Псков. 2-го марта

Николай

15 час. 5 мин. 1917 г.

[Скреплено]

Министр Императорского Двора

Генерал-Адъютант Граф Фредерикс»¹³⁵.

Две черты этого исторического документа, которым завершилось трехсотлетнее правление Романовых, требуют пояснений. Первая: отречение было адресовано не Думе и ее «Временному комитету», фактическому правительству России, но верховному главнокомандующему генералу Алексееву. Очевидно, с точки зрения Николая, военное командование оставалось единственным носителем власти. Вторая черта, которая была повторена в прощальном обращении Николая к войскам 7 марта, — это осознание, что отныне Россия есть конституционная монархия в полном смысле слова: акт отречения предлагал Думе устанавливать новый конституционный порядок и определять роль монархии в нем.

Пока снималась копия с манифеста, которую думские делегаты должны были отвезти в Петроград, Николай по их просьбе написал две собственноручные записки Сенату. В одной он назначал князя Львова председателем Совета министров, что узаконило деятельность Временного комитета. По словам Гучкова, император, согласившись назначить Львова, спросил, какой чин он имеет. Когда Гучков ответил, что не знает, Николай только усмехнулся¹³⁶: он, очевидно, не мог понять, как частное лицо, без всякого чина, может возглавить кабинет министров. Другое распоряжение касалось назначения вел. кн. Николая Николаевича преемником на посту Верховного главнокомандующего¹³⁷. Хотя в действительности была уже полночь, оба документа помечены двумя часами дня, чтобы предшествовать по времени акту отречения.

Когда все было закончено, Николай сказал Шульгину, что намерен провести несколько дней в Ставке, затем навестить в Киеве мать и наконец присоединиться к семье в Царском Селе, где собирается оставаться до выздоровления детей от кори*. Все три документа были отосланы с курьером в Могилев для распространения. Следом в том же направлении двинулся царский поезд. В дневнике Николай записал: «В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость и обман!» А на следующий день, проведенный в пути к Ставке, «читал много о Юлии Цезаре».

* Мартынов. Царская армия. С. 171. По свидетельству Воейкова (Падение. Т. 3. С. 79), Николай предпочел направиться в Ставку, а не в Царское Село, куда путь был еще прегражден.

Новость об отречении Николая распространялась быстро и к полудню следующего дня достигла Царского Села. Александра Федоровна вначале не желала в него верить, говоря, что не может себе представить, чтобы ее супруг поступил так опрометчиво. Когда к вечеру слух подтвердился, она объяснила, что «император предпочел отречься от короны, чтобы не нарушать данную при коронации клятву удержать и передать своему наследнику самодержавие в том виде, в каком он принял его от своего отца». Потом она заплакала¹³⁸.

В контексте политической ситуации того времени отречение императора Николая II произошло уже на спаде событий, ведь несколькими днями ранее петербургская толпа свергла его своею властью. Но в более широком контексте российской политической жизни это был акт величайшей важности. Во-первых, потому, что государственные служащие и военные в России приносили клятву верности самому царю и отречение освобождало их от этой клятвы и от их обязанностей. До тех пор, пока на трон не взойдет Михаил (и только в этом случае), чиновники и офицеры были вправе поступать по своему усмотрению, не имея над собой верховной власти, которой следует подчиняться. Во-вторых, поскольку народные массы в России привыкли идентифицировать личность монарха с государством и правительством, уход монарха означал для них развал империи.

* * *

Шульгин и Гучков уехали в Петроград в три часа ночи. Перед отъездом они сообщили телеграфом правительству содержание трех царских документов. Текст манифеста об отречении привел кабинет в замешательство, так как никто не предвидел отречения царя в пользу брата. Думский кабинет, боясь, что манифест в таком виде вызовет новые волнения, решил на время приостановить его публикацию.

Комитет провел остаток ночи в горячих спорах о программе дальнейших действий. Главными противниками были Милюков и Керенский. Милюков, выдвигая уже не раз приводившиеся им основания, доказывал, что важно сохранить монархию хоть в каком-то виде. Керенский возражал: как бы ни были вески исторические и правовые аргументы Милюкова, сегодня, учитывая настроение народа, такой курс совершенно невозможен. Кабинет взял сторону Керенского. Было решено как можно скорее устроить встречу с вел. кн. Михаилом и убедить его отказаться от престола. Родзянко сообщил об этом Алексееву и Рузскому, прося их пока сохранять царский манифест в тайне¹³⁹. В иных обстоятельствах вел. кн. Михаил мог бы быть весьма подходящим кандидатом на роль конституционного монарха. Он родился в 1878 году и с 1899-го по 1904 год был естественным наследником престола. Но в 1912 году запятнал себя морганатическим браком, женившись в Вене без позволения царя на разведенной женщине. За этот проступок над ним и его имуществом была установлена опека, ему запретили возвращаться в Россию и уволили из армии. Позднее его царствующий брат смягчился, разрешил ему вернуться и позволил его жене Н.С.Вульферт носить титул княгини Брасовой. Во время войны Михаил служил на Кавказе командующим знаменитой Дикой дивизии и Вторым Кавказским корпусом. Был он мягким, скромным человеком, мало интересующимся политикой, столь же нерешительным и слабым, как и его старший брат. И хотя во время февральской революции он был в Петрограде, но оказался совершенно бесполезным для думских лидеров, надеявшихся на его помощь в восстановлении порядка.

В шесть часов утра Комитет Думы связался по телефону с вел. кн. Михаилом, остановившимся в доме княгини Путятиной. Его осведомили о решении брата передать ему российский престол и просили о встрече с кабинетом. Михаил был удивлен и раздосадован поступком брата, возложившего на него столь тяжкую ответственность без предварительной договоренности. Встречу с кабинетом отложили до утра, очевидно, потому, что министры хотели услышать отчет Шульгина и Гучкова об их миссии в Псков. Однако эмиссары задержались и пришли в дом Путятиной к моменту начала встречи¹⁴⁰.

От имени большинства в кабинете Родзянко заявил вел. кн. Михаилу, что, если он примет престол, в считаные часы разразится новый страшный бунт, который выльется в гражданскую войну. И правительство, не имея в своем распоряжении никаких надежных войск, ничего не может гарантировать. Поэтому решать вопрос монархии всего вернее предоставить Учредительному собранию. Керенский говорил в том же духе. Милюков высказал противоположное мнение (поддержал его только Гучков). Отказ принять корону будет означать гибель России, проговорил он голосом, осипшим от многодневных бесконечных выступлений, и продолжал: «Сильная власть, необходимая для укрепления порядка, нуждается в опоре привычного для масс символа власти. Временное правительство одно без монарха... является утлой ладьей, которая может потонуть в океане народных волнений; стране при таких условиях может грозить потеря всякого сознания государственности»¹⁴¹.

Тогда в полемику вступил Керенский: «П.Н.Милюков ошибается. Приняв престол, вы не спасете Россию!.. Наоборот. Я знаю настроение масс... Сейчас резкое недовольство направлено именно против монархии... именно этот вопрос будет причиной кровавого разлада. Умоляю вас, во имя России, принести эту жертву»¹⁴².

В попытке примирить несогласные стороны и сохранить хоть что-то от монархического принципа Гучков предложил великому князю принять титул регента¹⁴³.

В час дня Михаил, с возрастающим нетерпением выслушивавший эти споры, пожелал поговорить с Родзянко с глазу на глаз. Все согласились, однако Керенский захотел удостовериться, что великий князь не станет советоваться с женой, имевшей репутацию политической интриганки. Усмехнувшись, великий князь заверил, что его жена сейчас находится в Гатчине. По словам Родзянко, основной вопрос, который ему задал великий князь, когда они остались наедине, был: может ли Дума гарантировать его личную безопасность, и отрицательный ответ Родзянко решил исход дела¹⁴⁴.