– Я думаю, вы хорошо знаете этот дом, и хочу обратиться к вам за помощью. Проводите меня, если можно.

Роуз улыбнулась:

– Право….

– Кларисса, – вмешался было в разговор Дункан.

– Роуз!

Этот возглас заставил всех обернуться. Подошел стройный джентльмен лет примерно тридцати. Он был одет со спокойной элегантностью, волнистые каштановые волосы, мягкий женственный рот и беззаботное лицо создавали вполне приятное впечатление.

Роуз переадресовала свою улыбку этому джентльмену.

– Джереми. – Она позволила ему взять себя за руку. – Разрешите представить вас Стратайру. – Она встретилась глазами с Дунканом. – Мистер Джереми Пинквик.

Будучи обязанным вежливо кивнуть и пожать руку Джереми Пинквику, Дункан подавил внезапное желание отмахнуться от него. У него уже было достаточно источников раздражения, а тут еще пришлось смотреть, как Джереми Пинквик привлек Роуз к себе, словно уже обладал признанными правами на нее.

Понимая, что в этом обществе нельзя злиться ни на Роуз, ни на Пинквика, Дункан был вынужден молчать, пока Кларисса болтала с Роуз. Пинквик вставил в разговор несколько замечаний; Дункан вообще ничего не сказал. Одна часть его «я» страшно хотела быть ведущей в этом разговоре, чтобы отвлечь Клариссу от влияния Роуз, а другая часть – главенствующая – была поглощена совсем другим открытием.

Оказалось немыслимым дать оценку Клариссе, когда рядом с ней находится Роуз, потому что, если Роуз находится хотя бы в мало-мальской близости от него, она поглощает все его внимание.

Девятнадцатилетняя Кларисса, настоящая принцесса, ничего не могла противопоставить притяжению, исходящему от Роуз, притяжению земной чувственности зрелой женщины, усугубляемой – как было в его случае – общим детством, множеством воспоминаний, главным из которых было берущее за душу воспоминание о тембре ее голоса.

Голос этот всегда был хрипловатым, мягким и глубоким, как любовная ласка. С годами голос сирены приобрел совершенство.

И вот Дункан стоял молча и слушал ее голос, впитывая ритмичное произношение, которое, как он внезапно осознал, было для него все равно, что голос родины. Дворецкий Фолторп спас хозяина от полного смятения, объявив, что ленч подан.

Во время ленча, когда Роуз и Пинквик сидели на другом конце стола, Дункан смог заново сосредоточиться на текущем вопросе – то есть на Клариссе. Поскольку она и ее родители были явно в восторге от дома, он воспользовался возможностью и предложил им устроить экскурсию.

Он превратил экскурсию в долгое путешествие. Когда они возвращались через восточное крыло дома, миссис Эдмонтон заявила:

– Это чудовищная громадина; должно быть, зимой ее трудно отапливать.

Дункан беспечно пожал плечами:

– В каждой комнате есть камин.

– Как бы то ни было, мама, – Кларисса улыбнулась матери, – вряд ли Дункан проводит здесь много времени. Ведь существует лондонский сезон, да и дела удерживают его в Лондоне.

Она обратила к Дункану свое оживленное, полное ожиданий лицо; тот ответил спокойной уклончивой улыбкой.

И подумал – не следует ли объяснить, что вопреки ожиданиям Клариссы он теперь, когда будущее Баллинашилза упрочено, намеревается все время жить в объятиях узкой долины, где расположен его дом.

Они прошли мимо большого окна, Дункан выглянул наружу и увидел озеро, покрытую рябью синь под широким небом, увидел высокие скалы, окружающие кольцом плодородную равнину, разрезанную узкой лентой реки, которая и питала, и иссушала озеро. Посреди озера лежал остров, на котором в окружении зеленеющих берез и орешин стояли остатки замка с башнями, первого жилища Макинтайров в этом краю.

Его предки жили в этой долине на протяжении многих веков; он тоже будет жить здесь. С женой и детьми, которые будут здесь расти.

Дункан посмотрел на Клариссу. Она с любопытством рассматривала старинные гобелены, бархатные занавеси, портреты давно покойных Макинтайров. Он избрал Клариссу потому, что она была совершенна – совершенна лицом, совершенна фигурой, совершенна в умении держать себя; можно было не сомневаться – она станет совершенной женой. Он избрал ее в Лондоне, и там она была неоспоримо совершенна.

Но здесь? Подумав о будущем, Дункан отметил, что еще ничего не сказал, не дал никаких обещаний, не взял на себя никаких обязательств. Супружеские пары вроде Эдмонтонов – обладающие хорошими связями, но не богатые – знают, как делаются подобные вещи: если визит подойдет к концу, а он не сделает предложения, они пожмут плечами и займутся следующим подходящим кандидатом.

Никаких драм не будет; он знал вне всяких сомнений, что чувства здесь ни при чем ни с его стороны, ни со стороны Клариссы. Он выбрал ее, понимая и зачтя ей в плюс, что ее чувства к нему никогда не выйдут за пределы простой привязанности, значит, она не станет слишком вмешиваться в его жизнь.

Подумав о будущем, Дункан мысленно вздохнул. Он научился за те годы, когда занимался восстановлением фамильного состояния, решительно расправляться с ошибками, быстро узнавать их, признавать и двигаться дальше. Гости в сопровождении Дункана вышли на верхнюю площадку лестницы; с бесстрастным видом он пошел вниз.

– Все приемные комнаты, не считая бального зала, находятся на первом этаже.

Он показал гостям парадную столовую, потом повел их на экскурсию по своей богатейшей библиотеке. Выйдя через небольшую дверь, направился по боковому коридору. И услышал смех, доносившийся из-за двери в конце этого коридора.

Смех Роуз. Теплый, заразительный – Дункан узнал его мгновенно. За ним тут же последовал раскатистый мужской голос.

Дункан свернул влево и повел Эдмонтонов осматривать оранжерею.

– Ах! – Кларисса всплеснула руками при виде папоротников, пальм и экзотических цветущих растений, искусно расставленных по всему помещению. – Это просто совершенство. Как красиво!

Забавляясь мыслью о том, чем занимается Роуз в бильярдной, Дункан не улыбнулся.

– Боюсь, что эта похвала адресована не мне – это владения матушки.

– Нужно похвалить ее милость. – И миссис Эдмонтон поплыла по длинной оранжерее, восхищаясь всем, что видит. Кларисса пошла за матерью, но не так быстро.

Дункан обратился к мистеру Эдмонтону:

– Если вы не возражаете, я оставлю вас здесь. Меня ждут кое-какие неотложные дела.

Мистер Эдмонтон улыбнулся:

– Конечно, милорд. Вы были так любезны, уделив нам время.

– Ну что вы. – Дункан наклонил голову. – Обед будет подан в семь.

«Дела» повели его прямо в бильярдную. Он открыл дверь – и перед ним открылось зрелище, подобное тому, которое приковало его к месту утром. На этот раз Роуз прислонилась к бильярдному столу, и смех лился из ее ярких глаз, а грудь цвета слоновой кости выступала над глубоким вырезом платья. Рядом с ней стоял Джереми Пинквик, обхватив руками кий, который наклоняла Роуз.

Чего-то такого Дункан и ожидал. А вот чего он не ожидал, так это того, что Роуз будет обучать Пинквика, а не наоборот.

При виде вошедшего улыбка Роуз, как Дункан и ожидал, стала шире; она выпрямилась, немало обрадовав его.

– Дункан Совершенный? Именно вы-то нам и нужны.

Повелительным жестом она велела ему подойти. С запозданием насторожившись, Дункан подчинился. Его так и подмывало уйти; он бы ушел, не будь здесь Пинквика; Дункан привык не доверять этому особому блеску в глазах Роуз.

– Джереми не умеет играть, а я не могу ему показать, как это делается, – он левша. – Говоря это, Роуз подошла к стойке с киями и взяла еще один. Потом она повернулась и, склонив голову набок, посмотрела на Дункана. – Если мы с вами проведем показательную игру, Джереми поймет, как это делается.

Потом глаза ее блеснули.

– Вы готовы?

Дункан стиснул зубы; не успев подумать, он уже подошел к ней. Потом подумал, но это уже было ни к чему – не мог же он не принять ее вызов.

Посмотрев на нее, Дункан взял кий.

– Как будем играть?

Она улыбнулась, и ямочки на щеках заиграли.