Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Затем ее пример подхватили другие операторы, и что же получилось? Кошмары и путаница, хаос и неразбериха. Помните ли вы это времечко, господа? Готов держать пари на все варенье ваших бабушек, что помните!

Тогда вмешался конгресс и принял закон, устанавливающий погоду на каждый день недели. Посмотрим, верно ли я его помню. В субботу и воскресенье солнечно и настолько тепло, что можно купаться, но не слишком жарко — это уж само собой. По понедельникам проливной дождь. Помните, как, услышав об этом, домохозяйки всей страны взвыли от возмущения? Но Ассоциация женских клубов встала грудью — нет-нет, сенатор, я и не думаю паясничать — встала грудью на защиту этого закона. Они утверждали, будто хороший ливень в понедельник смоет всю грязь после воскресного пикника и будет способствовать украшению страны. Даже — добавлю я от себя — ценой того, что нижнее белье останется грязным.

Возможно, я ошибаюсь, но сдается, что газовые компании и фабриканты электросушилок тоже приложили к этому руку. Разве они не взвинтили цены сразу же, как был принят закон?

Как бы там ни было, вслед за дождливым понедельником закон предписывал на вторник и среду легкий ветерок и переменную облачность без осадков, а затем после дождика в четверг отличную погоду по пятницам — специально для переутомившегося начальства, которое любит начинать свой уикенд заблаговременно.

А теперь вспомните, насколько хватило этого благородного начинания, после того как закулисные толкачи и лоббисты принялись оказывать давление на конгресс и каждая группа тянула в свою сторону? Не хочу пускаться в разглагольствования о системе нашего законодательства, но. пора бы уже понять, что нельзя беспредельно испытывать терпение народа.

Итак, конгресс отменил свой закон о погоде и тут же принял новый, еще хуже прежнего. Есть люди, которые учатся на собственных ошибках. Но только не наши конгрессмены. Стоит им только начать заниматься предписаниями и постановлениями, как они уже не в силах остановиться. Кончилось тем, что они издали совсем уж кошмарный закон, предписывающий на каждый день недели теплую безоблачную погоду и легкий дождик с полуночи и до восхода солнца. Вот вам превосходный образчик щедрости наших законодателей, вопиющий о полном непонимании человеческой натуры. Приношу свои извинения всем сидящим здесь сенаторам и членам палаты представителей, но согласитесь, что из этой затеи не вышло ровным счетом ничего хорошего. Как бы там медоточиво и завлекательно ни расписывали этот законопроект во время дебатов…

А теперь, господа, прежде чем сознаться в одном проступке, я хочу рассказать крохотный эпизод из моей жизни. История эта сугубо личная, но она имеет отношение к дальнейшему, так что я прошу вас запастись терпением. К тому же, как метко заметил господин президент, спешить-то нам все равно некуда.

Как- то утром, месяцев пять спустя после принятия закона «Солнце — каждый день», я спустился в кафетерий при гостинице, где имел обыкновение завтракать, взгромоздился на высокий стул у стойки и крикнул официантке:

— Омлет «солнышко» с поджаренной корочкой!

Официантка — этакая нахальная рыжая девица — и ухом не повела, но я решил, что, поскольку я завтракаю здесь из месяца в месяц, она уже знает мой заказ наизусть. Я спокойно ожидаю свой омлет и вдруг вижу, что все окна наглухо закрыты ставнями. Тогда я дотягиваюсь до ближайшего окна и открываю его. В комнату, искрясь и отражаясь от еще мокрой мостовой, врываются лучи утреннего солнца.

Вдруг из-за моего плеча высовывается веснушчатая рука с облупленными перламутровыми ногтями и захлопывает ставни. Оборачиваюсь. Передо мной, широко расставив ноги и уперев руки в бедра, стоит рыжая официантка.

— Мы здесь не любим, когда открывают ставни, — с вызовом произносит она, — и, кстати, «солнышка» мы тоже больше не подаем, мистер прохфессор. Можете представить мое удивление.

— Это еще почему? — спросил я.

Она хрипло хохочет, и, к моему смятению, я слышу, как к ней присоединяются ранние посетители. Официантка поворачивается к ним.

— Полюбуйтесь-ка на этого хмыря, — говорит она и тычет через плечо в мою сторону большим пальцем, — «солнышко» ему подавай. С поджаренной корочкой. Словно нас и без того мало поджаривают. И он еще спрашивает: почему?

Она снова поворачивается ко мне и продолжает глумиться:

— Уж кому-кому, господин прохфессор, а вам бы следовало догадаться.

Я не имел ни малейшего представления, с чего бы это мне отказываться от своего любимого омлета. Я ем его каждое утро уже много лет подряд. Но со всех сторон слышались недружелюбные насмешки, и меня это не столько разозлило, сколько обескуражило.

— Ну, так дайте яйца вкрутую, — пробормотал я заикаясь.

— Ха! Теперь ему вкрутую захотелось, — фыркнула официантка и, перегнувшись через стойку, покрутила перед моим носом толстым пальцем. — Нет уж, прохфессор, ни жареных, ни вареных, ни печеных яиц вы здесь не получите. А если вам так уж приспичило яичек, так ешьте их всмятку. И холодными.

По натуре я человек довольно миролюбивый. Мне противны любые публичные скандалы. Сама мысль о них приводит меня в ужас. Но яйца всмятку мне еще противнее. Тем более холодные.

Дрожа от негодования, я слез со стула.

— Что ж, позавтракаю в другом месте, — хотел я сказать ледяным тоном, но вдруг голос мой задрожал, как у напроказившего школьника.

— Валяйте, прохфессор, — крикнула мне вслед официантка, — поищите другое местечко. Но только «солнышка» в этом городе вам не подадут. И не мечтайте. Придется уж вам глотать яйца всмятку, хоть подавитесь!

Я в сердцах хлопнул дверью, но, даже выходя на залитую солнцем улицу, все еще слышал за собой издевательский хохот.

Вот и все. Нелепая история, не так ли? Дело, не стоящее выеденного яйца. Сколько ни ломал я голову над этим происшествием, оно представлялось мне просто вздорной и бессмысленной выходкой.

И вдруг меня осенило. До меня дошел зловещий смысл эпизода с яйцами. Вижу по вашим лицам, господа, что и вы поняли. Но невелика хитрость быть умным задним числом.

А теперь выслушайте мое признание. Помните ли вы, как в один прекрасный день в июле прошлого года вся страна, а за ней весь мир были потрясены сенсационным сообщением о том, что в Вашингтоне пошел дождь. Затем в Нью-Йорке. Потом в Калифорнии, Техасе, Айове, Флориде и наконец над всей страной, от океана до океана, от Аляски и до Гавайских островов, разразился летний ливень. Так вот, господа, это вовсе не было попыткой диверсии со стороны русских агентов, как потом намекали газеты.

Да, господин президент. Вы правильно догадались. Это случилось в тот же день, что и история с яйцами.

Как я это сделал? Я давно уже работал над созданием центрального пульта, позволяющего контролировать всю сеть РБТ. Незадолго перед этим я закончил работу. Происшествие с яйцами подсказало мне, что есть люди, которые совсем не прочь для разнообразия немного помокнуть под дождем, и тут я понял, что и сам сыт по горло безоблачными небесами.

Я включил пульт и настроил его на теплый летний дождик. Сработало прекрасно, за исключением лишь блока синхронизации. Но я не стал доискиваться до причины неполадок. Я просто вышел на улицу без плаща и зонтика, наслаждаясь погодой.

Что вы сказали, сенатор? Ах, оказывается, это я испортил пикник, который ваша супруга устроила в честь супруги монровийского посла? Примите мои глубочайшие извинения. Если бы я только знал…

Да, сенатор, я понимаю, что нарушил закон. Согласен, тысячу раз согласен, что законы священны — по крайней мере, до определенного предела. Но я никогда не соглашусь почитать закон выше блага моих сограждан.

Помните ли вы, сенатор, тот удивительный доклад ФБР, который, не будь он так хорошо документирован, мог бы показаться совершенно невероятным? Вы и ваша комиссия не могли, с ним не ознакомиться. В докладе говорилось о широком, хорошо организованном заговоре с целью уничтожения всех станций РБТ. Заговор этот провалился только из-за поразительного стечения обстоятельств. По странному совпадению именно в день, когда этот замысел должны были привести в исполнение, по всей стране пошел дождь. Кстати, заговорщики не были иностранными агентами. Это были самые обыкновенные американцы, которые никогда в жизни не занимались подрывной деятельностью. Просто они считали, что правительство не имеет права диктовать, какой должна быть погода. И все они были сыты солнцем по горло.

29
{"b":"101518","o":1}