Когда он вышел из шикумэня, то остановил взгляд на лавочке Лэя, у главного входа в переулок. Следователь Юй не спешил опросить Лэя. Глядя на часы, он решил сначала купить себе что-нибудь на обед. Он встал в очередь, тянувшуюся от прилавка, спокойно стоял в ней и наблюдал. Вместо того чтобы заставить работать помощниц, которых он нанял, Лэй все делал сам, постоянно помешивая содержимое тяжелого котла. У входа в переулок стояло несколько деревянных неокрашенных и грубо отесанных столов и скамеек. Кто-то ел прямо здесь, но некоторые посетители уходили с пластиковыми коробками в руках. Юй тоже сел за стол.

Еда была довольно-таки вкусной. Большая порция белого риса с кусочком жареного угря, зеленым луком. Распаренный рис был сдобрен кунжутным маслом. Был еще суп с солеными овощами и кусочками свинины, и все это за пять юаней.

После обеда он позвонил Пэйцинь и спросил:

– Как ты думаешь, можно верить декларации о доходах Лэя?

– Нет, не думаю, – ответила Пэйцинь. – Частные рестораны зарабатывают кучу денег, но при этом не платят налогов. Это всем известный секрет. Весь бизнес – это наличные. Ни один не попросит чек на четыре или пять юаней. Его декларация о налогах – это не то, на что ты можешь полагаться. Это общая практика среди владельцев ресторанов.

– Это правда, – согласился Юй. – Сегодня я не попросил чек.

Юй верил жене.

Сидя в своем небольшом кабинете в ресторане «Четыре моря», Пэйцинь заканчивала бухгалтерский отчет за месяц. Была почти середина февраля, но она все еще приходила в свой так называемый офис каждый день и сидела за своими бухгалтерскими книгами и бумагами, разбросанными по всему столу. Изначально это была просто комната, расположенная рядом с лестничным пролетом. Она делила свой офис с Хуа Шанем, менеджером ресторана, который надолго отлучался на какие-то встречи. Скинув туфли, она положила ноги на стул, потом снова их спустила. В носках было две дырочки.

– Пэйцинь, время обедать! – крикнул Лу, новый шеф-повар с кухни, расположенной внизу офиса. Его голос просачивался сквозь щели старых, потертых полов, смешиваясь с беснующимися в воздухе пылинками, выписывающими при свете странные узоры. – Сегодня у нас суп из рыбьих голов с красным перцем.

– Отлично. Приду, как только закончу.

В первый год работы Пэйцинь иногда спускалась вниз, чтобы помочь ему. Вскоре она перестала это делать. Будучи бухгалтером, она должна была закончить свой бухучет, который обычно занимал у нее неделю вместо месяца. Никто не обращал внимания на то, что она приходила, садилась там и ничего не делала все оставшееся время. Так, в последние годы она читала учебник Циньциня, прикрываясь своей работой над бухучетом. Циньцинь не позволил бы своим школьным годам бездарно пролететь, не то что она. Чтобы помочь ему делать домашнее задание, она тоже начала учить английский язык и имела возможность вместе с ним учиться дома. Циньциню нужно было получить хорошее образование в престижном университете. Обучение в колледже может быть недостаточным в быстро развивающемся Китае. На самом деле старший следователь Чэнь сохранил свою должность благодаря превосходному образованию, хотя она и допускала, что Чэнь один из немногих партийных работников, который заслуженно получил свою должность.

Иногда на работе она читала романы. Как многие люди ее поколения, Пэйцинь восполняла пробелы в образовании, читая романы. Директор ресторана, должно быть, догадывался, что она читает, но ничего не говорил. Он тоже занимался чем-то своим, но Пэйцинь и понятия не имела чем. Иногда, когда она откладывала свою книгу, ее посещала мысль, приводящая в замешательство. Неужели она может закончить свою жизнь здесь, в этом крошечном ресторане, читая романы, просто потому, что лучшего занятия ей не найти? Неужели она собиралась провести остаток жизни вот так? В начальной школе она была круглой отличницей, хотя ее никак не выделяли из-за прошлого семьи. Ее отец был владельцем маленькой компании, которая занималась импортом и экспортом товаров, отсюда его прозвали «капиталистом» по его классовому статусу после 1949 года, что легло черным пятном на всю семью. Зо время культурной революции черное облако навлекло сильнейшую бурю.

В студенческую молодость, поступив в институт, в конце шестидесятых ей пришлось уехать из Шанхая в Юньнань. Там она встретилась с Юем. Их познакомили родственники, надеясь, что здесь, в глуши, они будут заботиться друг о друге. Далеко в деревне, смирившись с разбившимися девичьими мечтами, она училась видеть в нем мужчину. Потом, когда в конце семидесятых им позволили вернуться в Шанхай, она подумала о том, как ей повезло, что у нее такая семья. Юй был хорошим мужем, а Циньцинь – прекрасным сыном, несмотря на то что им приходилось ютиться в крошечной комнатке. Даже с такой монотонной работой, как у нее в ресторане, она стала понимать, что была на уровень выше тех, кто работал на кухне. Это произошло давно, с тех пор как она поняла одну избитую истину, что счастье приходит, если есть удовлетворение.

С другой стороны, такая тусклая, рутинная работа вполне подходила ей. Она могла больше времени посвящать семье. Лучшие годы ее молодости попали на период культурной революции, не было смысла жаловаться на судьбу или плакать, как это делали другие. Она довольствовалась лишь тем, что выполняет традиционную роль хорошей жены и матери.

Однако больше ей не хотелось мириться со своим статус-кво. Мир менялся вокруг нее. Казалось, что некоторые ценности, о которых она привыкла думать и которые она нашла в жизни, ускользали от нее. «Я не знаю, в каком направлении дует ветер» – это была строчка из книги, которую она вспоминала и которую только сейчас начала осознавать. Она верила, что должна во что бы то ни стало сделать что-то помимо работы в ресторане. Квартирное фиаско было последней каплей. У Циньциня должна быть другая жизнь; эта мысль прочно засела в ее голове. Почти все в классе Циньциня носили кроссовки «Найк», и Пэйцинь тоже хотела купить их ему. В ее школьные годы никто и понятия не имел о каких-то марках. Носили резиновые, имитированные под камуфляж сапоги. В Юньнани иногда она ходила босиком, потому что отослала одну пару таких сапог домой, племяннице. Даже сейчас она выходила на улицу без косметики, несмотря на навязчивую рекламу на телевидении. На последнюю встречу одноклассников один из ее знакомых на зависть всем приехал на «мерседесе». В школе он был никем, иногда даже списывал домашнюю работу у Пэйцинь. И вправду мир менялся.

Неожиданно расследование дела Инь Лиге обрело для нее некий смысл. Не совсем новый смысл, имевший значение не только для нее, но это относилось к ее студенческим годам. В то время чтение было запрещено, потому что официально были доступны лишь работы председателя Мао. Библиотеки были закрыты, романы и поэзию невозможно было достать, и молодой девушке с ее семейным прошлым приходилось быть осторожной, идя по улицам, прятать книги в рукаве дешевого пальто. Как и другим, Пэйцинь пришлось вернуть свои старые книги, которые называли незаконными. Считая себя «богатой», имея полсотни книг и пряча их от хунвейбинов, она и еще несколько человек организовали подпольную сеть по обмену литературой. Это было похоже на «обменный тариф»: «Отец Горио» Бальзака был лучше «Тяжелых времен» Диккенса плюс китайские романы, такие как «Песня юности» или «История красного флага». Если член их сообщества приносил книгу из внешнего мира, она путешествовала от одного к другому, но давалась для прочтения только на один день.

Постепенно девушка стала выделять для себя отдельных переводчиков. Великий современный переводчик Ян был одним из ее любимых авторов. По ее мнению, едва ли какой-либо современный китайский писатель мог сравниться со стилистическими новшествами Яна, наверное, потому, что у него была уникальная восприимчивость языка, способность передать западные выражения, а иногда и синтаксис в китайском языке. Она заметила, что в истории китайской современной литературы большинство людей, имеющих высшее образование, становились переводчиками, а не писателями, вероятно, по политическим соображениям их можно было понять.