«Жевательная резинка, – подумал Лэйни. – Тематический бар. А я уже не очень и удивляюсь, привык». И все же стены из жеваной жвачки вызывали у него легкую тошноту; спускаясь вслед за Арли, он старался держаться от них подальше.

Спускаясь в серое и мучнисто-розовое, на этот раз – представляющие продукт нежеваный – огромные, во всю стену бруски, увешанные рекламами и вывесками его неоспоримой родины. Жесть с набивной печатью и древний, в рамки вставленный картон с искусной, как в музее, подсветкой. Кумиры и идолы жвачки. И главный из них – Базука Джо,[25] личность для Лэйни неизвестная.

– Часто сюда заглядываете? – спросил Лэйни, пристраиваясь на круглую табуретку с пухлым сиденьем какого-то совсем уж кошмарного жвачно-розового цвета. Поверхность стойки была сплошь облеплена обертками от жвачки.

– Да, – кивнула Арли, – но просто потому, что это заведение не пользуется особой популярностью. К тому же здесь не курят, большая для Японии редкость.

– А что такое «Блэк Блэк»? – Он указал на вставленный в рамку плакат с изображением старинного автомобиля, несущегося сквозь еле намеченный городской пейзаж. Под надписью «Блэк Блэк» чернели иероглифы, выполненные в некоем японском варианте «ар деко».[26]

– Жвачка. Ее все еще выпускают. Очень популярная у водителей такси. Из-за кофеина.

– Кофеин? В жвачке?

– А бодрящую жвачку с никотином не пробовали? Здесь продают.

– Я уж лучше возьму пива.

Когда официантка в некоем серебристом, исчезающе малом подобии шортов и пушистом, оглушительно розовом лифчике приняла у них заказ, Арли открыла свою сумочку, достала ноутбук и быстро пробежалась по клавиатуре.

– Здесь линейные топографии части структур, с которыми вы сегодня знакомились. – Она передала ноутбук Лэйни. – В формате «Риалтри семь-два».

Лэйни бегло просмотрел несколько картинок. Сплошь какие-то абстрактные, стереометрические построения.

– Я этого не понимаю.

Арли налила себе сакэ.

– Вы действительно получили подготовку в «Дейтамерике»?

– Меня натаскивали какие-то французы. Страстные любители тенниса.

– Мы получили «Риалтри» в «Дейтамерике». Их лучший инструмент количественного анализа. – Она закрыла ноутбук и спрятала его в сумочку.

Лэйни налил себе пива, отхлебнул и отставил стакан.

– А вам ничего не говорит название TIDAL?

– TIDAL?

– Аббревиатура. Наверное.

– Нет. – Арли взяла фарфоровую чашечку и подула на сакэ, как ребенок – на горячий чай.

– Это тоже их инструмент, а может – предварительная разработка. Очень сомнительно, чтобы готовый продукт уже вышел на рынок. Вот тогда-то, работая по проекту TIDAL, я и научился искать узловые точки.

– О'кей, – кивнула Арли. – Но что это такое, эти ваши узловые точки?

– Это примерно как высматривать корабли и верблюдов в рисунке облаков. – Лэйни взглянул на узкий ободок пены, прилипший к стенкам стакана. – Только тут ты видишь реальные вещи.

– Верблюды? – Арли поставила чашечку. – Ямадзаки заверял, что вы не сумасшедший.

– Это не сумасшествие, просто я как-то там по-особому обрабатываю широкополосные сигналы. Нечто, связанное с распознаванием образов.

– И на основе всего этого, что вы мне рассказываете, слитскановцы взяли вас на работу?

– Они взяли меня на работу, когда я продемонстрировал им, что узловые точки работают. С данными, которые вы мне сегодня предоставили, такого сделать не могу.

– Почему?

– А вы попробуйте выпить на пару с банком. Он не личность. Он не пьет. Его никуда не пригласишь, никуда не посадишь. – Лэйни отхлебнул пива, чуть подумал и допил стакан до конца. – Рез не порождает нужных мне структур, потому что никогда ничего не делает сам, только через посредников. Это все равно что выискивать в годовом отчете какой-нибудь корпорации привычки и пристрастия председателя совета директоров. Их там нет. Файлы, которые вы мне предоставили утром, ничуть не информативнее этих картинок в вашем ноутбуке. Знакомясь с каким-нибудь конкретным разделом, я не ощущаю, как эти вот данные связаны со всеми остальными. Мне нужна взаимосвязанность. – Он побарабанил пальцами по залитым в пластик оберткам от жвачки. – Где-то там в Ирландии. Дом с видом на море. Пустой, ни души. Записи о снабжении: зубная паста, крем для бритья…

– Я была там, – сказала Арли. – Он купил это поместье у одного пожилого музыканта. Ирландца. Очень живописное. Чем-то похоже на Италию.

– Как вы думаете, он повезет туда эту свою идору, когда они с ней окрутятся?

– Никто не понимает, что же, собственно, имел он в виду, говоря, что хочет на ней «жениться».

– Потом квартира в Стокгольме. Огромная. В каждой комнате по огромной изразцовой печке.

– Этой я не знаю. У него же масса квартир и домов по всему миру, часть этого жилья держится в большом секрете. Поместье на юге Франции, особняк в Лондоне, квартиры в Нью-Йорке, Париже, Барселоне… Когда разразился этот скандал с идору, я как раз работала в каталонском офисе, доводила до ума их хозяйство, а заодно и то, что в Испании. А теперь вот торчу здесь, с самого того времени.

– Но вы его знаете? Знали его прежде?

– Рез, мистер Лэйни, это пуп мира, в котором я работаю. Пуп можно видеть, но знать…

– А как насчет Ло?

– Спокойный. Очень. Умный. Очень. – Арли хмуро взглянула на чашку с сакэ. – Я не думаю, чтобы эта история так уж волновала Ло. Сдается, он и всю-то их карьеру воспринимает как некий забавный казус, выверт судьбы, не имеющий ни причин, ни последствий.

– Всю? И даже то, что его партнер решил жениться на некоей виртуальной особе?

– Ло рассказал мне как-то одну историю из своей прошлой жизни. Дело было в Гонконге, он нанялся там помогать уличному торговцу супом. У торговца была тележка с котлом, суп варили прямо здесь же, на улице. Он говорит, что их тележка была в деле уже более полувека, и главный секрет супового бизнеса состоял в том, чтобы никогда не мыть котел. Они варили суп все время, без малейшего перерыва. По сути дела, они пятьдесят лет подряд продавали один и тот же рыбный суп, один и тот же и не один и тот же, потому что они постоянно добавляли туда какие-то новые ингредиенты, те, что удавалось достать. Он сказал, что воспринимает свою музыкальную карьеру как нечто подобное и это ему нравится. Ну а Блэкуэлл говорит, что если бы Рез был таким же, как Ло, то он, Блэкуэлл, и по сю пору сидел бы за решеткой.

– Почему?

– Блэкуэлл тянул девятилетний срок в австралийской тюрьме максимально строгого режима, и тут вдруг Резу вздумалось посетить как раз эту тюрьму. Дать концерт для заключенных. Сольник. Ло и остальные отказались, считая эту затею слишком опасной, их предупредили, что тамошняя публика вполне способна взбунтоваться и взять заезжих филантропов в заложники. Администрация тюрьмы отказалась брать на себя ответственность за возможные последствия и потребовала от Реза расписку, что его предупредили. Рез дал им эту расписку. Все его охранники тут же уволились. Он пошел в тюрьму с двумя гитарами, беспроводным микрофоном и минимальным комплектом усилительной аппаратуры. Во время концерта вспыхнул бунт. Судя по всему, заводилами были итальянцы, арестованные и осужденные в Мельбурне. Пятеро из них затащили Реза в тюремную прачечную – глухое, без окон, помещение, где было легче организовать оборону. Они сказали Резу, что убьют его, если он не сможет договориться с администрацией об их освобождении. Грозились отрезать ему как минимум один палец, чтобы поотчетливее показать серьезность своих намерений. Или что-нибудь из более интимных частей тела, хотя вполне возможно, что тут они просто хотели напугать его посильнее. Напугали. – Арли подозвала пушистую официантку и заказала еще сакэ. – Блэкуэлл, который был крайне раздражен срывом понравившегося ему концерта, появился в прачечной минут через сорок после того, как Реза взяли в заложники. Ни Рез, ни итальянцы не видели, как он туда вошел, для итальянцев это стало полной неожиданностью. – Официантка поставила перед Арли чашечку, забрала пустую и отошла. – Он убил троих из этой компании, томагавком. Проломил им головы, как рассказывает Рез. Одному, другому, третьему. Спокойно, без всякой суеты.