Отец… В сыне заговорил мужчина: не «tata», а «отец».
Слезы навернулись на холодные глаза Луция Корнелия Суллы. Он глядел на своего сына, своего мальчика, так верящего ему, и ласково улыбнулся ему:
– Что с тобой? Уж не подумал ли ты, что я оставлю тебя? Ты поедешь со мной.
Еще один прерывистый, долгий вздох – и ошеломленная радость в глазах:
– Tata? Это правда?
– Конечно. Или мы едем вместе, или я не поеду. Но я еду.
Они покинули Рим в начале января, когда еще стояла осень. Суллу сопровождала небольшая свита: ликторы, мелкие чиновники, писцы, рабы, а также Сулла-младший, исполненный восторга и нетерпения, и Ариобарзан с матерью Лаодикой. Стараниями принцепса сената Скавра он был снабжен солидным денежным кушем.
Приплыв в Патрас, они пересели на корабль, следовавший на Коринф, затем совершили пеший переход до Афин, а там сели на корабль, идущий до Родоса. Приближались зимние холода. К концу января они благополучно прибыли в Тарс, за весь свой долгий путь не увидев ничего кроме безграничных морских просторов. Со времени визита в Тарс Мария три с половиной года назад здесь ничего не изменилось. Киликия все так же пребывала в зависимости.
Прежде всего Сулла окружил себя надежными людьми, многих из которых, правда, привлекла хорошая плата за ратный труд. В начале своей деятельности в качестве наместника он решил опереться на человека, которого ему рекомендовал Гай Марий: Морсима, командовавшего городской милицией. Сулла счел благоприятным знаком, что Морсим не стал лестью добиваться благосклонности нового римского посланника, а предпочел исполнять свои привычные обязанности.
Когда Морсим пришел представиться наместнику, Сулла обратился к нему по-дружески:
– Мне нужен местный житель, который помог бы мне собрать, экипировать, обучить четыре легиона наемников до наступления весны, когда дороги просохнут и будут открыты для неприятеля. Гай Марий рекомендовал мне тебя. Ты полагаешь, что смог бы с этим справиться?
– Уверен, что да, – сразу же ответил Морсим.
– Погода стоит благоприятная, – усмехнулся Сулла. – Мы сумеем создать для наших солдат близкие к военным условия, чтобы к весне у нас была армия, не уступающая войскам Митридата. Как ты думаешь, это возможно?
– Несомненно возможно, – ответил Морсим. – Вы найдете здесь огромное число желающих вступить в армию. Служба может обеспечить молодых, а обученной армии у нас не было – увы! – много лет. Если бы Каппадокию не раздирали междоусобицы и она не страдала от набегов, то давно завоевала бы нас. К счастью, и Сирия в таком же положении. Мы уцелели случайно.
– Фортуна, – мрачно улыбнулся Луций Корнелий, обнимая за плечи сына. – Фортуна благоприятствует мне. Настанет день, когда она вознесет меня высоко… Однако есть еще один важный момент…
– Могу ли я чем-нибудь помочь, Луций Корнелий?
– Несомненно. Скажи-ка мне, где здесь можно купить хорошую соломенную шляпу от солнца, которая не развалилась бы через несколько дней? – спросил Сулла у озадаченного тарсийского грека.
– Отец, если ты решил, что я буду носить шляпу от солнца, то я не хочу, – предупредил Сулла-младший, идя с отцом к рынку. – Шляпа! Шляпы носят только старые крестьяне!
– И я, – улыбаясь, отвечал Сулла-старший.
– Ты?
– Бывая в военном походе, юный Сулла, я всегда беру с собой широкополую шляпу от солнца. Это мне посоветовал Гай Марий, когда несколько лет назад мы с ним принимали участие в военной кампании против царя Нумидии Югурты. «Носи и не обращай внимания на насмешки, – сказал он мне тогда. – Потом это просто перестают замечать.» Я внял его совету, поскольку моя кожа так нежна, что сгорает от солнца. Когда мы одержали победу в Нумидии, моя шляпа стала знаменитой.
– Но ты никогда не носил ее в Риме, – сказал сын.
– В Риме я стараюсь не бывать на солнце. Поэтому и приказал сделать навес над моими носилками.
Оба замолчали. Узкая улочка, по которой они шли, вывела их к рыночной площади.
– Отец…
Луций Корнелий взглянул на сына и поразился тому, как тот вытянулся: юноша будет высок ростом.
– Да, сын? – спросил он.
– Можно и мне купить шляпу?
Глава 2
Когда царь Митридат услышал о том, что в Киликии находится римский наместник, который собирает местные войска, он в изумлении уставился на Гордия, нового царя Каппадокии и своего информатора.
– Кто этот Луций Корнелий Сулла?
– Никто о нем ничего не знает, о Светлейший, кроме того, что в прошлом году он был главным магистратом Рима, а еще раньше – советником при нескольких римских военачальниках: Гае Марии в африканской кампании против Югурты, Квинте Лутаций Катуле Цезаре в походе против германцев, Тите Дидий в Испании, – отвечал Гордий, делая вид, что имена всех этих военачальников, кроме Гая Мария, не значат для него ровным счетом ничего.
Они ничего не говорили и Митридату, но тому пришлось еще раз пожалеть о скудости своих познаний в истории и географии. Расширять горизонты знаний Митридата предоставлялось Архелаю.
– Это, конечно, не Гай Марий, это Луций Корнелий Сулла, – задумчиво проговорил Архелай, – но мы не должны недооценивать его только потому, что он неизвестен. Его опыт значителен, и все свое время в сенате он посвящал вопросам военным, хотя сомневаюсь, что ему доводилось командовать армией.
– Его имя Корнелий, но он не из рода Цепионов? – сказал Митридат. – А что значит это «Сулла»?
– Не из Цепионов, всемогущий царь. Однако он из патрицианского рода Корнелиев, – отвечал Архелай, – а значит, не выскочка из новых, не завоевавших себе имя. Он считается трудным человеком.
– Трудным?
– Трудным в переговорах, – предположил Архелай, не имея представления, чем именно объясняется «трудность» характера Суллы. – Он упрям и видит вещи только со своей точки зрения, Всемогущий.
Разговор происходил в Синопе, любимом городе царя, особенно в зимнее время. В последние годы удача улыбалась Митридату: его не посещали назойливые родственники и просители; дочь Гордия, Ниса, зарекомендовала себя настолько заботливой супругой, что он посадил Гордия на трон Каппадокии; подрастали его сыновья; а владения Понтии значительно расширились на восток и север вдоль Понта Эвксинского.
Постепенно Гай Марий стирался из памяти Митридата, и он все чаще направлял свои взоры на юг и запад. Его хитрость в использовании царя Тиграна удалась, а благополучное возвращение Скавра восвояси укрепило трон Гордия. Благодаря визиту Скавра Армения вывела свою армию из Каппадокии, что входило в планы Митридата. Теперь настало, наконец, время для завоевания Вифинии. За год до этого события Сократ попросил убежища в Понтии и зарекомендовал себя верноподданным царя Митридата, в ближайшие планы которого входило посадить Сократа на трон Вифинии и при его помощи начать вторжение. Это и было запланировано на весну, причем продвигаться на запад нужно было с такой скоростью, чтобы царь Никомед III не имел времени собрать армию.
Новости, сообщенные Гордием, заставили Митридата медлить. Он не решался приступить к вторжению в непосредственной близости от римского наместника. Четыре готовящихся легиона в Киликии! Поговаривали, что четырьмя хорошими легионами Рим может завоевать весь мир. Конечно, это киликийцы, а не римские легионеры, – но киликийцы воинственны и горды. Четыре легиона – это двадцать тысяч солдат. Сможет ли его двухсоттысячная армия противостоять четырем легионам? По численности – вне сомнения. Но… Кто такой Луций Корнелий Сулла? Никто никогда не слышал о Гае Сентии и его легате Квинте Бруттии Суре, пока те не очистили всю Македонию, от Иллирии на западе и до Геллеспонта на востоке. Это беспокоило Митридата, который планировал дойти до Дуная.
Так кто такой Луций Корнелий Сулла? Почему послали именно его, хотя есть Гай Марий и Катул Цезарь, победившие германцев? Один из этих двух – Марий – всегда был начеку в отношении Понтии. Так почему же не он? Разве Сулла более талантливый военачальник, чем Гай Марий? Да, у Митридата много солдат, но мало талантливых военачальников. После победы над туземцами на севере Понта Эвксинского Архелай решил попытать удачи против более могущественного врага. Но Архелай – родственник и возможный претендент на трон, в его жилах течет царская кровь. То же самое можно сказать и о его братьях: Неоптолеме и Леониппе. А какой царь может быть уверен в собственных сыновьях? Их матери – его потенциальные враги; они жаждут власти.