но он не решается. С глубоким вздохом он уходит.
Идет касимовскими улицами. Подходит к дому Барашовых. В раскрытые ворота видно, как Захар с работниками возится с крытой повозкой.
Андрей. Добрый день, Захар Ильич!
Захар. Рад тебя видеть.
Андрей. Ты взгляни-ка, Захар Ильич, какая красота.
Сквозь ветки рябины, покрытые густыми гроздьями, видно ярко-синее небо.
Захар (подходит к рябине). Много рябины – к холодной зиме. Зима этот год ранняя будет. Может, еще до Покрова снег выпадет.
Андрей (тихо). Ослушался я тебя, Захар Ильич, и вот наказан. Сходил я в татарскую слободу, а Шарип этот в Казань укатил.
Захар. Ну ты неуемный! И как Ивану Родионовичу удается такого неуемного на привязи держать?
Андрей. Как удается? Только с моей помощью. Жалко ведь старика огорчать, поэтому каждый раз пускаемся на хитрость. Вот и сейчас я ведь не где-нибудь шатаюсь, а здесь у тебя. (В окне появляется Маша. Андрей отвешивает низкий поклон.) А помнишь, ты мне рассказать хотел про то, что у вас в Казани было?
Один из работников направляется к ним.
Захар. Не сейчас, Андрей, не сейчас. В другой раз расскажу.
Андрей. Тогда я пойду. Мне ведь пора к тебе в гости, опоздать могу. (Быстро уходит.)
Работник. Посмотри, барин Захар Ильич, что я надумал. (Возвращаются к повозке.)
Жена Захара, Софья, подходит к ним.
Софья. Кто это там побежал, уж не наш ли жених?
Захар. Он самый. – Ну как, нравится он тебе?
Софья. А что, тебе разонравился?
Захар. Да нет, он очень славный. Но совсем как малое дитя.
В доме Барашовых.
Маша и Софья.
Маша (глядя в зеркало). Сонь, а кто красивее – я или Фима Всеволожская?
Софья. А тебе непременно надо быть самой красивой? – Что тебе, тебя ведь за ее брата сватают. Уж он-то на ее красоту не обзавидуется.
Маша. Ничего мне не надо. Я просто так спросила. Я знаю, что она меня красивее. И она добрая. Совсем своей красотой не гордится. Словно бы и нет ее. – Чудно, что они ее замуж не выдают.
Софья. Коли не выдают, значит, подходящего жениха не нашли. А может, задумка какая есть. У них в Москве родня с большими связями.
Маша. Да, у нас в Москве родни нет.
