«Правильно! — одобрительно сказала девочка, гладя Тома по головке, — рубль ты заработал.

Задание на дом — прежнее: освобождаться от привычек, не привязываться к моему образу, к деньгам, к бытию. Не задавать вопросов, а решать вопросы самому»

«Но ведь вопросы возникают в уме, как с ними поступать?»

И дочка рассмеялась и хлопнула Тома по коленям:

«Оглянись! Посмотри, сколько вопросов ты выкинул из своего вагона! Разве так важно реагировать на каждый вопрос, который лезет тебе в вагон? Выбирай сам, какое бревно тебе нужно для строительства дома, а какое можно выбросить на дрова».

Вагоны вдруг тряхнуло, и они двинулись. Том схватил И дочку и хотел выпрыгнуть.

«Не надо! — запротестовала девочка. — Посмотрим, что изменится дальше. Не забывай, что ты вышел в сферу астрала, а там законы Великой Книги Перемен соблюдаются безукоризненно — на все 100 копеек. Постоянство, как стоячая вода — её застой вызывает гниение и разложение. Разложение — Смерть. Всё постоянное смертельно. Только перемены, изменения, обеспечивают Жизнь. Это Закон её Сохранения».

«Измены любимому тоже обусловлены Законом Сохранения?» — спросил астролётчик, глядя по сторонам.

«Опять вопросы? Неужели ты такой дурак?» — рассердилась Учительница.

«Я ведь не требую ответа! — парировал Том. — Он возник у меня в уме».

Вагоны ускоряли ход и скоро несущиеся мимо деревья слились в одно целое. Чайки сопровождали вагон, как корабль. Том взглянул вперед и увидел впереди тоннель.

«Господи! Чайки-то разобьются! Куда же они вместе с вагоном-то!».

Тоннель поглотил товарный поезд и остановился. Надо было куда-то двигаться.

«Ида! — закричал Том. — И-дочка, где ты, родная?»

«Опять вопросы!» — пронзительно крикнул кто-то голосом чайки и клюнул у Тома из рук рубль.

Том спрыгнул в темноту и упёрся руками в стену тоннеля. Вагоны снова двинулись, и Том прижался к стене, боясь быть стертым великой массой груза. Он чувствовал, как стенки царапают его блузу, цепляют за неё, и тащат его за собой.

«Аааааа!!!» — закричал Том и проснулся от собственного крика.

В комнате ничего не изменилось. Даже солнце освещало всё ту же часть боковой стены. Том понял, что он не спал ни минуты. Часы показывали то же время, когда он посмотрел на них, перед тем как закрыть глаза.

Том понял, что надо что-то предпринять. Надо что-то менять в его жизни. Он схватил в охапку свой поролоновый спальник, с которым ходил в горы, и вышел наружу. Осмотревшись, он направился к лесу. Выбрав старый дуб, Том расстелил на его корнях спальник, и залез в него.

Но и на новом месте ему не было покоя. В спальник забрались муравьи и стали ругаться с ним, — почему он лёг на их тропу. Убедившись, что человек не реагирует, муравьи стали кусаться. Один из них пытался залезть ему в ухо.

Боясь повредить маленькое существо, Том загородил ему пальцем дорогу.

«Какой ты глупый, Том! — зашевелил усами муравей. — Неужели ты решил, что я полезу в твоё грязное ухо! Я решила быть поближе к твоему уху, чтобы ты меня услышал. А ты, похоже, не узнал меня?»

Том опешил.

«Либо я сошел с ума — либо ты, космическая тварь, живешь во всем, что меня окружает, — подумал он!»

«А ты не ожидал такого? — спросило насекомое. — Опять не будет денег. Опять придут грабители и отнимут то, что предназначено тебе».

«Конечно, я не ожидал, — прошептал Том, — я не привык к таким поворотам событий».

«Это хорошо, что ты не привык! — излучал усами мураш. — К этому и не надо привыкать. Присутствие Космоса существует во всём. Это Присутствие необходимо чувствовать всегда. Вот тебе еще одно задание на дом: как можно чаще ощущать моё риг-па[2]».

«Не многовато ли уроков задают на дом?» — возмутился лежащий.

«Что за глупые вопросы!» — услышал Том, вслед за чем последовал укус в мочку уха.

«За что?!» — закричал Том и получил новый укус, сильнее прежнего.

«За чтоооо!» — повторило эхо.

«За что, за что… За дело! — сказал мужик с удочкой на плече и ведерком в руке. — За дело надо приниматься, а не валяться здесь под деревьями».

«В такую пору не рыбачат!» — ответил Том, вылезая из спальника.

«А я с фонариком — показал рыбак на свой трёхцветный фонарь. — Наловлю еще больше, чем поутру. Хочешь, пойдем вместе!» — предложил он.

Том понял, что такое предложение понапрасну не делают. Он свернул свой спальник, решив, что сон можно будет продолжить и на берегу.

«Если ты решил, что я бездельник, то напрасно, — сказал Том, — я сегодня две смены отработал на товарной станции!»

«Я ведь не спрашиваю, — примирительно сказал рыбак. — Делом я называю не работу, а нечто другое», — добавил он и с выжиданием посмотрел на Тома.

«Понимаю», — сказал Том, чтобы поддержать нить диалога.

«Любишь свою работу?» — спросил рыбак, тем же тоном, как И-дочка во сне, когда он понял, что держит не бревно, а девочку.

Его удочка при этом зацепилась за ветку, и он изогнулся всем телом, как Ида на руках у Тома, чтобы не сломать ненароком ветку.

Том посмотрел на рыбака и понял, что ларуна сопровождает его каждый момент, что она, как частица Космоса, присутствует во всем. И том заговорил с ним, как с ларуной:

«Я люблю не только работу. Но и нечто большее в ней, — сказал Том попутчику. — В каждой работе можно найти элемент искусства. И занятого любым искусством нельзя назвать мастером до тех пор, пока он не отбросил привязанности к своему умению».

«И долго ты думал над этим делом?» — спросил рыбак, включая свой фонарик. Белые ночи еще не кончились, но в лесу было темновато.

«Думал, говоришь! — повторил Том. — Если ты стреляешь из пистолета и думаешь, что стреляешь в тот момент, когда стреляешь, то наверняка попадешь в молоко. Если ты держишь в руках авторучку и думаешь, что пишешь, рука твоя будет неустойчивой. Даже играя на гитаре, если думаешь, что играешь, мелодия расстроится» — убежденно сказал грузчик.

«Ты хочешь сказать, что когда ты стреляешь, пишешь, играешь — не думать о том, что ты делаешь, то всё течет легко и плавно?» — спросил рыбак, наклоняясь под веткой.

«Что бы ты ни делал, это твоё сердце! — ответил Том. — Если ты привязан к нему, или думаешь, что только оно значимо для тебя, то это уже не сердце. Только будучи лишенным в своем сердце всего, пребываешь в нём. Что бы ты ни делал, если сердце твое пусто, как Космос, всё происходит легко».

«Мне нравится твоя речь, — сказал рыбак, когда они вышли на открытое место. Залив был уже недалеко, и в воздухе запахло горелым камышом, который поджигали ребята на берегу. — С таким мышлением можно легко овладеть всеми стратагемами».

Том ещё глубже убедился, что рядом с ним идёт ларуна, и решил воспользоваться этим случаем.

«Почему же в других случаях не воспользовался?» — ответил на его мысль ларуна.

«Я выброшу за борт твой вопрос, — ответил Том и продолжал. — Насколько мне известно, стратагемы тщательно изучались японскими самураями перед войной. Мне же приходится, не зная стратагем, вслепую, постигать их на опыте. И только потом, когда ситуация уже завершилась, происходит разбор полётов».

«Это непривычно, правда? — откликнулся рыбак. — Да, привычный путь легче. Но легкого дела не бывает. Тогда это не дело, а развлечение, не требующее усилий».

Рыбаки-философы вышли на берег Финского залива. Белая ночь распласталась над водной гладью. На её дальнем краю был виден купол Кронштадского собора, который как мираж, повис над горизонтом из-за дифракции водного зеркала.

Группа полупьяных мужиков, толкаясь возле выброшенного на берег бумажника, пыталась разорвать его в нескольких местах. В бумажнике явно что-то было, но кожа его разбухла, молния замка заклинила, и право на владение бумажников переросло в бурный спор.

В споре сразу же определились лидеры с двух сторон и их охрана.