По вечерам Алан приходил надолго, до тех пор, пока сиделка не приносила снотворное, так что последнее, что видел Энтони перед сном, было озаренное улыбкой лицо мальчика. Утром он тоже забегал, поздороваться и перекинуться парой слов. Как-то незаметно они стали завтракать вместе, потом Алан научил Бейсингема играть в шахматы… Вскоре они стали почти неразлучны. Алан был тактичен, как сама герцогиня, умел быть ненавязчивым, но неизменно появлялся тогда, когда ужас и тьма подступали к постели, и те уходили, не выдерживая ясного взгляда огромных серых глаз.
Герцогиня не имела ничего против их дружбы, лишь как-то спросила, не утомляет ли Алан больного.
– Нет, нисколько. – Бейсингем подумал, что мальчику могут запретить приходить к нему, и испугался больше, чем мог предположить. – Не знаю, что бы я без него делал. Ему-то не скучно столько возиться со мной?
– Алан знает, что делает, – неожиданно серьезно ответила Эстер. – Он чувствует зло. Таким же был его отец.
– Зло? – не понял Бейсингем.
– Что-то непонятное творится вокруг, – мрачно сказала герцогиня. – Непонятное и нехорошее. Я тоже это чувствую, но ничего не могу сделать. Герцог Баррио – тот мог. Надеюсь, может и Алан, не зря же он вьется вокруг вас. Не знаю, почему, но когда вы вместе, мне спокойней – и за вас, и за него…
– Теперь я точно знаю, что крошка Бетти отчаялась вас найти! – торжественно изрекла Эстер.
Дело было за несколько дней до праздника Нового года, который начинали отмечать в самую длинную ночь в году и заканчивали, когда кто сможет. Герцогиня только что вернулась из дворца и была вся в мехах и страусиных перьях, но Бейсингем теперь знал секрет ее туалетов и давно перестал их замечать. Она плюхнулась в кресло и налила вина себе и ему.
– Выпьем за нашу удачу! Вы встанете на ноги, я увезу вас в Баррио, потом переберетесь в Оверхилл, и утони оно все в грязной луже!
– Почему вы так решили? – осторожно спросил Энтони. Перебивать герцогиню, когда она находилась в таком настроении, было небезопасно.
– Потому что, пока вы полностью не поправитесь, одного я вас не оставлю. Вы обязательно сунетесь в холодную воду, или будете торчать на сквозняках, и все начнется сначала. Мужчины в таких случаях удивительно безголовы.
– Я не о том, – уточнил Бейсингем. – Почему вы решили, что она отчаялась меня найти?
– Вы помните, что на середину лета назначена кампания по завоеванию разноцветных булыжников Корунны? – Энтони кивнул, и герцогиня, для пущей торжественности поднявшись с кресла, изрекла: – Бетти пригласила возглавить ее этого цыганского головореза, по прозвищу Блуждающая Шпага. Как вы думаете, если бы она знала, где вы, стала бы она покупать наемника, да еще за такие бешеные деньги? Завтра это чудо приезжает обговаривать условия, а потом будет главным блюдом на праздниках.
– Гален? – Энтони задохнулся от волнения. – Гален будет здесь? Эстер! – Он впервые назвал хозяйку по имени, но даже не заметил этого. – Эстер, мне надо его видеть! Это единственный человек, который…
Энтони замолчал и лишь стукнул сжатым кулаком по стене. Он не знал, чего ждет от Теодора, чем ему поможет бродячий генерал. Просто нестерпимо захотелось пожать его смуглую руку, взглянуть в темные сумрачные глаза. Гален был настоящим в этом иллюзорном мире, его имя пахло рекой, степью, порохом… Как он мог – нет, как он мог забыть о Теодоре?!
– Во-первых, ложитесь. – Тон Эстер не допускал возможности ослушаться, и Бейсингем покорился. – Во-вторых, вы в нем уверены? В-третьих, вижу, что уверены, не вскидывайтесь. А в-четвертых, его будут приглашать все, и боюсь, что он выберет молодых и красивых. Не могу же я подойти к нему и сказать: «Сударь, вас хочет видеть генерал Бейсингем!» Конечно, он придет, я уверена, но боюсь, что придет не только он.
Энтони задумался на минуту, машинально поглаживая лежащую на кровати книгу.
– Я знаю, как его пригласить…
…Прошло еще четыре невыносимо долгих дня. На пятый, после полудня, к особняку Баррио подъехали трое верховых. Передний, под которым танцевал изящный белоснежный иноходец, взмахом руки отпустил сопровождающих.
– Господа, благодарю вас и не смею задерживать. Я уже достаточно изучил Трогартейн и доберусь обратно сам…
Он бросил поводья подбежавшему конюху и поднялся по ступеням.
Герцогиня Баррио, против обыкновения, надела платье, которое ей шло. Генерал, сияя самой ослепительной из своих разбойничьих улыбок, поцеловал ей руку и светским тоном произнес:
– Ваша светлость, мы начнем с осмотра вашей библиотеки или сразу перейдем к делу?
…Вместе с Галеном в комнату ворвались зимний день, солнце, праздник. Генерал остановился перед Энтони, чуть покачиваясь на каблуках.
– Ну, наконец-то! Когда госпожа Баррио пригласила меня осмотреть коллекцию оружия и библиотеку, жемчужину коей составляет собрание рукописных рыцарских романсов, я сразу все понял. Я затем и принял предложение вашей королевы: надеялся, что если ты жив, то дашь о себе знать…
Глаза привыкли к полутьме, он взглянул на Бейсингема и осекся, замолчал.
– Терри… – сказал Энтони. На большее его не хватило. Выручила герцогиня, которая собственноручно принесла два кувшина, черного и алого стекла, каждый в форме виноградной грозди.
– Вот вам вино, молодые люди, золотое и рубиновое. Кончится – позвоните. Прошу прощения, но у меня срочное дело…
Дверь закрылась. Гален молча прошелся по комнате, подошел к постели. Оба не знали, что сказать. Обычные в таких случаях слова выглядели дешевкой. Наконец, Теодор недовольно поморщился:
– Я вот думал сейчас: если бы на моем месте оказался небезызвестный тебе Энтони Бейсингем, у него бы язык во рту не замерз. Интересно, что бы он сказал?
– Да ну его! – поморщился Энтони. – Болтун…
– Я бы сейчас эту болтовню часами слушал, как соловьиную песню… – голос Галена задрожал: – Тони, я же ехал сюда искать твою могилу, а ты живой! Плевать, что от тебя половина осталась, цыгане говорят: главное, что кости целы, мясо – дело наживное. Выберемся.
– Конечно… – покорно согласился Бейсингем. Разговаривать ему не хотелось, слушать – еще куда ни шло, хотя энергия Теодора изрядно утомляла, отвык он от бурных проявлений чувств. Лучше всего лежать бы, смотреть на него и молчать, а он пусть делает, что ему угодно: хочет – говорит, хочет – вино пьет… Теодор пристально взглянул на Энтони, нахмурился и сел в кресло возле кровати.
– Что с тобой было-то?
– Неужели тебе не рассказали? – поднял брови в гримасе удивления Бейсингем.
– Еще сколько! И про роман с королевой, и про отставку, и про полтора месяца в крепости по делу, по которому не вызывали ни одного свидетеля, и про то, как Ее Величество, рассмотрев все обстоятельства, вынесла конечно же самое справедливое решение, и про то, как ты пропал, хотя за тобой посылали карету и так ждали во дворце…
– Карету?! – выдохнул Энтони и закашлялся. – А тебе не рассказали, как меня из тюрьмы выкинули – босого, в одной рваной рубашке? Я в таком виде пешком домой добирался, через весь город… Пришел, а дома нет! Если бы не Эстер, я бы попросту замерз той ночью…
Гален хмыкнул:
– Если бы не Эстер, через полчаса-час туда прикатила бы карета с королевскими гербами, и запыхавшийся приближенный Ее Величества долго бы объяснял, что они опоздали встретить тебя у ворот тюрьмы, объездили весь город, с ног сбились и, наконец, нашли – какое счастье! И если бы не любовь королевского шпика к пиву…
– К какому пиву?
– Хо! – усмехнулся Гален. – Этого ты не знаешь, и никто не знает… Я нанес визит начальнику королевской тайной полиции. По поводу обеспечения секретности военных планов. По ходу разговора мы решили выпить. Сначала вина, потом водки, потом тайтари…
– Терри, ты хочешь сказать, что перепил Амарильо?!
– Знал бы ты, как я перед этим поужинал! Пока он еще что-то соображал, мы обсуждали меры безопасности. Ну, а потом я между делом поинтересовался, зачем, имея такого военачальника, как Энтони Бейсингем, понадобилось звать меня. Он был уже даже и не пьян, а… Но говорить еще мог… кое-как. Подробностей придворной интриги он, конечно, не знает, а в том, что касалось его конторы, дело обстояло так. Им велено было следить за тобой от самой тюрьмы и, когда ты где-то остановишься надолго, доложить во дворец. Ты пошел сначала к своему приятелю – но там меры приняли заранее, сообщили привратнику, чтоб не вздумал пускать дворянина-оборванца, который придет якобы к его господину, потому что он наводчик шайки грабителей… Затем ты отправился к своему дому, побродил внутри, потом уселся на крыльце. Один из шпиков побежал докладывать, что птичка сидит на веточке, а второй остался караулить. А они ведь тоже пробродили целый вечер, замерзли… Ты, конечно, замерз больше, но и им было не сладко. Второй решил: а куда ты денешься ночью, босой – и пошел выпить пива. В эту-то щелку вы с герцогиней и проскочили. Он вернулся, видит – никого нет, понял, что за тебя шкуру живьем снимут, и ударился в бега. Ха, они ведь решили, что этот тупорылый с тобой заодно, взбудоражили весь город, искали его две недели, пока не нашли, наконец… Но куда интересней другое: вместе с тем шпиком, что побежал во дворец, вернулся королевский адъютант с каретой, а когда увидел, что тебя нет, так перепугался – шпик думал, его прямо на месте удар хватит. И я более чем уверен, что и пожар был подстроен, да и все остальное не просто так. Тебе явно должны были показать, что идти больше некуда, и тогда уже спасти, обогреть и приласкать, и в таком виде предъявить свету. Судя по усилиям, затраченным на эту интригу, ты ей очень нужен, причем нужен тихий, покорный, жмущийся к ногам. Зачем?
