Жизнь Иосифа Марковича Черняка началась в местечке Козелец - между Киевом и Черниговом. Оттуда он ушел на войну и вернулся в 1945-м туда же - к семье, состоявшей из жены Мирры и сына. Мать и отец Иосифа Марковича скоропостижно умерли в 1940-м и спокойно лежали на кладбище, потому что до их могил у немцев руки не дошли в период оккупации.

Жена (не местная и вообще сирота после погрома с малолетства) с сыном осталась в живых, так как успела примкнуть к партизанскому отряду поварихой и куда пошлют, а ребенок трех лет при ней. Отважная женщина. Имела боевые награды и личную записку по боевой тематике знаменитого партизанского командира Федорова.

Но сейчас не об этом.

Вернулся с войны Иосиф Маркович в здоровую семью, в дом. Жена - героиня, сам - герой. Было ему тогда двадцать восемь лет.

Залечивай раны прошедшей войны, живи, радуйся, музицируй на трофейном аккордеоне.

Однако радовались недолго.

Разгорелась космополитическая кампания. Какие в Козельце космополиты в 1950 году? На кладбище космополиты и в овраге возле Десны. В абсолютном большинстве.

Зато уцелевшим досталось.

Мирра была завучем школы, так ее сместили и перевели в преподаватели химии. Не по специальности, конечно. Она еще до войны закончила заочно педучилище по поводу русской литературы и языка. Но в школе было некому преподавать химию. Повезло. А Иосифа Марковича с завклубом (в этом здании, к слову, до революции располагалась синагога) поперли без предоставления иной работы, так как стал выступать: да тут все вожди моими руками нарисованные, все лозунги моими руками написанные; на каком основании всех под одну гребенку чешете? что такое! я на фронте кровь лил! Ему говорят: лил-лил, а в партию большевиков не вступил. Иосиф объяснил, что, как и его товарищи, писал заявление: если не вернусь из боя, считайте коммунистом; потом вернулся, и некогда было политруку заниматься бумажками - попали в окружение под Уманью; вышли оттуда считаные; вышли - еле отговорился от проверяльщиков; вскорости под Киевом в котле сидел. Ему: именно что сидел; мы ниточку и потянем, что тогда недотянули. Иосиф и сам не рад: мол, я после того еще три года воевал, всю Европу освободил, а вы меня мучаете.

Видно, распоряжения сильно копать не давали. И оставили человека в покое.

Устроился по знакомству сторожем там же, в клубе. Все-таки родной коллектив.

Ну и дитю, разумеется, доставалось: и словесно, и руками-ногами.

Горевать - горевали, но больше от непонимания.

Евреи к евреям в гости придут - и обсуждают, но вяло, с опаской.

- Убивать не будут, это точно. Не то сейчас время, чтоб убивать, - говорили одни.

- Пока до Сибири в товарных вагонах доберемся, сами умрем, - говорили другие.

Шутили, конечно.

Евреев в Козельце образовалось достаточно, чтоб проводить между собой беседы. Но широко не проводили. Каждый предпочитал переживать в семейном кругу:

- Пока жить можно. Но что нам потом запоют?

Почти только что война закончилась, рядом - Киев с Бабьим Яром. Настроение понятно какое. Люди еврейской национальности замкнулись. И никто их отмыкать не торопился.

В Козельце всегда жили евреи и украинцы, украинцы и евреи. По-соседски чего не бывало. А при Хмельницком и в Гражданскую особенно. Фашистская оккупация - дело отдельное, лучше не трогать.

Но тут - другое. Обсуждать нечего.

То ли директивы задерживались по пути, то ли что, но кампания в Козельце шла небоевито. Кое-кого понизили в должности, нескольких за националистические еврейские высказывания даже исключили из партии. И хватит пока.

На таком фоне Мирра забеременела. Стали с Иосифом ждать второго ребенка.

Родилась девочка - Эмма.

Соседи угомонились. По месту работы собрания стали собирать нечасто - стыдить космополитов и прочее по разнарядке.

Мирра химию освоила, без интереса, правда. Иосиф ночью сторожит клуб, а днем с Эммочкой. Носит по часам в школу к Мирре - кормить.

Сын помогает и учится при мамаше.

Жизнь опять кое-как наладилась.

И тут в Козелец является юная девушка после Киевского мединститута. Она поехала работать в райцентр из принципа. Как раз тогда в “Перце” печатали фельетоны, высмеивали некоторых представителей интеллигенции, которые пригрелись в столице и не желают работать на селе, несмотря на то что выучились на народные деньги. Фамилии в фельетонах были сплошь еврейские.

Ну а девушка Римма Троянкер оказалась вспыльчивая. С отличием закончила вуз и сама попросилась на село. В комиссии ответили, что с ее специальностью типа “психиатр” на селе делать нечего и бросать на ветер народные деньги не годится, зато в районный центр - пожалуйста. А там и про переквалификацию можно будет подумать - конечно, тоже по медицинской части, чтобы в дальнейшем приносить еще больше пользы.

Так Римма рассказала Мирре при знакомстве и поделилась планами, что намерена переквалифицироваться по педиатрии, чтобы держать детство в заботливых руках:

- А то что получается? У меня папа почти профессор - хирург, мама кандидат наук - психиатр. Это прямо-таки воздушная специальность. Людям другое надо. Я на этот факультет пошла под маминым нажимом. Теперь сама рассудила - правильно в газетах пишут. Может, слишком резко, но что-то есть.

Мирра поддакнула Римме, что вот и сама переквалифицировалась и очень рада.

Надо сказать, что они вовек бы не познакомились на личной почве, если б не случайность.

В райторге давали материю, и образовалась длинная очередь. Мирра шла с работы и по интуиции заглянула в магазин - сын совсем оборвался и мужу надо кое-что из одежды. А тут такое. Встала в очередь и стоит задумчиво.

Сзади - девичий голосок:

- Кто крайний, по скольку дают?

Мирра оглянулась и увидела Римму. Что и говорить, с первого взгляда она произвела большое впечатление. И туфли с бантами, и юбка бостоновая, и блузка с вырезом, креп-жоржетовая, шлейки от лифчика просвечивают, не говоря про кружевную комбинацию. Волосы - огонь с медью. Прямо светильники в Мирриной кладовке, что остались после Иосифовых родителей.

- Я крайняя. За мной сказали не занимать. Материя кончается.

Девушка улыбнулась:

- Я везучая. Мне хватит.

И стала. Вытянула впереди себя опущенные руки с лаковой сумочкой и говорит:

- У нас в Киеве похожая проблема. Но у вас тут людей поменьше. Это положительное обстоятельство. А вообще-то я просто гуляю, на население смотрю. Я врач, и мне интересно. Вы как себя чувствуете? Ничего не беспокоит? Что-то вы грустная.

Мирра удивилась - незнакомая девушка, а пристает с такими разговорами.

- Ничего, спасибо, я чувствую себя хорошо. Жарко, вот и грущу, - и как-то помимо воли, чтобы скоротать время в очереди, Мирра разговорилась с Риммой.

С Миррой все здороваются, а кто и подойдет словом перекинуться про детей, про успеваемость.

Римма спрашивает:

- Вы кем работаете? В просвещении, наверное?

- Да, учительницей. Очень люблю свою работу.

Вместе вышли из магазина. Римме материя досталась. Не много, правда, но на платьице с короткими рукавами хватит.

- Я сделаю покороче. Мне идет покороче. На работе халат надену, а вечером на выход в самый раз.

Мирра улыбнулась:

- Римма, вы такая красавица, что вам хоть что.

- Да, - просто согласилась Римма.

Между Риммой и Миррой сразу образовалась какая-то привязанность. После магазина они долго прохаживались по горсаду. Даже сидели на скамейке и ели мороженое. Мирра отказывалась, женщине неприлично сидеть на скамейке, будто ищешь знакомства.