— Думаешь, не забудут тебя эти профессора-кардиналы? — спрашивает Карло.

— Хоть один из четверых не забудет. Есть же один честный среди вас. Или ни одного?

И посматривает на Джину при этом. Все они посматривают на Джину. Чье остроумие она оценит?

Однако я боюсь, что эти обитатели левого угла не герои ее романа. Милые мальчики, хорошие товарищи. Нет среди них достойных восхищения.

А кто же в правом углу? Надо и правый угол заполнить.

Сильный мужчина, то есть сильный по европейскому критерию XX века — богатый делец, владелец земель в Сицилии, домов в Риме, виллы в Неаполе с видом на залив, чуть повыше старого замка, похожего на корабль, выброшенный на берег, там, где цена квартиры миллион лир в месяц (не пугайтесь, тысяча лир — это около рубля. Все равно дорого).

Не старик и не мальчик, зрелый мужчина лет под сорок в расцвете лет. Не урод собой, плечистый крепыш, среднего роста с густыми усами, густым голосом, привыкшим отдавать распоряжения, уверенный в себе человек. Я-то таких не люблю, с маслянистым голосом и маслянистой смуглой кожей, но боюсь, что он не противен Джине. С ним спокойно и интересно. И банкеты, и театры, и сплетни новейшие из мира знаменитостей. Этот не поведет тебя в захудалую тратторию, не посадит за шаткий столик у самой кухни. Отвезет в ресторан, домой привезет на собственной машине.

Тут еще напрашивается сюжетный ход. Когда грабители вырвали сумку у Клеонта, они лишили его возможности продолжать путешествие по векам. Вероятно, там было какое-то индийское средство, обеспечивающее засыпание. Как вернуть? И вот, пожалуй, синьор Правый угол, при его сицилийских владениях мог иметь какие-то связи с мафиози. И добыл сумку. Это же подвиг в глазах Джины. Возможно, она даже обещала ему выйти замуж, если такой подвиг совершится.

Как не выйти? Доказал же, что он настоящий мужчина. Все может.

Рассуждая трезво и скептически, я опасаюсь, что Джина выйдет за этого воротилу. Но мне, автору и болельщику юности, ужасно не хочется отдавать эту незаурядную, независимую, красивую и властную девушку (я сам в нее влюблен немножко) маслянистому богачу, еще с мафией связанному. Тоже мне Александр Македонский XX века!

Может быть, лучше сумку со снадобьем отыщет Карло, активный, шустрый парень с тысячью друзей. Не такой он талантливый, как Теодор или Уго, но он свойский парень, компанейский, надежный.

И тут выясняется, что Клеонт вовсе не склонен переселяться в год 2080-й. Он стар, он разбит, он устал. Все труднее даются ему прыжки из века в век, все труднее приспособиться к новой эпохе. И от XX века голова идет кругом, в XXI вообще ничего не разберешь. На старости лет трудно перестраиваться. Хочется уже угомониться, дожить там, где приткнулся. Если его молодым друзьям хочется в будущее, он охотно отдаст им свое снадобье, обучит, подготовит.

Кто решится?

Кого отправили бы вы?

Мысленно опрашивал я своих героев. Уго — преданный поклонник науки, неужели он не захочет увидеть достижения XXI века? Нет! Оказывается, он сам хочет искать, исследовать. Теодоро? Теодоро влюблен в красоту сегодняшней земной природы, даже опасается, что через сто лет природы будет меньше, искусственности больше. Джина? Да не дурнушка же она, чтобы искать спутника жизни в чужом веке. И никого не привлекает перспектива ходить два года по музеям, чтобы разобраться в чужой жизни, а потом самому стать музейным экспонатом, ценным консультантом для режиссеров исторических фильмов:

«В наше время на Виз Вента пестро одетые девушки стояли вот так. И это означало, что…»

Джина говорит:

— Вас никто не может заменить, Клеонт. Вы очевидец двух тысячелетий. А мы кто? Кое-как будем пересказывать услышанное от вас.

— Через сто лет жизнь наладят, — подбадривает Уго. — Города станут чистыми, технику усмирят. А людей научатся омолаживать, вам вернут силы.

— Обещаю, наладим, — говорит Карло. — Но мы не хотим на готовенькое. Я знаю, нас, сицилийцев, упрекают, что мы бежим с родного острова. Не бежим. Уезжаем потому, что работы нет. Но, поправив дела, возвращаемся, такой мы народ. Конечно, женщины — другое дело. Я не буду презирать тебя, Джина, если ты выйдешь замуж за американского миллионера или даже за своего паразита. Девушка должна заботиться, чтобы дети были сыты. Презирать не буду, но не буду и уважать. А мужчины должны налаживать жизнь у себя дома. Если все сбегут в Америку или в XXI век, кто украсит Сицилию? Мы остаемся все. А ты, Клеонт, с чистой совестью продолжай свой маршрут. Там через сто лет расскажешь о нас правнукам.

И тогда Клеонт скажет:

— Вы меня невнимательно слушали, друзья. Мое путешествие закончено. Я уже сделал выводы. Понял, что йог был не совсем не прав, но понял и в чем он был не прав.

Выводы Клеонта и будут изложены в эпилоге. Признаюсь, я их уже написал. Но это целая статья. Не в первый раз начинаю работу со статьи. Однако выводам надо предпослать доводы — роман. И тут дело застопорилось. И материалы я уже собирал, и распределял по частям, но так и не решился приступить. Очень уж трудоемко, невероятно масштабно.

Историческая литература у нас необъятна, куда обширнее фантастики. Есть прекрасные книги о Греции и о Риме, об Александре Македонском, об Иудейской войне и ранних христианах, написанные великолепными знатоками эпохи… одной эпохи. Как правило, автор выбирал век, созвучный современности. Так в тридцатых годах у нас охотно писали о строгих государях — Петре I, Иване Грозном, а в семидесятых — о нетерпеливых народовольцах, благородных, но непрактичных декабристах. Аналогию видели.

А о тысячелетиях не писал никто. Материал необъятен, бегло получится, поверхностно. Герои недолговечны, слишком быстро стареют, в каждом столетии надо сменять три поколения. Хроника поколений! Не роман, серия романов.

Но только тысячелетнее повествование позволило бы почувствовать течение истории. Роман об истории задумал я, а не исторический роман, не кадр, вырванный из развития, а повесть о развитии. И в этом единственное преимущество и единственное оправдание темы сорока порций жизни.

Честное слово, если я не успею написать, кто-нибудь должен взяться.

Попробовать, что ли?

— Откуда берутся темы для фантастики? — спрашивают читатели почти на каждой встрече.

Лично я знаю пять месторождений, можно назвать их и потоками. Талантливые купаются в них, творят, не думая, откуда приходит вдохновение, для усидчивых же трудяг это залежи, там темы ищут, выкапывают, промывают, обогащают, даже из отходов извлекают… ведь и в отходах остается что-то.

Первое месторождение — старые сказки. Ковер-самолет, скатерть-самобранка, шапка-невидимка, разрыв-трава, говорящее зеркальце, живая вода, мертвая вода, цветок папоротника. Ведь это же все мечты наших предков, обряженные в волшебные одежды. Мечты жили веками, мечты передавались от дедов к внукам, техника же, стараясь воплотить их, одевала старые сказки в металл и стекло. Конечно, на ковре летать неуютно и опасно, ветром продувало бы, могло и сдуть. И на ковер были поставлены удобные кресла с откидными спинками, кресла окружены надежным герметическим фюзеляжем, добавлен мощный мотор, чтобы тянуть сооружение, крылья для равновесия и подъемной силы, рули глубины и поворота, приборная доска, рычаги, шасси, колеса. Но что перечислять? Каждый знает, как выглядит ковер-самолет, одетый по технической моде XX века. От ковра там осталась только дорожка между креслами.

Типичная история супа из топора.

Но если мечта еще не воплощена инженерами, она остается в ведении фантастики. И, описывая ее, литератор занимается мысленным переодеванием сказки в современные одежды. Я сам это делал. В свое время меня взволновала заманчивая сказка о цветке папоротника. Будто бы распускается этот дивный цветок раз в год в летнюю полночь, а кто сорвет его, для того земля становится прозрачной: видны сундуки и горшки с кладами, старинные амфоры и статуи, зарытое, потерянное, затоптанное, богатства, спрятанные людьми, а также природой: золотые россыпи, нефть, уголь, руды цветных металлов, серебро — металл наинужнейший и наидефицитнейший — основа фотографии. Ну вот я и взял цветок за основу, поместил его в отполированный ящик, добавил проникающие лучи, генератор лучей, батареи для питания генератора с трансформатором и усилителем, поставил экран, чтобы рассматривать недра было бы удобнее, ручки настройки глубины, резкости, чувствительности, фокусировки, как в приличном телевизоре, как и полагается по технической моде XX века. (А любопытно, какая будет мода в XXI веке? Может быть, тогда смешными и наивными покажутся наши рычажки, кнопки, клавиши и болты с гайками, все наши аппараты — эрзацы волшебных палочек. Голосом будут подавать команду: «Ярче. Краснее!»)