Кохен был старьевщиком. Он взвесил мешок.

— Тринадцать и шесть, — сказал он.

Тэтчер услышал свой голос:

— Какого черта вы имеете в виду, тринадцать и шесть?

— Сами посмотрите.

— Да здесь не меньше пятнадцати.

— Послушайте, мистер Тэтчер, сегодня жарко, не заставляйте меня смеяться. Тридцать два фунта по пять пенсов. Чуть более тринадцати. Ну, скажем, тринадцать и шесть.

— Пусть будет пятнадцать для удачи, — попросил Тэтчер.

— Пятнадцать для удачи?! Вы что, обогатили меня своими обрезками?

— Ну хорошо, — примирительно сказал Тэтчер и забрал свои тринадцать и шесть. — Послушайте, Кохен, — обратился он к старьевщику.

— Да? Что такое?

— Вы не хотите оказать мне услугу?

— Если только это в моих силах. А в чем дело?

— Мы ведь давно уже знакомы.

— Я рад этому знакомству.

— Мы всегда с вами ладили. И с вашими помощниками.

— Так что же?

— Вы не одолжите мне тридцать фунтов?

Мистер Кохен рассмеялся.

— Что это с вами? Это жара так на вас действует? Тридцать фунтов? У меня? Откуда я возьму столько денег? Я бы мог еще вам дать пять, если уж вы так нуждаетесь. Но тридцать? Столько у меня нет.

Тэтчер ушел ни с чем. «Может быть, я сошел с ума? — спрашивал он самого себя. — Отказаться от тридцати фунтов, которые предлагал Ферн, а потом пойти и клянчить их у человека, с которым до этого я разговаривал всего несколько раз?»

Беспокойство охватило его. Он покончил с ногтями на больших пальцах, а потом принялся за указательные. Когда он переступил порог мастерской, то увидел, что его ожидает сборщик налогов.

Тэтчеру стало не по себе.

— Как дела, мистер Тэтчер?

— Видите ли, в данный момент у меня нет при себе денег, мистер Берк.

Берк был невысокого роста, очень старый. Как иногда про таких говорят, старая развалина. Старый, как и само ремесло, сборщик налогов. У него были скрюченные руки и сухой, морщинистый, ввалившийся рот. Он носил старомодную серую потертую шляпу забытого ныне фасона, она лоснилась в тех местах, где к ней особенно часто прикасались. Двухпенсовая бутылочка с чернилами болталась у него на шее на веревочке.

— Это никуда не годится, — заявил он. — Вы знаете об этом.

— Да, но видите ли… Чуть позже у меня будут деньги.

— Позже, позже. Когда именно? Сегодня? Завтра? На следующий год? Что вы имеете в виду под словом «позже»?

— Я… Сегодня днем.

— В два? В три? В четыре? Или пять? Что значит «сегодня днем»? Сейчас уже тоже почти день. Или это не так?

— В пять часов.

— В пять часов? В пять часов сегодня? Ну смотрите, не забудьте. Я приду еще раз в пять. Помните об этом. Но когда я приду в пять часов, не вздумайте говорить мне «в шесть» или в «пять тридцать», договорились?

Тэтчер открыл ему дверь и вежливо кивнул.

— Хорошо, мистер Берк, — сказал он, одновременно борясь с желанием дать пинка этой старой колоде, чтобы он скатился прямо с лестницы… ударить разок и покрепче, прямо в это лоснящееся пятно сзади обветшавших, когда-то черных, брюк. Удар, толчок, пинок… О, как чудесно покатился бы Берк вниз!

— Боже, чего бы я только не отдал за то, чтобы поплавать в море! — сказал Тэтчер.

Берк, уже спустившийся до первой площадки, услышал его.

— А лучше вы ничего не можете придумать? — спросил он с иронией.

Тэтчер яростно сжал ладони. Почему, почему, ну почему кто-то может вовремя платить свои налоги, а ему всякий раз приходится выкручиваться? Одно только слово Ферну, только одно словечко «да»…

Тэтчер решительно почистил свой пиджак и отправился опять на Грейт Рассел Стрит. Теперь все встанет на свои места. Он все объяснит мистеру Ферну.

«Я постеснялся, мистер Ферн, я был слишком смущен, чтобы сказать „да“, когда вы спросили у меня, не хочу ли я одолжить у вас денег. Но дело в том. что я действительно этого хотел: в общем-то, я должен был так сделать. Сборщик налогов давно уже ждет меня. А примерно через неделю я бы заплатил вам все, что с меня причитается».

Он смело постучал в дверь. Никто не ответил.

— Вам нужен мистер Ферн? — спросил его посыльный, проходящий по коридору.

— Да.

— Он ушел.

— Когда?

— Несколько минут назад.

— А скоро он вернется?

— Во вторник.

— Что!

— Он уехал в Бонгор на уикэнд.

— О Боже! — воскликнул Тэтчер.

Он потащился в Британский музей, где бесцельно бродил не меньше часа. Потом поехал к Мародену, который жил в Хэмпстеде. Марсдена не оказалось дома, Пайпер; Пайпер; мистер Пайпер мог бы… Мистер Пайпер уехал. О’Дауд? Тэтчер заглянул в свою записную книжку. О’Дауд жил в Фулхэме… Это было очень далеко, а день был таким жарким… Пропади все пропадом! Он пойдет и встанет у его двери, так же, как Берк со своей чернильницей! Но даже когда он пришел к такому решению, он знал, что откажется от него, не пройдя и сотни ярдов.

Глубокое уныние и тоска охватили Тэтчера. Он вернулся на Лемон Три Корт в половине пятого. Все было спокойно. Он наполнил водой маленький чайник, бросил небольшую горстку чая в эмалированный заварочный чайник, сполоснул чашку и стал ждать, когда закипит вода.

— Ах, черт возьми, у меня нет молока!

Он пошел к двери; открыл ее… и остановился как вкопанный. На пороге, в своем допотопном котелке и с нелепой бутылочкой с чернилами на шее, неприветливый, недоброжелательный, злой, как Смерть, стоял Берк, сборщик налогов.

— О, мистер Тэтчер, вы уже сами открыли мне дверь. А я только что собирался постучать. Да вы просто душка.

— Входите.

— Теперь у вас есть деньги? — спросил Берк, снимая шляпу и вытирая совершенно лысую голову розовато-лиловым шелковым носовым платком.

— Простите, что вы хотите сказать? — Тэтчер почувствовал себя старым и совершенно разбитым.

— Я говорю…

Закипела вода в чайнике, переливаясь через края, задребезжала крышка. Тэтчер снял его с огня и налил кипятку в чайник для заварки.

— Я спросил, есть ли у вас теперь деньги, мистер Тэтчер?

— Да, — Тэтчер посмотрел на свое отражение с задней стороны чайной ложки… он увидел только большой нос, все остальное как бы сплющилось на краях блестящей выпуклости.

— Вот и хорошо, — сказал Берк, откупоривая бутылочку с чернилами и слегка окуная в них кончик маленькой складной ручки. — Итак?

— Что?

— Пожалуйста, будьте так добры, поскорее! Я спешу, очень спешу. Ну давайте же, давайте…

— Одну минуточку.

Берк протянул нетерпеливую, согнутую крючком руку; легонько постучал по столу костяшками пальцев. И в этот момент что-то произошло с Тэтчером. Где-то в мрачных глубинах его сознания что-то щелкнуло и закружилось вихрем.

— Черт тебя побери! Будь ты проклят! — сказал Тэтчер и со всего размаху опустил ему на голову тяжелый утюг.

— Что вы делаете? — воскликнул Берк, и это было последнее, что он произнес. Тэтчер не почувствовал удара. Он услышал шлепок, и брызги полетели в разные стороны, как бывает, когда с высокого дерева падает переспелый плод. Он стоял, крепко вцепившись руками в утюг.

— О Боже! — застонал он. Голова Берка превратилась в отвратительное, внушающее омерзение красно-кровавое месиво… Стены были забрызганы, потолок обляпан, как будто какая-то глыба свалилась в кровавую лужу. Что-то медленно, каплями, стекало с потолка и с шипением падало на раскаленную газовую плиту. Из откупоренной бутылочки вытекали чернила.

— О Боже! — в отчаянии закричал Тэтчер, заплакав от охватившего его ужаса и отвращения.

Тут до него дошло, что он обречен. Осознав это, он успокоился. Он закрыл дверь на замок, а затем кончиком ботинка распахнул пальто Берка. Бумажник был там, во внутреннем нагрудном кармане. Оживившись, Тэтчер вытащил его большим и указательным пальцами, открыл и вынул деньги, которые Берк аккуратно сложил в разных отделениях — кучку десятишиллинговых банкнот, несколько фунтовых, почтовые квитанции и чек.

— А, чек, — в раздумьи произнес Тэтчер и положил его обратно, добавив к нему банкноту в один фунт стерлингов, в какой-то смутной глупой надежде, чтобы не подумали, что кража была причиной…