– Уйди, Ярик. Уйди и не мешай. Не видишь, я провожу беседу с нашим служителем закона, поскольку он немного забыл свои обязанности. Так ведь? – процедил Митрич. Он поднял пистолет, выроненный ментом. Ярика затошнило. У него начала кружиться голова, ему уже казалось, что этот кошмар никогда не закончится.

– Митрич, не убивай его. НЕ УБИВАЙ, – по слогам произнес Ярик, с ужасом смотря на стоящего на коленях мужчину, который словно читал молитву.

– Черт, мне нужно… Я… – Митрич убрал пистолет за пояс брюк и торопливо зашарил по карманам. Выудив из одного трясущимися руками шприц, а из другого ампулу, он вихляющей походкой торопливо зашагал к «пятерке».

Ярик осмотрел рану на своей руке. Пуля проделала в ней аккуратную дырку, кость вроде не задета. Бритва Митрича распорола кожу возле большого и указательного пальцев. Ярик покачал головой.

– Куда это он направился? – спросила Рута. Она немного успокоилась, но Ярик все равно чувствовал, что она вся дрожит от страха. – Послушай, нам нужно немедленно уматывать отсюда. Он вызвал подмогу…

– Д-да…

Ярик поежился. Дождь почти прекратился, тучи медленно рассеивались, подобно сигаретному дыму из помещения, где внезапно открыли окно. Ему совершенно не хотелось думать о том, что будет, если вдруг приехавшие менты обнаружат патрульного, а тот будет еще жив и в подробностях опишет их приметы. Да, но если…

– Так мы едем? – раздался голос Митрича. Голос звучал спокойно, размеренно, будто принадлежал не его безумному брату наркоману, а школьному учителю, объясняющему детям урок. Он подобрал Крейсера и бережно убрал его обратно в контейнер.

– Митрич, – начал было Ярик, но тут он увидел нечто такое, отчего почувствовал, как волосы на макушке закручиваются в узел.

Милиционер медленно вставал на ноги. Он был ужасен. Лицо изрезано, кожа на подбородке отслоилась, глаза непонимающе вращались.

– Ы-ы-ы-н-ы-г!.. Ак… – выдавил он. Пальцы, зажимавшие рану на шее, разжались, и кровь с новой силой толчками принялась заливать его форму. Рубашка милиционера намокла уже почти до пояса. Ярик не верил своим глазам, живучесть этого человека поражала и ужасала одновременно.

– Конечно, я с тобой согласен. «Ы-ы-ынг» и «Ак» – вот и все твои аргументы. Не очень-то убедительно для работника правоохранительных органов, должен тебе признаться. И как только таких остолопов берут в ментовку, ума не приложу. – С этими словами Митрич подошел к мужчине и выстрелил ему в голову. Голова милиционера дернулась, и он рухнул на землю.

Рута тихо застонала. Ярик округлившимися глазами смотрел на Митрича, не в силах произнести ни слова.

– Поехали, – безжизненным голосом промолвил Митрич, пряча пистолет за пояс.

– Ну и погодка! – пробурчал Евгений. Двадцатичетырехлетний сержант привычным жестом пригладил густые черные волосы. Стройный, высокий, с пронзительными карими глазами и открытой белозубой улыбкой, он заставлял замирать сердца молодых женщин, и он знал об этом. Глядя в его улыбающееся лицо, трудно было поверить, что этот человек работает в милиции.

– Ничего удивительного, я еще утром говорил, что будет гроза, – откликнулся Роман Краев, его напарник. Он представлял собой полную противоположность Евгению – невысокого роста, с широченной грудью и плечами, шея почти отсутствовала. Форменная рубашка настолько тесно облегала его мускулистое тело, что грозила лопнуть по швам при любом резком движении. Мощные кулаки, покрытые жесткими волосками, слегка свернутый налево нос выдавали в нем бывшего боксера. Темно-синие глаза всегда глядели настороженно, словно говоря: «Никому из вас, дорогие мои, я не верю. Будьте добры, ваши документы, выйдите из машины, расставьте пошире ноги, руки за голову и все такое прочее, ну вы понимаете меня, я ведь ничего против вас лично не имею, просто работа у меня такая и тому подобное…»

На западе загромыхал гром. Дождь лил не переставая, быстро превратив светло-серую, почти белую раскаленную придорожную пыль в жидкую грязевую кашу. Ветровое стекло машины превратилось в причудливый калейдоскоп бликов и отражений.

– Закрыл бы окно, зальет, – прогудел крепыш с перебитым носом.

Евгений покачал головой:

– Пусть лучше зальет, чем жариться в этой колымаге.

Он поглядел на часы, и на лице его появилось унылое выражение. Черт, всего два часа дня, а до конца его смены осталось еще более восьми часов!

Барабанная дробь дождевых капель стала постепенно стихать.

– Громов больше не объявлялся? – лениво спросил Роман, и Евгений отрицательно качнул головой.

– Громов парень что надо. Правда, после повышения он начал было немного зазнаваться, но это у него быстро прошло, – сказал он. – Жаль, тебя не было на вчерашнем семинаре.

Роман достал из нагрудного кармана сигару и задумчиво повертел ее между пальцами, словно оценивая, стоит ли она того, чтобы ее выкурили. Заметив это, Евгений наморщил нос, будто его напарник вертел дохлую крысу. Он сказал:

– Послушай, как ты можешь курить эту гадость?

– Отвали, – беззлобно отмахнулся Роман и зажег спичку. – Это лакричные сигары, которые имеют особый пикантный аромат. Мне их брат привез с Кубы.

Евгений хмыкнул:

– Не знаю, что ты нашел в них пикантного, но, на мой взгляд, твои папиросы воняют хуже трусов ассенизатора.

– Так что же там было такое, на этом семинаре? – спросил Роман, решив сменить тему. Он с наслаждением затянулся и выпустил дым, откинувшись на сиденье.

Лицо Евгения расплылось в улыбке:

– Помнишь того придурка, новенького? У него еще фамилия такая звучная – Галимов. Михаил Галимов. Так вот, Громов как раз…

Треск рации прервал Евгения на полуслове. Роман нажал на кнопку «Вкл.» и приложил указательный палец к губам. Евгений замолчал.

– Седьмой, я – Третий. Седьмой! – послышалось в рации. – Я на шоссе 62, в нескольких километрах от развилки в сторону Гриднева. Требуется помощь.

Рация умолкла.

– Опа, – пробурчал Роман, положив рацию на приборную доску. – Легок на помине. Ну, поехали.

Тучи нехотя рассеивались, из мрачновато-серых постепенно превращаясь в фиолетовые, а затем и вовсе в перламутрово-синие. Первые лучи солнца осторожно щупали влажную землю, словно пробуя ее на вкус. Так человек, перед тем как окунуться в озере, пробует воду пальцами ног. По пустынной дороге мчалась темно-синяя «пятерка». За рулем был Ярик. Рута сидела рядом и нервно покусывала губы. Митрич расположился на заднем сиденье.

Мысли Ярика лихорадочно метались в голове, словно запертые в ловушке крысы. Юноша смутно осознавал, что на этот раз они влипли по-настоящему и что самое паршивое – он не видел абсолютно никакого выхода из создавшейся ситуации.

«Наркотики, угон машины, ограбление бензоколонки… Бойня в закусочной, убийство легавого… Продолжать?..» – ехидно напоминал время от времени холодный внутренний голос, и Ярик всеми порами кожи ощущал, как его охватывает паника. Он не переставал думать о том, выжил ли тот толстяк, которому он распорол яйца.

Эх, сейчас бы вернуться на несколько деньков назад, когда Митрич связался с этим мудаком Хохой. Знал бы Ярик, чем обернутся им обоим проделки Митрича с наркотой, он, не задумываясь, накостылял бы своему брату по шее, плевать на его авторитет!

Шок медленно проходил, к Ярику вернулась способность здраво рассуждать. Правда, тупая боль в руке доставляла много хлопот, но раной он займется позже. Проанализировав обстановку, он пришел к неутешительному выводу, что: а) их наверняка уже ищут менты, и если они будут болтаться на этом шоссе, как дерьмо в проруби, то схватить их – всего лишь вопрос времени; б) он и Митрич ранены, и им нужна помощь; в) (самое оригинальное!) ехать им, собственно, некуда. Разве что бросить машину, завернуться в саван и тихо ползти на ближайшее кладбище. И чего им вообще взбрело в голову тащиться в Красноярск?

«Вот такой расклад. Такой, мать его ети, гребаный раскладик, чтоб я сдох!» – лихорадочно думал Ярик, сжимая скользкий от пота и крови руль.