- Почему ты не купил цветы?!
- Глупо же сидеть оба действия с цветами, - оправдывался мужчина, - а в антракт с ними, что ли, в буфет идти?
Дерибасов пошел следом, впитывая каждое слово:
- А вдруг тебе никто из актеров не понравится? - убеждал мужчина. - А если пойдешь с цветами, дарить все равно придется.
- В крайнем случае я бы взяла их домой, - холодно заметила женщина.
- Ну где я теперь возьму?!
Дерибасов забежал вперед и раскинул руки:
- Здесь!!! - он сглотнул слюну. - Здесь возьмете! Позвольте вашей даме... охотно преподнести... охотно, но безвозмездно в другой ситуации, но не могу. Чрезвычайные обстоятельства… - осколки дерибасовской куртуазности становились все мельче...
...«Зелененькая», как светофор, открыла дорогу в Назарьино. Дерибасов повеселел и начал осмысливать происходящее. Получалось, что чем ближе к культуре, тем дороже цветы. В Назарьино цветы не стоили практически ничего. У рынка - букетик стоил рубль. У театра уже три. Сколько же он мог стоить в самом театре?!
О, великий соблазн изучения границ применимости собственных гипотез! Не ты ли подкручиваешь колесо прогресса, наступая на горло инстинкту самосохранения и побуждая идти ва-банк?! Короче, Мишель потратил деньги не на билет, а на четыре букетика по оптовой цене 0 руб. 75 коп.
- Мадам, - улыбнулся Мишель пожилой интеллигентной билетерше, - разрешите представиться. Михаил Венедиктович Дерибасов. Кооператор. Мы предлагаем новый вид услуг - внутритеатральная антрактная торговля цветами. Так сказать, не отходя от сцены. То есть в первом действии зритель оценивает игру исполнителей и, при наличии высокой оценки, приобретает в антракте букет для вручения по окончании спектакля. Где тут основной маршрут антрактного прогуливания?
- Вход в театр только по билетам, - безразлично сказала билетерша.
- Мадам, - зажурчал Мишель, - вы не вникли в ситуацию. Когда я приду посмотреть спектакль, я куплю билет через кассу и сяду на указанные в нем места... А сейчас я хочу сесть перед выходом из зрительного зала и выполнить свой служебный долг!
Билетерша безмятежно улыбалась, гордясь своей педантичностью:
- Я не имею права пропустить вас без билета.
- А я имею право пройти без билета, - угрюмо заявил Дерибасов. - Во-первых, потому, что касса уже закрыта, а во-вторых, потому, что я иду к директору - доложить, что мне мешают доставить радость нашим артистам!
- Хотите, чтобы я позвала милицию?
Дерибасов сник и испугался.
- Поймите, - сказал он тихо, - артисту всегда хочется цветов. Артисту плохо, когда его не понимают, но еще хуже, когда не принимают! А зритель хочет платить только за то, что нравится. В том числе и платить цветами... Понимаете?! - Дуня, бывшая уже так близко, стала удаляться снова. - Ну как вы не поймете! - зло проговорил Дерибасов. - Надо нести товар потребителю, чем ближе, тем лучше! Вот эти ваши программки покупают не ах. Да? Вот видите! А если сделать театральный комплект букет-программка? А?! Не слабо?!
Билетерша молчала.
- А в нагрузку, - вздохнул Дерибасов, - еще что-нибудь. Ну, например, вот эту вот брошюру «театральный сезон» за рубль, Это называется композиция...
Лицо билетерши просветлело.
Как ни странно, все это Дерибасову продать удалось, хотя и не без труда. Но примитивно было бы считать, что Дерибасов всего лишь сделал из мятого рубля - два червонца. Параллельно шел куда более важный процесс реанимирования дерибасовской жизнеспособности, что было немаловажно в свете предстоящих испытаний:
1. Объяснение Дуне, где провел три ночи и три дня.
2. Объяснение Дуне, где автомобиль.
3. Объяснение ей же, где взятые в город на покупку кондиционера деньги.
4. Объяснение ей же, где выручка за шампиньоны.
5. Объяснение того же компаньону.
6. Охлаждение Дуниного гнева иронией и подавление его же гусеницами железной логики.
7. Поиск ночлега после того, как Дуня выгонит из дома.
8. Насмешки над насмехающимися односельчанами.
9. Восстановление статус кво.
10. Перевод Ташлореченска на грибную, черт побери, диету!
И через все эти испытания Дерибасов прошел с честью, то есть не всегда с честью, но, главное, успешно. Если первые девять подвигов Дерибасов совершил на одном природном артистизме, то десятый ковал за кулисами рабочий сцены Елисеич.
Пока Дерибасов сидел, Елисеич думал. Идеи росли, как грибы, и к возвращению блудного компаньона грибы росли, как бамбук. Все шло прямо по литературно-кинематографической схеме стахановского движения. Каждый урожай потрясал Дерибасова буйностью рекордных сборов. Дерибасов почувствовал уверенность в будущем и снизил цены до более-менее приемлемых. Елисеич был доволен притуплением социальной несправедливости.
Дерибасов на капитанском мостике уверенно смотрел в будущее и для полного кайфа то и дело приближал его биноклем своего расторможенного воображения. Дуня снова начала улыбаться, и однажды вновь появились на ее щеках те самые ямочки, о которых тосковал в тюрьме Дерибасов.
Эпопея со спецконтингентом, побултыхавшись в пенном следе гребного винта, ушла за горизонт, в царство назарьинского фольклора, где успешно легендаризовалась, деформировалась и разукрасилась так, что потомкам будет уже не отличить Михаила Дерибасова от пострадавших в период культа и коллективизации односельчан. Правда, пострадавших в период коллективизации было на удивление мало. И все благодаря Макару Назарову, который в это время был уже большим начальником в Ташлореченске, но еще ходил в красных бархатных шароварах (по назарьинской легенде - пошитых из того самого куска занавеса МХАТа со знаменитой чайкой и подаренных Макару лично самим командармом Буденным за неимоверный по своему нахрапу героизм).
Вот этот-то Макар Назаров, приехав на свадьбу младшей сестры Лукерьи, был не по-назарьински хмур и не по-назарьински много пил. Уже и молодые уснули, измучив друг друга неумелыми, но яростными ласками, а Макар все сидел, изредка чокаясь с пустеющей четвертью самогона и роняя чуб в граненый стакан.
Тут и разговорила сына обеспокоенная Акулина Назарова, выведала-таки о сгустившихся над родным селом тучах. И пасмурным утром, когда уже двинулся из райцентра большой обоз телег и тачанок - раскулачивать и выселять все Назарьино - встретил его хлебом-солью председатель новорожденного колхоза Кир Дерибасов, радостно сообщивший, что с утра в селе кулаков нема, а все со стопроцентной поголовностью в колхозном движении.
Правда, местный краевед-любитель Осип Осинов придерживается на этот счет другой версии - будто бы Макар Назаров, опасаясь, что назарьинское происхождение начинает его компрометировать, подговорил мать припугнуть односельчан утренним обозом и для пущей убедительности выпил на свадьбе четверть колодезной воды. В это, в общем-то, тоже можно поверить, ведь в Назарьино поначалу дело с коллективизацией шло не то чтобы туго, а вообще не лезло ни в какие ворота, тем более в те, которые распахнула перед назарьинцами тогдашняя аграрная политика.
Даже Арбатовы, хоть и смотрели бараньими глазами на распахнутые новые ворота, но шагу в нужном направлении не делали. Рябой Мефодий Арбатов объяснял это тем, что без «Назаровых» им в колхозе делать нечего: «Пущай сначала они, а потом мы. И чтоб их было побольше! Я так думаю, чтобы с голоду не помереть, на одного нашего уж никак не менее двух ихних надо...»
Впрочем, раскулачивания Назарьино все-таки не минуло. Но было это уже потом, по разнарядке. Нескольких хозяев исключили из колхоза «Красная новь» со всеми вытекающими последствиями, но через положенное историей время не вернулся только один - Клим Скуратов - сгинул-таки в бескрайней сибирской земле, не помогла спасительная назарьинская хватка, хотя сначала был он и бригадиром, а после и вообще на пищеблок пристроился. Но сымпровизировал неудачно на смотре лагерной художественной самодеятельности, спел не ту частушку, да и канул.