Они молча смотрели друг на друга несколько мгновений, а затем все происходящее в кабинете утратило для Антона признаки реальности. Казалось, он стал погружаться в анабиоз. Что-то раскатисто бубнил Уэйн, размахивая руками, Габен суетливо осведомлялся о чем-то у прибывших и отдавал короткие распоряжения секретарю… Слова и звуки доносились до ушей Антона приглушенными и с каждой секундой все больше вязли в воздухе. Фигуры людей в кабинете задрожали, поблекли, а потом и вовсе растворились, утонули, как тонут во тьме гаснущих осветителей театральные декорации, и на сцене остается освещенным лишь главный герой. Среди этого беззвучия и бесцветия, среди тьмы и безвременья оставалась только Аня…

Только волосы у нее теперь длинные, выгоревшие на солнце, и их треплют теплые порывы ветра. Пряди влажные от морских брызг, они чуть развеваются на фоне вечернего неба… На блестящий песок одна за другой накатывают волны, эти мелкие слуги недавнего урагана. Они слизывают крошечные ракушки и смелых розовых рачков, которых тут просто тьма-тьмущая… Ветер подвывает в скалах, будто бы просит прощения за недавние деяния. Рука Ани лежит в его ладони, она тепла и неподвижна. Они оба молчат, серьезный и задумчивый взгляд ее больших глаз обращен на него. Она медленно поднимает руку, чтобы откинуть с лица игриво заброшенную ветром прядь волос. Губы слегка разлепляются, приоткрывая полоску зубов на загорелом лице, словно она хочет успеть сказать ему что-то важное… Но не произносит ни слова, губы опять смыкаются, и она долго и пристально смотрит ему в глаза… Потом оттуда, из сегодняшнего небытия, сквозь морской воздух и запах водорослей, сквозь шелест леса, трепет ветра и свист двигателей десантного катера, разорвавшего облачный покров, в сознание Антона просочилось его имя…

Кто-то окликнул его… Потом до его плеча дотронулись. Реальность медленно, но упрямо тянула его обратно из воронки воспоминаний, из самых глубин памяти в кабинет из стекла и кожи, в окружение сосредоточенных, гомонящих людей при исполнении. Антон поймал мимолетный и недоуменный взгляд Габена. Директор, кажется, представлял его гостям.

– …поскольку он, так сказать, ваш коллега… – торопливо говорил Габен. – Я счел его присутствие в такой ситуации вполне уместным… Господин Сапнин уже достаточно долго занимается расследованием… да, собственно, что я вам говорю… – Габен пожал плечами. – Вы это всё прекрасно знаете. И, наверное, лучше меня, не так ли?

Бенджамен Уэйн еле заметно улыбнулся, затем отпустил в сторону Антона легкий кивок.

Антон шумно вздохнул, с трудом оторвался от глубоких Аниных глаз и бегло оглядел остальных членов комиссии. Один из них, которого представили как Паколли, был тучный, но весьма подвижный коротышка, примерно, ровесник Антона, в кучерявой шевелюре и светло-сером элегантном костюме. Коротышка все время махал руками и обнажал в улыбке крупные зубы.

Второй Антону сразу не понравился. Господин Родкис оказался сухощавым, темно-рыжим типом среднего роста в темном костюме, висевшем на нем мешком. Он был от природы бледен, постоянно щурился и крутил головой по сторонам, поджимал губы, имел хищное выражение лица и вообще всем своим видом напоминал птицу, выслеживающую добычу.

– Итак, прошу садиться. – Габен жестом пригласил гостей к столу. – Полагаю, можно приступить к делу?

Члены комиссии задвигали стульями, рассаживаясь за круглым столом и шурша принесенными пожитками. Пока Антон размышлял, куда бы ему пристроиться, Уэйн вдруг произнес:

– Думаю, что пока нет необходимости в присутствии господина Сапнина, – Еще один кивок в сторону Антона. – Не будем его задерживать.

О как, подумал Антон. Ладно. Посмотрим, что будет дальше. Он мельком бросил взгляд на Габена и уловил еле заметное пожимание плечами: Поль не ожидал подобного, но был готов к чему угодно. Как и положено директору.

– Всего хорошего, господа, – сказал Антон, окидывая взглядом собравшихся. – Я всегда к вашим услугам.

Когда он шел к выходу, то снова встретился с Аней взглядом. Всего лишь на мгновение он окунулся в зеленоватую бездну ее глаз и явственно ощутил тот далекий, казалось бы, уже забытый морской, солоноватый вкус ее губ.

Около пяти часов вечера Антона стало терзать сомнение: а не идет ли он по ложному следу? Это ощущение не было уверенностью, нет, это был слабый голос усталости. Позади остались несколько часов блуждания в дебрях информации и отчаянные попытки ее систематизировать, разложить по полочкам, то, что раскладывалось с трудом, либо не раскладывалось вовсе. Голова гудела немилосердно, а хороших вестей от подсознания не поступало.

После беседы с Габеном он снова почувствовал, что входит в состояние, в каком не был уже несколько месяцев: состояние собаки, взявшей след. Может, чутье и подводило его иногда, но зато как мобилизовало!

Когда полтора года назад он только прилетел на Аю и начинал расследование, ему казалось, что сам воздух здесь пропитан тайнами – только хватай и раскрывай – вот тогда он впервые почувствовал вкус этого состояния… Тупики и разочарования, усталость и сомнения – все это ему только предстояло. Персонал Базы и станции «Цветочный Сад» еще не осточертел ему окончательно, у него пока хватало сил терпеть их плохую память и нежелание давать показания, густо замешанное на страхе. Непрерывные разъезды по зонам еще не приносили психологической усталости, а многочасовые перелеты из одного конца материка в другой и жизнь в катере казались полезной встряской для организма… Энтузиазм Антона тогда жил и играл мускулами. Допросы свидетелей питали надеждами, а длительные информационные анализы не так быстро утомляли мозг и душу… А потом все ушло, как вода в песок. Даже Карл с его неистощимой энергией как-то увял и в последнее время Антон все чаще стал замечать, что тот выглядит задумчивым и хмурым.

Катастрофа на территории исследовательской зоны номер 11, в обиходе людей именуемой «Слезами Этты», хотя и была в цепочке катастроф не первой и не последней, на деле оказалась самой глобальной и разрушительной. Со времени предыдущего катаклизма на момент трагедии минуло два года. Никаких внятных результатов расследование первой катастрофы не дало, оно лишь подняло массу вопросов. События успели порасти быльем, и поэтому когда случилась вторая трагедия, на большинство колонистов Аи она произвела эффект грома среди ясного неба. Помимо фактора внезапности катастрофа на «Слезах Этты» приобрела настолько удручающие масштабы, что в первые часы наиболее слабонервные на Базе заголосили о конце света. Спустя месяц события той ночи окрестили «черным мартом».

Согласно данным общепланетарной системы слежения все началось с «Первого Ока Даннха» – исследовательской зоны номер 3. Именно на этой станции, расположенной в 450 километрах к северо-западу от Базы, как-то на душном стыке вечера и ночи вдруг истошно взвыли аварийные сирены. В западной части Влажной Впадины были зафиксированы подземные толчки и стремительное повышение температуры воздуха в районе озера. В течение нескольких минут поверхность озера (являвшегося, собственно, самой зоной) покрылась рябью (при полнейшем отсутствии ветра), а потом стала зловеще бурлить и выходить из берегов. Огромные массы воды буквально хлынули во впадину; со стороны (по записям атмосферных зондов) зрелище напоминало гигантскую кастрюлю, в которой содержимое кипело и пенилось, плескалось через край и растекалось. Только никакого пара не было, и массы воды увеличивались прямо на глазах. В какой-то момент стало ясно, что если так будет продолжаться, то для станции, стоящей в пятистах метрах от «Ока», все может закончиться плачевно. Никто и не предполагал тогда, что это всего лишь начало. Вышедшая из границ озера вода стремительно прибывала, она подобралась к опорам станции, и уже было очевидно, что само озеро тут ни при чем: потоки хлестали из недр планеты. Тогда-то оцепенение колонистов сменилось лихорадочной суетой. А настоящая паника началась, когда через полчаса Ая нанесла новый удар – на этот раз по «Слезам Этты».