«Иди спи, и не думай ни о чём, — сказал тот, — Человеческий ум всегда ищет объяснений непонятному, ибо это успокаивает. Но объяснения ни ничего в принципе не меняют, и факт остаётся фактом».
«Хорошо! До свиданья! — попрощался Том. — Меня ждёт трудный день, и как показывает настоящая картина событий, следующая будет не менее интересной».
«Это твои проблемы, — толкая лодку перед собой, сказал отдыхающий — Моё дело во время оказаться в нужном месте. Будь здоров!» — махнул он рукой стоящему на берегу.
Картина третья. НЕРАЗДЕЛИМЫЕ
Спящий проснулся и посмотрел за окно. Солнце стояло почти в зените.
Реальность переплеталась с нереальностью, которую он пережил в последние дни.
Ум требовал объяснений. Иначе он грозил сойти с ума.
Действительно, если рассказать всё, что с ним происходило, друзьям и знакомым, то они посчитали бы его рассказы фантастикой или ложью, а его самого — сумасшедшим.
Значит, сначала следовало объяснить всё, что было, прежде всего, самому себе, найдя для ума неопровержимые аргументы.
А уж потом, если кому-нибудь будет интересовать его неадекватное поведение, придумать для него что-нибудь адекватное.
«Итак, — размышлял Том, — правильным ли будет утверждать, что окружающая среда состоит только из плотной материи? Конечно, нет! Радиоволна невидима, но это не значит, что её нет. Надо полагать, что еще до открытия радиоволн, они уже существовали в природе. Ведь в атмосфере земного шара одновременно всегда сверкает около 10 000 молний. И по закону самоорганизации в этом океане электромагнитных волн, так же как в водном и в воздушном океане, природа должна была организовать и воспитать тысячи сознательных существ».
«Это убедительно — откликнулся его ум. — Ты доказал их существование, когда совместно с другими учёными, открыл законы связи с окружающими сферами сознания в горах Тянь-Шаня».
«Тогда что тебе ещё нужно? — спросил сам себя Том. — Разве ты не знаешь, что наука научила всех людей думать, что кроме материальной сферы существования, нет ничего более реального.
И люди, запрограммированные подобным образованием, думают, что материальную сферу не могут окружать никакие другие сферы жизни.
Странным является то, что когда люди делают подобные утверждения, они исключают всё остальное».
Размышляя так, Том встал и прибрал койку.
Затем сунул электрокипятильник в кружку, налил воды и включил вилку. Когда вода закипела, Том бросил в неё щепоть зеленого чая и стал одеваться.
В дверь позвонили. Зашел сосед — глубокий старик, кормящийся сбором бутылок в местных домах отдыха.
«Чё не на работе? — спросил он. — Одолжи заварочки, если есть!»
«Баста! — сказал Том. — Уезжаю в Питер. Там, говорят можно устроиться в ЖЭКе электриком. Обеспечат и пропиской и служебной комнатой».
«И когда едешь?»
«Да вот, чаю попью и поеду», — сказал Том, отдавая старику всё оставшееся.
«Так тебе вроде бы обещали постоянную работу на военном заводе за станцией. Кстати, ты не слышал, люди болтают, что рядом с военными садилась тарелка. А ещё говорят, что за Пухтелевой горой несколько раз видели „снежного“ человека» — сосед слышал о бывших экспедициях Том и пытался его заинтересовать в знак благодарности за оставленные продукты.
Том отлил настоявшегося чаю в свободную кружку и протянул старику.
«Чёрт с ней, с постоянной работой — ответил Том, проигнорировав слухи об аномалиях — Человек не должен жить в постоянной обстановке. Он должен всё время менять её».
«Это почему же? — спросил озадаченный старик. — Я вот сорок лет работал на одном месте, мой портрет на „Доске почёта“ до сих пор висит. Летунов у нас в обществе не уважают!»
«Эка ценность! — хохотнул Том. — Я тебе другое скажу: Если человек меняет обстановку, ищет перемен, ищет чего-то нового, то он и сам обновляется, понимаешь? А обновляться — значит омолаживаться!»
«Философия всё это! — буркнул старик. — Что-то я молодых стариков не видел».
«А ты ничего и не видел за свои сорок лет! — ответил Том. — Так я вот что тебе скажу на прощанье. Я видел в горах Тянь-Шаня стариков, у которых не было ни одной морщинки.
Однажды в Кум-Тор, где мы стояли с экспедицией, забрёл китайский монах. Ему было 107 лет. Но по лицу ему можно было дать не больше 60-ти. Это у него я узнал, что перемена и обновление обстановки обновляет и омолаживает самого человека».
Сосед оживился. Отхлёбывая свежий чай, спросил:
«А ещё что интересного рассказывал тот монах?»
«Интересное — только в цирке. Для интереса я не щёлкаю клювом», ответил Том, собирая рюкзак.
«Я интересуюсь не для развлечения!» — обиделся старик.
«Да, ладно! — примирительно сказал Том, — я не хотел тебя обидеть. Сам обиделся. А монах, что монах? Мне запомнились его слова насчёт Будды, который нигде не задерживался дольше пяти дней. Чтобы не привыкать, чтобы не возникала привязанность».
«А что — это плохо?»
«Ну, это, смотря у кого какая философия, — ответил Том. — Вон, марксистко-ленинская философия, по которой ты жил была нормой жизни так ведь?»
«Так!» — сказал сосед, не зная, к чему же клонит его оппонент.
«Ну вот, а на востоке нормой жизни является философия буддизма. Или ты не уважаешь нормы жизни соседней цивилизации?»
«Но мы же не на востоке живём, а в России» — парировал коммунист.
«Мы говорим не о том, где мы живём. Мы говорим, что есть, кроме материализма, и другие нормы жизни, которые нельзя исключать. А ты, живя только в своей норе 40 лет, исключил из своего ума все остальное. Твой ум стал постоянным, неизменным — неспособным к омоложению. Понятно?»
«Ничего мне не понятно — ответил старик. — Слова вроде бы все русские, а не понимаю».
«Если твой ум отделён от остального мира, то он быстро разлагается, — терпеливо объяснял Том. — Любое яйцо, отделенное от наседки, загнивает и разлагается. Разложение — это смерть. Вот ты и приблизил к себе смерть раньше времени со своей философией, понятно?»
«Ну, с яйцом это ты здорово объяснил, понятно — согласился сосед. — А что, разве уже поздно мне поменять философию? Неохота умирать то раньше всех!».
«Никогда не поздно всё изменить — ответил Том. — Даже если перед смертью ты раскаешься, увидев все свои убеждения ошибочными, то ты уже без ошибок предстанешь перед Всевышним судьёй. А если без ошибок — значит и судить не за что, представляешь?»
«Зря ты уезжаешь, — грустно сказал сосед. — Я бы тебе семинар в домах отдыха организовал. Наставлял бы людей на путь истинный, как меня старого дурака!».
«Вот ты и организуй его себе сам, — сказал Том, подавая ему с полки томик Кришнамурти. — Только сначала сам разберись. Мудрый был автор, — верь ему!»
«Спасибо! — сказал сосед, принимая книгу. — Ну, не буду тебя задерживать. Будь здоров, земляк!»
Они попрощались. Том вскинул на плечо рюкзак и, закрыв дверь на замок, направился к электричке.
От «Чародейки», где он жил, до станции было около трёх километров. Просёлочная дорога петляла между дачами, огородами, лесом и на неё было мало прохожих.
Лишь на третьем повороте Том увидел старуху, которая сидела на нагретом солнцем придорожном камне и ковырялась в своей поношенной сумке.
«Молодой человек! — обратилась она к нему. — Подай, сколько можешь, на пропитание?» — и она протянула к нему руку.
Том остановился, пошарил в карманах и достал 5 рублей.
«Хватит на первое время?» — спросил он.
«Да, спасибо милый!» — старуха схватила его руку с деньгами и пыталась её поцеловать. Путник отдал деньги, уклонившись от губ старухи, и пошел дальше.
Вдруг звонкий смех сзади заставил его оглянуться.
На камне, вместо старухи, сидела молодая девушка и скалила зубы.
«Со мной ведь так уже было!» — вспомнил Том загадочную встречу в горах.
«Что было — то и будет! — улыбаясь, сказала девушка. — Истории всегда повторяются, только в новой ситуации. Можно с тобой — нам ведь по Пути?» — попросила она.
