ПЯТЬ РАНЕНЫХ
КРОВОПРОЛИТИЕ В БАНКЕ
И единственная фотография - окровавленный мраморный пол в банковском зале и на заднем плане, размыто, - носилки, на которых лежал раненый.
Газета сообщала, что на этот раз Рэмбо-Грабитель был вооружен автоматом и действовал вместе с двумя точно не опознанными полицией членами РАФ из "основного ядра". В Ведомстве по охране конституции подтвердили эту версию, но сказали, что они не имеют какой-либо более точной информации. Когда полицейский, который ее хотел давать показаний, появился в зале одновременно с охранником, Рэмбо-Грабитель открыл огонь по посетителям банка, чтобы отвлечь внимание служащего, а потом хладнокровно выстрелил в охранника и направил свой автомат в полицейского, который предпочел сдаться. Охранник был на волосок от смерти, но ему повезло: он дернулся как раз в тот момент, когда прозвучал выстрел, и тем самым сохранил себе жизнь.
Наконец, установлен факт участия в ограблении Рэмбо-Грабителя - полиция по каким-то причинам не хочет его называть, даже отказывается подтвердить, что речь идет о нем, хотя это совершенно очевидно. Поскольку этот страшный человек присоединился к террористам, он наводит страх лишь одним своим появлением. Это была кровавая акция.
Карл довольно быстро просмотрел газеты. Что-то странное было в том, что "Бильд" не называет Рэмбо-Грабителя. Это только придавало большую таинственность и усиливало накал страстей. А кроме того, могло возбудить подозрение у его случайных товарищей по группе на Брайтештрассе.
Он сунул газеты в карман кресла перед собой и попытался разглядеть что-нибудь в окне. Но ничего не было видно: земля была закрыта сплошными облаками.
Карл подумал о Монике. Она напоминала ему Тесси, если бы только немного американизировать ее двусмысленную немецкую полуулыбку, и если бы у нее были длинные волосы, как на полицейских плакатах, то...
Нет, я не должен делать глупостей, повторил он про себя.
Когда Карл читал о себе в газетах, он прежде всего представлял Мартина Бера и его фотографию розыска, сделанную, судя по одежде и виду, когда Мартин был арестован полицией, избит и подавлен. Мартин все больше и больше менялся по мере приближения момента ограбления. В конце концов Мартин превратился в мягкого, задумчивого человека, ведущего перед камином свой рассказ, с глазами, полными меланхолии и мрачного юмора.
С другими Карл не заговаривал о жизни. Вернер Портхун был неизменно враждебно подозрительным. А с Фредерике Кункель, этаким "железным шефом", лишенным человеческих эмоций, и с "Сабиной Ледерс" (она же Ева Сибилла Арнд-Френцель) было абсолютно невозможно достигнуть ни малейшего контакта.
Ему надоело анализировать разницу в характерах террористов, и он задумался о себе. Если Уве Дее и его "специализированные группы" сегодня совершат налет и уничтожат террористов, то его там не будет. Но он очень-очень хотел, чтобы Моника и Мартин также избежали этой участи.
Карл попросил стюардессу принести коньяку. Это оказался "Реми Мартен", тот же, что Мартин получил от какого-то "французского друга" (следовательно, существует связь, должен ли он ее проследить?).
- Я шведский офицер, - произнес Карл вполголоса по-шведски. Впервые за все эти дни он подумал или сказал что-то на родном языке, который уже казался ему почти иностранным; до этого он говорил на смеси плохого немецкого и английского. - Я шведский офицер, - снова повторил он уже тише, четко выговаривая слова. - Я здесь для защиты демократии от врагов. Террористы угрожают Швеции. Они мои личные враги. Моя задача проста и ясно определена. Я участвую в операции, чтобы предотвратить их действия, обезвредить большую часть их руководителей и защитить мою собственную страну.
Чепуха, подумал он и быстро опрокинул в себя коньяк, как будто это было виски. Сентиментальная чепуха. Если бы они знали, кто я, они бы наверняка попытались убить меня, и попытка, несомненно, удалась бы. Значит, или они, или я. Вот и все.
В Цюрихе он снова положил на свой счет тридцать франков, и банковский служащий, рассматривавший это, вероятно, как своеобразную форму экономических операций, ничем не выдал своего удивления.
Сразу из аэропорта он отправился в Гамбург на метро и сделал пять или шесть беспорядочных и неожиданных пересадок, прежде чем добрался до камеры хранения. Там он нашел толстый конверт, который положил во внутренний карман, а затем отправился в туалет - метрах в двадцати пяти.
В конверте было десять тысяч марок, расписка, подтверждавшая получение оставленных им денег, и краткое сообщение.
Цель операции расширялась, как он, впрочем, и предчувствовал. Никакие акции пока не будут предприниматься против Брайтештрассе (умно, очень умно, подумал он).
Дальше запрос, нужно ли ему новое оружие, а также расписка о возвращенном пистолете. Затем инструкция: в случае необходимости использовать телефон. Время для подготовки удара по Врайтештрассе рассчитано - тридцать минут (черт, подумал Карл, я забыл сообщить о взрывчатке у двери). Дальше непонятная информация: власти оставили без последствий новое ограбление, но впредь надеются на максимально возможную осторожность. Черт возьми, как же теперь это должно быть истолковано? Уж не думают ли они, что ограбление произошло по небрежности и было ненужным? Далее еще более туманный призыв соблюдать особую осторожность в общении с известными личностями. Странно немного, как будто он сам когда-нибудь думал иначе.
Карл разорвал сообщение на мелкие кусочки и спустил в унитаз, проследив, чтобы ничего не осталось. Потом вышел, купил конверт и марки и послал расписку обычным путем в свой банк, в Стокгольм. Затем вернулся и положил в камеру хранения другую расписку - в тот же полученный им коричневый конверт.
Он доехал до Брайтештрассе на такси, вышел за пять кварталов до дома 159 и последний отрезок прошел пешком. Его никто не преследовал. Моросило, улица была безлюдной и тихой, слышно было лишь, как шуршат по мокрому асфальту шины автомобилей. Он чувствовал себя совершенно опустошенным и думал только о том, чтобы не наступить в лужу по пути.
Дверь ему открыла после особого сигнала неизменно неулыбчивая Ева Сибилла.
- Хорошо, что ты пришел, мы ждали, - она повернулась и пошла в глубь квартиры, не обращая больше на него внимания. Он вздохнул, вдруг почувствовав облегчение.
Но в гостиной перед камином сидел человек, которого Карл сразу узнал, хотя прежде видел лишь по плохой фотографии. Больше никого в комнате не было.
- Добро пожаловать, меня зовут Хорст, - сказал Хорст Людвиг Хан, протягивая руку и напряженно улыбаясь.
Карл пожал руку, снял с себя мокрую куртку, повесил ее на кресло, сел, делая вид, что для него Хорст - просто самый обыкновенный Хорст.
- М-да, - сказал Карл. - Ты, конечно, общался с товарищами. Они тебе говорили, кто я?
- Разумеется, мы все плывем в одной лодке.
- С этим я по существу не могу согласиться.
- Да, мне говорили, что у тебя особые интересы. Но мы выйдем и полетим вместе - ты, я и еще один человек. Через десять часов. А вначале поедем на машине. Выезжаем через десять минут.
Карл внезапно представил себе поездку на машине по темной мокрой дороге. Он решил ничего не говорить, поскольку туманные указания Хорста Людвига Хана требовали, конечно, пояснений.
- Мы полетим через Вену в Дамаск, где добудем часть снаряжения. Нам нужно твое знание техники, вот о чем идет речь. Будут ты, я и еще один товарищ.
- Почему, черт побери, я должен лететь с вами?
- Я же сказал, нам нужны твои знания.
- Это не достаточный довод.
- А в компенсацию за два ограбления банка?
- Вот это веский довод. Но не говори, что все результаты ограбления уже налицо. Какие-то деньги уже реально вложены, остальные - только теоретически деньги. Кроме того, мы, возможно, должны дождаться нового ограбления, уже почти подготовленного, о котором намекали, как я понял, "Бильд" и другие газеты.
