Макиверс был высок и строен, в длинных вьющихся волосах его пробивалась преждевременная седина, а глаза сразу выдавали в нем профессионального альпиниста — полуприкрытые, сонливые, почти безжизненные, но способные, когда надо, мгновенно насторожиться. Состояние покоя для него было нестерпимо: он всегда был в движении — или говорил, или вышагивал из угла в угол; руки у него ни на минуту не оставались в покое.

Майор явно решил не заострять вопрос о его опоздании. Работы оставалось еще много, и спустя час мы уже принялись за окончательную проверку наших скафандров. К вечеру Стоун и Макиверс стали закадычными друзьями. Все было готово к старту, назначенному на утро. Нам оставалось только немного отдохнуть.

— Вот тут и была ваша первая большая ошибка, — сказал Бэрон, осушая свой бокал, и сделал знак официанту, чтобы тот принес еще пару.

— Макиверс? — спросил Клэни, взметнув брови.

— Конечно.

Клэни пожал плечами и окинул взглядом спокойных и молчаливых людей, сидевших за столиками вокруг.

— В подобных местах встречаешь много необычных людей, и иногда лучшие из них не покажутся с первого взгляда самыми надежными. Так или иначе, в тот момент проблема человеческих характеров не стояла у нас на первом плане. Нас тревожили, во-первых, снаряжение, во-вторых, маршрут.

Бэрон понимающе кивнул головой.

— Что представляли собой ваши скафандры?

— Лучшие теплоизолирующие костюмы, какие когда-либо видел свет, сказал Клэни. — Внутренний слой — из особого стекловолокна (асбест слишком жесток), индивидуальная холодильная установка и баллон с кислородом на восемь часов, подзаряжаемый с волокуши. Наружный слой — отражательная обшивка из мономолекулярного хрома, так что мы сверкали, словно рождественские елки. А между этими двумя слоями — прослойка с полдюйма, заполненная воздухом под повышенным давлением. Ну и, конечно, сигнальные термопары — при температуре плюс 410 градусов немного времени надо, чтобы превратиться в головешку, если скафандр откажет.

— А «жуки»?

— Они тоже имели теплоизоляцию, но мы на них особенно не рассчитывали.

— То есть как это не рассчитывали?! — воскликнул Бэрон. — Почему?

— Потому что знали, как часто нам придется из них вылезать. Они придавали нам подвижность, везли наш груз, но мы же понимали, что нам нужно будет много ходить и разведывать путь для машин, — тут Клэни горестно усмехнулся, — а это означало, что всего только дюйм стекловолокна и полдюйма воздушной прослойки будут отделять нас от наружной среды, где свинец — жидкий, как вода, цинк — почти на точке плавления, а лужи серы в тени кипят, словно котелок с овсяной кашей над костром.

Бэрон облизал губы и машинально погладил пальцами холодную, влажную стенку бокала.

— Продолжайте, — сказал он сдержанно. — Выступили вы точно по графику?

— О да, — ответил Клэни, — точно по графику. Мы только не совсем по графику закончили. Сейчас и пойдет речь об этом.

Он уселся поудобнее в своем кресле и продолжал рассказ.

Мы стартовали из Сумеречной зоны курсом на юго-восток с расчетом добраться за тридцать дней до центра Солнечной стороны. Если бы мы смогли делать по семьдесят мильв день, мы достигли бы центра точно в перигелий, в момент наибольшего приближения Меркурия к Солнцу, то есть оказались бы в самом раскаленном месте планеты тогда, когда оно более всего раскалено.

Солнце уже поднялось над горизонтом, когда мы тронулись в путь, огромное, желтое, вдвое больше того, которое видится с Земли. И с каждым днем нам предстояло видеть, как оно становится все огромнее, и двигаться по все более раскаленной поверхности. Но даже добравшись до центра Солнечной, мы сделали бы только полдела — нам ведь оставалось бы еще две тысячи миль до южной Сумеречной зоны. С Сандерсоном мы договорились, что он встретит нас там приблизительно через шестьдесят дней после старта.

Таков был в общих чертах наш план. Нам только нужно было проделывать ежедневно семьдесят миль, как бы жарко ни было, какой бы рельеф поверхности нам ни встретился. Аобходы — мы знали отлично, что обходы опасны и потребуют лишних затрат времени, и это само но себе могло стоить нам жизни.

Майор дал нам детальные инструкции за час до старта.

— Питер, ты возьмешь головной вездеход, один из легких, который мы специально разгрузили. Стоун и я, мы пойдем на своих машинах ярдов на сто позади слева и справа от тебя. На тебя, Макиверс, падает задача буксировать волокуши, так что тебе придется особенно осторожно управлять машиной. Дело Питера — выбирать трассу нашего движения. Если возникнет сомнение насчет безопасности дальнейшего маршрута, мы будем разведывать путь пешком, а потом уж пускать машины. Ясно?

Макиверс и Стоун обменялись взглядами.

— Джек и я договорились поменяться. Мы прикинули, что волокуши может взять на себя он, а я зато получу побольше маневренности.

Майор вскинул острый взгляд на Стоуна.

— Ты согласен, Джек?

Стоун пожал плечами.

— Не возражаю. Маку очень хочется…

— Да какая разница? — Макиверс сделал нетерпеливый жест. — Я просто лучше себя чувствую, когда в движении. Не все ли равно, кому буксировать волокуши?

— Пожалуй, и то верно, — сказал майор.

— Тогда, значит, мы с тобой пойдем на флангах у Питера. Так?

— Конечно, конечно, — Макиверс подергал себя за нижнюю губу. — А кто будет вести разведку впереди?

— Похоже, что это поручено мне, — ввернул тут я. — Поэтому головной вездеход мы хотим оставить максимально облегченным.

— Совершенно верно, — подтвердил Микута. — Мы ободрали его так, что только рама да колеса остались.

Макиверс замотал головой.

— Да нет, я говорю про головную разведку. Надо же иметь кого-то впереди, по меньшей мере за четыре-пять миль, чтобы обнаружить дефекты и активные точки поверхности, — тут он уставился на майора. — То есть я имею в виду, что мы не увидим, в какую чертову яму мы лезем, если у нас не будет разведчика впереди…

— Для этого у нас есть фотосхемы, — отрезал майор.

— Ха-ха, схемы! Я говорю о детальной разведке. Основные элементы топографии нам ясны. Погубить нас могут мелкие дефекты, которые на схемах не видно, — он нервно отшвырнул схемы. — Послушайте, разрешите-ка мне на одном из вездеходов оторваться от колонны на пять, ну, может быть, на десять миль и вести разведку. Я, конечно, никуда с твердого грунта не сойду, но обзор у меня будет отличный, и я буду радировать Питеру, где удобно обойти всякие провалы. Тогда…

— Без фокусов, — перебил майор.

— Да почему же? Мы сможем сэкономить столько дней!

— Плевать мне на такую экономию! Будем держаться все вместе. Мне надо, чтобы до середины полушария мы добрались живыми. А для этого нужно ни на одну минуту не терять друг друга из виду. Уж альпинисту-то следовало бы знать, что в группе человеку всегда безопаснее, чем в одиночку, куда бы он ни попал.

Макиверс впился в майора взглядом, щеки его залились краской гнева. Наконец, он сердито мотнул головой.

— Ладно. Раз ты так сказал.

— Да, я так сказал и не тучу. И никаких выдумок не позволю. Мы все вместе придем к центру Солнечной и вместо закончим переход. Ясно?

Макиверс мотнул головой. Микута перевел взгляд на Стоуна, затем на меня, и мы тоже ответили ему кивком.

— Ну, и ладно, — медленно протянул он. — Раз мы все уладили, можно и трогаться в путь.

Нам было жарко. Даже если мне суждено забыть все события этого похода, одного я не забуду никогда — Солнца, огромного желтого Солнца, льющего на нас свой свет, не затухающий ни на мгновение, свет, с каждой милей все более и более жгучий. И, начав свой путь на юго-восток от лаборатории в Сумеречной зоне по длинной узкой расщелине, мы, свежие и отдохнувшие, знали, что эти первые несколько дней будут самыми легкими.

Я тронулся первым. Оглядываясь, я видел вездеходы майора и Макиверса. Они ползли, плавно переваливаясь на своих баллонах-подушках, по изрезанной и неровной поверхности расщелины. За ними тащился трактор Стоуна с волокушами.