Исторически так сложилось, что население Филиппин в основном исповедовало христианство, и лишь очень небольшая часть (около 5%) мусульманство, причем большая часть мусульманского населения и была сосредоточена на острове Минданао.

Всегда найдутся определенные политические силы, которым выгодно разжигание любой розни и использование возникшего конфликта в своих корыстных целях. Были подобные группировки и на Минданао, поэтому религиозные и этнические конфликты, а также стычки правительственных войск с исламскими террористами происходили и происходят на острове довольно часто.

Волна упорно выталкивала на песчаный пляж какую-то корягу, в злобе пенилась, отбегала и снова набрасывалась на почти черный кусок дерева, толкая его на сушу, откуда он, собственно, и пришел. Бедная деревяшка цеплялась за дно и упорно не хотела возвращаться домой, но волна снова и снова толкала ее на белоснежный песок узкой полоски пляжа. Эта черная, казавшаяся какой-то грязной коряга абсолютно не гармонировала с кристально чистой голубовато-изумрудной водой, но и на чистом белоснежном пляже, от белизны которого слепило глаза, она тоже выглядела бы неестественно.

Точно так же, как эта несчастная коряга, не вписывался в окружающий пейзаж высокий бетонный забор с колючей проволокой наверху, с камерами видеомониторинга, с запретительными табличками, окружавшими одноэтажное, но довольно высокое прямоугольное здание с плоской крышей и огромными тонированными окнами, зашторенными плотными стальными жалюзи.

Это здание располагалось между городом Котабато – столицей провинции Центральный Минданао – и городком Биту. Полтора десятка километров отделяло его от побережья, где упорная волна океанского прибоя безуспешно толкала черную коряжину на белоснежный пляж.

Вокруг забора, окружавшего здание, расстилались джунгли, а дальше – ананасовые плантации. Дорога к тщательно охраняемой территории была одна, с севера подъезд ограничивала река Минданао, а с юга и юго-запада – практически непроходимые болота. Воздух был влажен и насыщен неимоверным количеством насекомых.

С эстетической точки зрения, место малоприятное, и почему здание располагается именно здесь, известно теперь, наверное, лишь японским военным, которые его и построили в 1942 году, после того как вошли на Филиппины. А может быть, даже американцам, к которым оно перешло двумя годами позже и в чьей собственности находилось и по сей день.

Если ехать по извилистой дороге, ведущей к территории здания, то въездные ворота появлялись неожиданно, как бы вырастая из джунглей, но со сторожевых вышек, на которых круглосуточно дежурили спецназовцы, дорога просматривалась почти на километр даже ночью.

На воротах, рядом со знаком биологической опасности, висела облезлая табличка с надписью «H-2-8», наверное, из-за нее этот институт, а это был сверхсекретный институт микробиологии, подведомственный Пентагону, так и называли – «Эйч-ту-эйч».

Правительственных чиновников в Маниле, равно как и в Котабато, мало интересовало, чем, собственно, занимается «Эйч-ту-эйч», им было вполне достаточно того, что в бюджет страны дядя Сэм ежегодно переводит кругленькую сумму за аренду. К тому же спецназовцы, когда в этом возникала необходимость, оказывали посильную помощь в наведении порядка на прилегающей территории.

Архитектура здания, как и место его расположения, оставляла желать лучшего, это был просто серый параллелепипед без каких-либо затей. Но внутренняя планировка здания разительно отличалась от его внешней простоты. Здание имело три как бы вложенных друг в друга сектора – A, B и С, а также находящийся в торце, противоположном центральному входу, крошечный сектор D – что-то вроде склада готовой продукции, если такое возможно в исследовательском институте.

Все сектора отличались степенью секретности, степенью биологической защиты и разными гигиеническими требованиями.

В первый сектор С имели доступ все сотрудники института, и попасть в него можно было с центрального входа, приняв обычный душ и надев белый костюм и тапочки. Здесь находились кабинеты теоретиков, информационный компьютерный центр, комнаты отдыха, помещение охраны, столовая и различные подсобные помещения.

В секторе В находились научные лаборатории, здесь автоматикой поддерживался определенный микроклимат, а исправность ее контролировал специальный человек. Вентиляция в этом секторе была устроена по замкнутому контуру, внутрь не попадал и наружу не выходил воздух, не прошедший специальной обработки, от этого в секторе держался своеобразный запах, к которому, впрочем, быстро привыкаешь. В этот сектор так же, как и в сектор С, входить имели право почти все служащие, лишь за редким исключением.

Вообще в сектор В было проще попасть, чем из него выйти. Войти в него можно было из С, лишь сунув в электронный замок индивидуальную карточку и набрав личный код, а вот на выходе, который, кстати говоря, был совершенно в другом месте, сотрудник должен был раздеться догола, бросить костюм в утилизатор и пройти довольно неприятный курс дезинфекции. И только после этого можно было вновь попасть в сектор С.

Сектор А – только для избранных – владения доктора Мицуто Асакино, но надо сказать, никто туда, кроме него самого и еще нескольких сотрудников, одержимых наукой, попасть и не стремился. Вход в сектор был сложен и долог: карточка, личный код, отпечаток большого пальца правой руки. Только после этого медленно открывалась первая дверь – тяжелая, металлическая, метровой толщины, со знаком не только биологической опасности, но и радиационной. Сотрудники входили в небольшое помещение, где их ждали темно-синие скафандры с кабелем подвода воздуха, первая дверь закрывалась, и только после этого открывалась вторая дверь, которая являлась входом сектора. Уже внутри сектора сотрудники подключали воздушные кабели своих скафандров к свисающим с потолка штуцерам. Выход осуществлялся через эти же двери, но в обратной последовательности.

Если при выходе из сектора В сотрудники подвергались неприятному физическому воздействию – дезинфекции, то при входе и выходе из сектора А еще более неприятному психологическому, некоторые, особенно подверженные клаустрофобии, так и не могли к этому привыкнуть. Вроде бы ничего особенного, но так кажется, пока сам не попробуешь пройти через эти «адовы врата». Один зуммер и мигающая красная лампочка, которые работают, пока открыта хотя бы одна дверь, чего стоят, да еще закрывающаяся метровая металлическая дверь – мурашки по спине, такое чувство, будто тебя хоронят заживо в сейфе.

Но все это обычные меры предосторожности, а вот что отличало этот институт от других ему подобных, так это приказ начальнику охраны на уничтожение здания в случаях, подробно описанных в дополнении к контракту, который подписывался при приеме здания и прилегающей территории под охрану.

Знали об этом дополнении только трое: доктор Мицуто Асакино – научный руководитель проекта, майор Джон Свенсон – начальник охраны и генерал из Пентагона Ричард Кларк, курирующий институт.

Всех сотрудников генерал подбирал лично, включая и охрану, состоявшую из роты спецназа. И что сразу бросалось в глаза, рота была укомплектована исключительно афроамериканцами. Так теперь стали называть негров, считая слова «негр», «черный», «чернокожий» оскорбительными, хотя белых по-прежнему называли белыми, а не евроамериканцами. Сам генерал Кларк был также чернокожим.

Доктор Асакино – щуплый, но очень подвижный и темпераментный старичок, – только что закончивший работу в лаборатории сектора А, торопливо семеня короткими ножками, почти бегом направлялся в свой кабинет: ему не терпелось поскорее обработать результаты последнего опыта, которые обещали быть довольно интересными.

Навстречу ему по коридору шагал высокий широкоплечий парень, в руках он нес большой пластиковый контейнер.

– Добрый день, доктор Асакино, – проговорил парень, когда поравнялся с ученым, немного отодвигаясь к стене, уступая дорогу.