- Речь идет о вашей оружейной сделке с... э-э... с другими палестинцами здесь, в Дамаске?

- Да.

- Чего они хотели?

- Они хотели остановить перевозку оружия. Они хотели иметь необходимые сведения, чтобы прекратить эту операцию.

- И они этого не добились?

- Нет. Только один из нас был близко знаком с деталями. Его они выбрали и убили первым. А мы, даже если бы нас очень уговаривали, или как это еще назвать, не смогли бы дать им сведения.

- Что это было за оружие и как вы его хотели использовать?

- Об атом вы должны спросить вашу собственную разведку. Впрочем, вы могли бы сверить данные, о которых я сказал. Но тот, который, очевидно, был убит первым, единственный из нас знал все детали. Передай он их палестинцам, они бы точно застрелили нас, не продолжая допрос. Все это вполне логично, не так ли?

- Предположим, вы говорите правду. Только этот немец, ибо он вероятно был немцем, знал детали. Надеюсь, это я смогу проверить.

- У вас есть мой паспорт?

- Нет.

- Где же он?

- В вашем посольстве. Они пожелали встретиться с вами. Мы, конечно, не смогли отказать. Это означает также, что вы можете себя чувствовать в безопасности. Как вы понимаете, у меня не было необходимости немедленно вам это сообщать.

- Вы чрезвычайно любезны, господин подполковник. Но как, черт побери, мой паспорт попал в шведское посольство?

- Об этом, как я понимаю, вы должны спросить себя. Но в отеле утверждали, что вчера некто с арабским акцентом позвонил по телефону и объяснил, что вы убиты и они должны передать ваш паспорт в посольство. Не думаете ли вы, что все это несколько странно?

- Нет, тот, кто звонил, наверное, думал, что это правда. Ведь так почти и было. Может, они хотели вас подразнить таким образом.

- М-да, вероятно, это так. Выдержите вы еще несколько визитов сегодня?

- Надеюсь.

- Мы еще вернемся к этому разговору, а пока я принимаю ваши объяснения. Что вы скажете в вашем посольстве, это, конечно, не мое дело, но...

- То есть?

- Как я понимаю, ни вы, ни мы не заинтересованы в том, чтобы вовлекать шведские власти в какие-либо сделки с оружием.

- Нет, это исключено. Но как я объясню мое положение?

- Скажите, что вы попали в руки к жестоким и кровожадным арабским грабителям или что-нибудь в том же роде. Я вернусь, как уже сказал, к вопросу о немце, если окажется неверным, что он был единственным источником информации. Выздоравливайте.

Карл пытался бороться со сном. Он предвидел, что комната может прослушиваться и что сирийцы могли наверняка раздобыть кого-нибудь понимающего шведский. Посольство, с одной стороны, могло помочь ему как можно быстрее выбраться из госпиталя. А с другой - он хотел уехать один в Европу, и не в Швецию. И тут еще придется покумекать.

Он спал без сновидений. Проснувшись ночью на миг, он отметил, что, видимо, никаких посещений из посольства не было, пока он спал. Последнее, о чем он подумал: оружие сейчас должно находиться уже на подступах к Стамбулу.

Около одиннадцати утра вошла медсестра и сняла повязку с его головы. На одну щеку было наложено восемь швов. В остальном лицо представляло собой сплошной синяк. Медсестра сказала, что с огнестрельными ранами ему удивительно повезло. Обе пули вошли и вышли исключительно удачно, не порвав крупных сосудов, связок или сухожилий, задев только ткани, которые сами срастутся. У него, должно быть, есть ангел-хранитель, сказала она. Карл внимательно посмотрел на нее. Она объяснила, что христианка и поэтому так выражается.

Ангел-хранитель! Знала бы та медсестра, какой ангел-коллега стрелял, подумал Карл.

К своему ужасу, он узнал вошедшего в дверь шведского дипломата. В прошлом году в Бейруте Карл говорил с этим высокомерным идиотом, считавшим, что шведская помощь палестинским лагерям беженцев равнозначна пустой трате денег.

- А, Хамильтон, вот мы с вами и встретились снова, - бодро поздоровался швед на родном языке, как только вошел. Это было совершенно нелепое приветствие. Его можно было бы, конечно, объяснить ограниченными интеллектуальными возможностями дипломата. Но, к сожалению, также тем, что он знал, кто такой Карл и что Карл был в Бейруте по заданию полиции безопасности, когда они последний раз встречались.

- Заткнись и слушай, комната может прослушиваться, - прервал Карл. - Сядь и больше ничего не говори.

Он дождался, пока дипломат подчинится, прежде чем продолжить.

- Я хочу, чтобы вы меня вытащили отсюда как можно быстрее, лучше всего уже завтра. Среди моих вещей в гостинице лежат деньги, оплати мой гостиничный счет. На другие счета ты можешь наплевать. Я не хочу иметь с вами других дел, мне надо как можно быстрее выбраться из страны. Это понятно?

- Я должен заметить, что нахожу такой тон совершенно неуместным, учитывая то, что произошло, - ответил высокопарно второй секретарь, который теперь из соображений безопасности выполнял свои ливанские обязанности, находясь в Дамаске. - После того как случилось ужасное происшествие с двумя убитыми европейцами и...

- Знаю, я именно там и был, - остановил его Карл. - Кстати, что с убитыми швейцарцами?

- Они переданы в швейцарское представительство. Я думаю, их упакуют, как положено, и отошлют домой.

- Сколько это займет времени?

- Мы сами не занимались такой процедурой, но осмелюсь предположить, что пару дней она может занять.

- Хорошо. Итак, я хочу отсюда выбраться. Хочу получить обратно мой паспорт, деньги и билет на самолет. И чтобы потом духу вашего не было...

- Но я должен написать домой отчет...

Карл сжал зубы. Что, собственно, он мог сказать этому идиоту? Что они оба втянуты в дело, проводимое службой безопасности, и вовсе не нужно писать никаких отчетов? Карл сам в состоянии отчитаться перед шведскими властями в случившемся. Но этот идиот ничего не в состоянии понять. А Карл объяснить не может. Подслушанный разговор может стоить жизни ему или как минимум двадцати американцам в Стокгольме.

- Ты можешь засунуть в задницу свой отчет. Ты, чертов лакей империализма. Меня ни в чем не подозревают, и вам со мной делать нечего. В твои обязанности сейчас должно входить только одно: чтобы раненый шведский гражданин выбрался из этой страны, и все.

Карл закрыл глаза и откинулся назад. Он не вслушивался в протесты дипломата о неуместном употреблении слов. Последнее должно было хорошо звучать в микрофонах. "Лакей империализма" - это, наверное, здорово переводится и на арабский. И хорошо совпадает с представлением о террористе.

Он решил не открывать глаза до тех пор, пока этот оскорбленный двубортный дипломатический пиджак не покинет комнату.

Последующие двадцать четыре часа были отмечены интенсивной перебранкой между сирийской службой безопасности и разведкой. В службе безопасности подозревали, что разведка снова задумала какую-то террористическую акцию, да еще вместе с западногерманскими террористами - худшее, что можно было себе представить. Министр ничего не знал, он не желал ничего знать, не хотел, чтобы сирийские власти оказались замешанными в подобных делах.

Шеф службы безопасности требовал отставки шефа разведки. Но люди из разведки упорно отказывались предоставить известные им сведения о связях между Абу Нидалем, западногерманскими террористами и поставками оружия. Напротив, они подтверждали, что только западный немец, первым убитый палестинцами, один знал все детали транспортировки оружия. Во всяком случае, теперь в его перевозку ООП не вмешается. Не было никаких оснований полагать, что три европейских борца с империализмом посвящали друг друга в тонкости маршрута и способа перевозки оружия. В таком случае оставшемуся в живых не надо изворачиваться и доказывать, что только один из них был в курсе всех деталей. С профессиональной точки зрения это был трезвый вывод службы безопасности, к тому же он давал хорошие дивиденды.