– Правда? Здесь, выходит, всем все можно, а мне нет? Меня в два счета можно поставить как какого-нибудь новичка на улицу? Ведь как-никак я занимаю должность областного масштаба, так или не так?
– Так, так! – закивал Шатори. – Инструктор областного отдела служебного собаководства… – В голосе капитана чувствовалась явная насмешка.
Если бы эти слова произнес не Шатори, а кто-нибудь другой, Чупати обозлился бы на него, но на капитана грешно было сердиться, и старшина рассмеялся:
– Пусть поухаживают за нами немного… Так за нами с Кантором еще никогда не ухаживали.
– А ты, оказывается, в большей степени хулиган, чем я думал… Я-то тебя прекрасно понимаю: вырос ты, мелкие задачи тебя тяготят. Вот уже который месяц скучаешь. Школа собаководства воспитала несколько десятков служебных собак, которые сейчас выполняют основную работу по розыску. Вот почему ты и загрустил. Да, дружище, не каждый день попадаются трудные орешки…
– Утешай меня, утешай! Ты что, думаешь, я не знаю, что позавчера в одиннадцатом районе случилось ЧП.
– Ну, старшина, – Шатори развел руками. – Роби догнал спекулянта, пробежав каких-нибудь два километра.
– Ну вот видишь, Роби, а не Кантор. Ученик, а не учитель. И поймал преступника мой подчиненный с овчаркой Роби, у которой нюх не собаки, а кошки.
– Так вот, оказывается, откуда ветер дует, – понимающе улыбнулся молодой офицер.
Несколько секунд капитан внимательно, как врач-психиатр пациента, разглядывал лицо своего подчиненного, потом сказал:
– Скажи, а тебе не приходилось слышать латинской пословицы: «Aquilla non captat muscas»?
– Откуда мне ее слышать? Ты же знаешь, по заграницам я никогда не ездил. – Старшина передернул плечами.
– По-венгерски она звучит примерно так: «Орел не охотится за мухами».
– Ну и что ты хочешь этим сказать?
– А только то, что теперь Кантора нет никакого смысла использовать в незначительных делах. Оба вы способны заниматься расследованием дел особо важных и запутанных. А воришку, который крадет кур, пусть ищет Роби, или Султан, или другие собаки.
– Так! – выпалил Чупати, сверкнув глазами. – Выходит, за это время в городе не произошло ни одного серьезного ЧП?
Шатори кивнул.
– Это, конечно, хорошо. – И, метнув злой взгляд на капитана, Чупати спросил: – А если вдруг случится, что тогда?
– Тогда сразу же позовут вас.
– Ну, это другое дело.
– Но все же постарайся, чтобы шеф не видел тебя больше в корчме, а то он обещал проучить тебя как следует, если еще раз застанет там.
– Меня? Там? – начал было спорить Чупати, но капитан перебил его:
– Я сам тебя там видел однажды…
– А что делать? Выдам один секрет. Кантор вчера выиграл там девяносто пять стаканов вина. Ты смело можешь заходить туда и пить за мой счет. Выпьешь, поставишь палочку на картонке, что висит на стене, и все… Пей на здоровье.
– Хорошо, хорошо. Только прошу себя быть поосторожнее.
– Тебе легко так говорить. Если сам черт вселится в человека, выгнать его не так-то легко…
Чупати и в самом деле нелегко было пройти мимо корчмы, где ему должны были еще девяносто один стакан вина. Всякий раз, проходя мимо площади по парку, он невольно занимался сложными математическими подсчетами, а поскольку в это время в парке не было гуляющих, то он производил свои подсчеты вполголоса.
«Неделю мы с Кантором пропатрулировали по улицам, – размышлял Чупати. – Значит, осталась еще одна неделя. Если разделить девяносто один стакан на семь, то сколько же тогда получится?» В математике Чупати был не особенно силен и потому сосредоточенно нахмурил лоб. Остановившись посреди дороги, старшина обратился к Кантору с вопросом:
– По-твоему, сколько это будет?
Кантор, чувствуя себя в присутствии хозяина в полной безопасности, в этот момент отвлекся и, приблизив нос к веточке, на которой набухла почка, вдыхал нежный, чуть терпкий аромат весны. Этот тонкий запах разбудил в Канторе приятные воспоминания о своей подруге, с которой он так давно не встречался из-за целого ряда обстоятельств. Вопрос хозяина отвлек пса от столь приятных мыслей. Он, разумеется, не понял, чего именно от него хочет хозяин, но на всякий случай все же согласно тявкнул.
– Неправильно! – громко заметил Чупати.
Кантор не понял, к кому относились эти слова: то ли к нему, то ли хозяин сказал их самому себе.
– Если в день пить по десять стаканов, то и тогда за неделю долг уменьшится только на семьдесят стаканов. Значит, останется еще двадцать один стакан.
В течение нескольких секунд умный пес с подозрением смотрел на хозяина, а затем, забежав несколько вперед, сел прямо у него на дороге, уставившись ему в лицо своими большими круглыми глазами.
– Сосчитал! – воскликнул наконец Чупати. Морщины на его лбу разгладились, лицо прояснилось. – На каждый день, Тютю, перепадает вот сколько! – И, разжав кулак правой руки, хозяин показал овчарке пять пальцев, потом еще раз пять, а затем три.
Кантор умел считать до десяти, но по пятеркам. И когда хозяин говорил ему: «Принеси мне десять таких-то вещей!» – Кантор из большого количества одинаковых вещей приносил Чупати сначала пять и клал у его ног, затем отбирал еще пять вещей, которые, однако, складывал в другую кучку. Пес понимал, что две кучки по пять означают десять.
Чупати не считал себя толковым педагогом, да и в математике был не очепь силен, а потому считал, что Кантору вполне достаточно считать до десяти.
Для самого же Кантора любое число, означающее больше двух пятков, представлялось чрезвычайно большим. Вот и сейчас две ладони хозяина с растопыренными пальцами были восприняты овчаркой как десяток, а три дополнительно показанных пальца уже сбили пса со счета, оставив в голове его впечатление о каком-то неизвестно большом числе.
Результаты подсчета обескуражили и самого старшину: выпивать в течение недели по тринадцать стаканов вина он, разумеется, не сможет. В конце концов, он нормальный человек, а не какой-нибудь алкоголик. И Чупати даже пожалел, что через неделю его патрулированию придет конец.
«Еще бы недельку прибавить», – мелькнула у него мысль, когда он открывал дверь в корчму.
– Товарищ старшина! За мной на сегодняшний день девяносто один стакан! – вместо приветствия сказал ему корчмарь.
– Знаю, – ответил Чупати. – Сейчас дайте мне три стакана.
В этот момент в корчму вошел один из завсегдатаев – парикмахер.
– Ну как, поспорим еще? – бросил ему не без насмешки старшина.
– Я больше уже ни с кем не спорю, – запротестовал щуплый парикмахер. – А вот собаку куплю себе обязательно.
– Эта собака не продается, – нахмурился Чупати, который не допускал никаких шуток по адресу Кантора. Он быстро выпил два стакана и отпил уже глоток из третьего, как вдруг услышал предупреждение парикмахера:
– Посмотри-ка, старшина, вон под окном какой-то полицейский стоит!
Старшина повернулся к окну и остолбенел.
– Ого! – вырвалось у него.
За окном, метрах в десяти от корчмы, стоял майор Бокор и сквозь стекло смотрел на старшину.
Чупати осторожно осмотрелся, оценивая сложившееся положение. Выйти через дверь он уже не мог, отрицать факт посещения корчмы глупо.
– Хозяин, – почти простонал старшина, – в твоей мышеловке есть запасной выход?
Корчмарь непонимающим взглядом смотрел на него.
– Выведи меня отсюда! Если мой шеф сейчас меня здесь застукает, быть скандалу, и тебе попадет.
– А, ты хочешь смотаться? Тогда иди за мной! – С этими словами корчмарь распахнул дверь, которая вела к нему за стойку.
– Тютю, за мной! Если шеф нас тут застукает, он нас живьем съест. Меня вы здесь не видели! – бросил Чупати завсегдатаям корчмы.
Кантор хотя и не понял причины столь стремительного бегства, но быстро последовал за хозяином. Корчмарь завел их в какую-то полутемную кладовку, где старшина споткнулся о ящики из-под пива.
Через секунду дверь кладовки захлопнулась, и они остались одни.